Наталья Александрова - Вредная утопленница

По другой стороне коридора располагались четные номера.

Вот и номер триста семь…

Надежда Николаевна опасливо огляделась по сторонам и вставила в прорезь карточку.

Замок загудел, и на нем загорелся зеленый огонек, значит, дверь открыта.

Надежда толкнула дверь и вошла в комнату.

Эта комната напоминала небольшой гостиничный номер – аккуратно застеленная кровать, покрытая клетчатым пледом, в углу – мягкое кресло, небольшой столик, зеркальный шкаф. Справа от входа была еще одна дверь, приоткрыв ее, Надежда увидела скромную ванную комнату – душевая кабинка, раковина, унитаз.

Судя по всему, это была одна из комнат, предназначенных для пациентов медицинского стационара. А поскольку карточку-ключ от этого номера Надежда нашла на том месте, где на ее глазах задушили неизвестную женщину, можно было сделать вывод, что именно она, эта жертва душителя, занимала этот номер… Вряд ли Женя Малинина пользовалась услугами этого медицинского центра – не станет она тратить деньги зря, да и болеть ей сейчас некогда. И потом, если бы уж она потеряла эту карточку, то хватилась бы ее сразу же. Итак, примем как гипотезу, что карточка принадлежала убитой женщине и выпала у нее из кармана, а убийца этого не заметил. Еще бы ему заметить, когда пришлось труп срочно прятать и кабинет в порядок приводить. Тут уж Надежда вовремя подсуетилась, вызвала милицию.

Вспомнив про двух противных милиционеров, Надежда почувствовала прилив здоровой злости и продолжала размышлять.

Если она права, тогда становится понятным, почему неизвестную шатенку никто не ищет: наверняка она взяла на работе больничный, и сослуживцы считают, что она лечится. А домашние? Может быть, она одинока, или отношения с родственниками у нее прохладные и они не беспокоятся о ней…

Как бы то ни было, нужно обследовать номер, возможно, здесь остались какие-то вещи неизвестной, и Надежда сможет по ним хоть что-то о ней узнать.

Сначала она просто обошла комнату, бегло оглядываясь по сторонам.

Все было прибрано, видимо, здесь ежедневно наводила порядок горничная. Никаких вещей не было на столе и на полу, не стояли возле кровати домашние тапочки, не лежала на тумбочке у изголовья кровати недочитанная книга.

Надежда раздвинула зеркальные створки шкафа.

Здесь тоже было пусто – голые одежные плечики сиротливо покачивались на металлической штанге.

Что же это значит?

Что неизвестная женщина не собиралась возвращаться в эту комнату. Она собрала все вещи и куда-то их унесла.

Или… или это сделал кто-то другой – например, тот мужчина, который задушил ее позавчера вечером в офисе фирмы «Тетрис». Расправившись с той женщиной, он пришел сюда и уничтожил всю ее одежду, а также прочие личные вещи, чтобы от его жертвы не осталось никаких следов.

Но если так… как он проник в эту комнату? Ведь ключ от нее, пластиковую карточку с номером, он не нашел, эта карточка завалилась под коврик на месте убийства, где ее обнаружила Надежда Николаевна…

Впрочем, наверняка ключ от комнаты есть у горничной, и ее не так уж трудно обмануть или подкупить…

Надежда еще раз более внимательно осмотрела комнату.

Не может быть, чтобы горничная так тщательно ее убрала, что от пациентки не осталось никакого следа. В конце концов, она же была не бесплотным духом, а живым человеком, а от живых людей всегда остается множество следов и масса мусора…

Мусор!

Надежда Николаевна проверила мусорную корзинку под столом в комнате и вторую – в ванной. Но они были пусты, и заменены пластиковые мусорные мешки.

Немного поколебавшись, Надежда вытащила пустой мешок из корзинки в ванной. По собственному опыту она знала, что иногда какая-нибудь мелочь выпадает из мешка и остается внутри корзинки.

И действительно, на самом дне корзинки что-то белело.

Надежда Николаевна наклонилась и вытащила бумажный прямоугольничек чека.

Это был билет на пригородную электричку. Дата на билете стояла недавняя – 22 августа 2010 года, зона шестая. Билет был только в одну сторону.

Надежда рассеянно повертела билет в руках, не понимая, что это может ей дать.

Спрятав свою находку в сумку, она продолжила тщательный обыск номера.

Вторая мусорная корзина ничего ей не дала.

Точно так же ничего не было в выдвижном ящике стола, ничего не завалилось за батарею отопления и между спинкой и сиденьем кресла, ничего не было в ящиках и на полках платяного шкафа.

Надежда подошла к кровати, откинула плед, перетрясла подушки – и тоже никакого результата.

Тогда она опустилась на колени и заглянула под кровать.

И здесь ее ждала удача: подмести под кроватью горничная, видимо, поленилась, там было полно пыли, и в этой пыли валялась небольшая книжка в мягком переплете.

Надежда Николаевна вытащила эту книжку, смахнула с нее пыль и поднесла к свету.

Это была книга «Комнатные и декоративные растения».

Надежда увидела фотографии гераней и фуксий, бегоний и фиалок, азалий и орхидей и почувствовала запоздалую симпатию и сочувствие к неизвестной женщине: она сама увлекалась комнатными цветами, значит, у них с покойной были общие интересы.

Впрочем, найденная книга ничего не сказала ей об этой женщине, кроме того, что та интересовалась цветами. Надежда потрясла книгу, чтобы проверить, не заложено ли что-то между ее страницами. Ничего не найдя, она перелистала ее в поисках каких-то пометок.

Но и это не принесло никаких результатов.

Надежда Николаевна убрала книгу в свою сумку, чтобы на досуге изучить ее еще более внимательно, и снова направилась к двери ванной, чтобы еще раз тщательно ее обыскать.

И в это мгновение входная дверь комнаты начала медленно открываться.

Клиентов сегодня было маловато, к обеденному времени в офисе фирмы «Тетрис» и вовсе стало пусто. Павлик отложил неисправный жесткий диск, на который тупо смотрел последние полчаса, и проговорил, лениво растягивая слова:

– Ни-ика, ты обедать пойдешь?

Вероника не любила обедать с Павликом: он вечно ронял на пол крошки, болтал с полным ртом, ковырял в зубах, отчего у нее безнадежно портился аппетит. Но ссориться с ним она не хотела и обычно отговаривалась занятостью. И сейчас хотела что-то сочинить, но тут очень своевременно включилось переговорное устройство, и секретарша шефа строго произнесла:

– Вероника, зайди к Михаилу Борисовичу!

Вероника встала, развела руками, как будто очень хотела составить компанию Павлику и огорчена неожиданным вызовом, и отправилась в кабинет начальника.

Миша сидел за столом, как обычно, что-то записывая в свой блокнот.

Вероника знала, что таким образом он демонстрирует подчиненным свою чрезвычайную занятость. Как-то она заглянула в этот блокнот и увидела, что в нем записаны всего лишь результаты последних футбольных матчей.

Нехотя оторвавшись от блокнота, шеф поднял взгляд на Веронику и проговорил озабоченным голосом:

– Ника, для тебя есть работа. Код сорок четыре.

Шеф их фирмы отличался особенным, каким-то непосредственным и органичным хамством. Хамил он не со зла, а просто от природы был такой неотесанный.

Так, входя утром в офис, он никогда не говорил коллективу «здравствуйте». То же касалось и прощания. Всех без исключения сотрудников, начиная с секретарши Даши и кончая уборщицей Марьей Степановной пятидесяти восьми лет от роду, он звал на ты и по имени. Он мог при людях запросто ковырять в носу, сидел в офисе в расстегнутой рубашке, изредка почесывая волосатое пивное пузо, плевал на улице и, по представлению Вероники, ел бы дома жареную картошку прямо со сковородки. Если бы ему это позволили. Но тут в борьбу вступала жена. Вот уже лет восемь, с тех пор как они поженились, жена пыталась шефа цивилизовать.

Опять-таки по наблюдению Вероники, ей это удавалось плохо. Шеф с женой обращался отвратительно, за глаза называл ее «моя дура», в глаза вообще никак. Он не дарил жене подарков даже на день рождения и на Новый год, не помогал ей по хозяйству, даже по выходным в супермаркет не возил.

Можно было бы считать шефа натуральным жлобом, но мешало присутствие в его характере некоторых положительных черт.

Он не требовал от сотрудников ни особенной дисциплины, ни чинопочитания, требовал только работы. Он разрешал называть себя запросто Мишей, Михаилом Борисовичем звала его только Дашка, которая пыталась, дурочка, закрутить с ним роман, хотя всему коллективу было ясно, что ничего у нее не выйдет. Миша твердо придерживался правила – не гадить в собственном гнезде, да и вообще был не слишком охоч до дамского пола.

С женой он обращался отвратительно, зато души не чаял в своих двух девочках-двойняшках, хотя разговаривал с ними порой грубовато.

С Вероникой он тоже не менял своих привычек, хотя их связывали свои особые отношения. Не подумайте плохого, усмехнулась про себя Вероника, только по работе.

Впрочем, Веронике не было до него никакого дела, лишь бы работу давал. И платил хорошие деньги.