Валерий Лапикур - С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)

Было ли это на самом деле или не было, к развитию событий нашей повести опять же не имеет ни малейшего отношения. Главное - что в результате такого удивительного феномена Матюганск остался целым и невредимым, поэтому в конце 1943-го года тут временно разместили все вернувшиеся из эвакуации областные учреждения - от Заготзерна до обкома партии и НКВД. А поскольку в России нет ничего более постоянного, нежели временное, то очень даже скоро безо всяких усилий со своей стороны матюганцы стали жителями областного центра, оставаясь, впрочем, в глубине души такими же беспробудными уездными провинциалами, как и их предки. Правда, с легким польским акцентом, занесенным сюда ссыльно-переселенцами еще в 20-х годах прошлого века. Сами поляки - кто ассимилировался, кто после войны уехал, а вот мода давать своим детям звучные европейские, а то и откровенно польские имена, осталась. С одной стороны - красиво, с другой -удобно. Скажем, ежели кто-то в разговоре упоминал Малгожату, то матюганцы без особых уточнений знали, что речь идет исключительно о красивой барышне на выданье, работающей в валютной обменке на местном ж-д. вокзале.

Было бы ошибочным утверждать, что Матюганск - этакий замшелый консервативный островок, перманентно пребывающий в стороне от Большой жизни. Отнюдь! Город и его обитатели вписывались во все круговерти российской истории как то: гражданская война, поголовная коллективизация, уже упомянутая Великая Отечественная война, эпидемия холеры, ящура или обвал рубля в 1998-м году. К счастью, кукурузная эпопея 60-х зацепила матюганцев вскользь, равно как и кооперативное движение с последующим переделом собственности. Делить-то, по сути, было особенно нечего.

Не всем, но кой-кому, в том числе и нашему главному герою, вышли боком некоторые новомодные веяния, в частности плюрализм мнений и свобода слова. Это из-за них в городе образовались две, по сути, одинаковые газеты: «Матюганские новости» и «Матюганские известия», выпочковавшись из в-бозе-почившей «Матюганской правды». А поскольку новостей, известий, а главное - читателей в городе не прибавилось, то жилось пишущей братии, честно скажем, скудноватенько. Что в свою очередь служило постоянной темой для нытья вышеупомянутых Супруги и Тещи.

Существуют в одном экземпляре: Тошман Вениамин Елисеевич - член Совета Федерации от Матюганского округа, земляк и благодетель. В припадке откровения любил шутить, что первыми матюганцами были не беглые донские казаки, а его предки по отцовской линии, о которых еще Нестор-летописец упоминал (об этом - позже).

Худо-бедно, но о своих избирателях сенатор пекся (в отличие от предшественников, оставивших после себя не то чтобы плохие, а откровенно гнусные воспоминания). Правда, сам народный избранник личным присутствием электорат не баловал - отвлекали важные дела в Столице. Однако его полномочный представитель из Матюганска, можно сказать, не вылезал, принимая жалобы от жаждущих и страждущих и посильно внедряя в жизнь идеи сенатора по улучшению той же жизни.

Самым заметным вкладом сенатора в матюганскую цивилизацию, по общему признанию, была его героическая попытка наладить выпуск недорогой, но качественной водки. Тошман даже съездил в Украину на один из самых знаменитых «горилчаных» заводов, где ему популярно объяснили, что для получения хорошей водки нужно всего-то: хорошая вода, хороший спирт и немножко совести.

Но что-то не заладилось. Долгожданный продукт хоть и получил гордое название «Народная водка Половецкая», хоть и цены был довольно приемлемой, но в горло упрямо не лез. Не иначе, как с водой в матюганских подземных ключах что-то не то… не иначе - просочился креозот из хранилища местного шпалопропиточного заводика.

Так или сяк, но старинное русское выражение «сходить в народ» среди матюганских любителей выпивки приобрело совсем иной, физиологический смысл. А тут еще, как популярно объяснил сенатор Тошман в своем очередном телеобращении к электорату, антинародная политика налоговых органов лишила «Половецкую» ее единственного достоинства - той самой приемлемой цены. Теперь уже, как выражались местные острословы, тянуло в народ от одной только стоимости бутылки «Половецкой». Однако свою зловещую роль в дальнейших событиях этот продукт сыграл!

Справка в школу:

Федорин Аркадий, 7 лет, выпускник старшей группы Матюганского детсада №13. общий уровень развития - в рамках возрастных норм. Излишне инициативен. Анализ на яйца глист - отрицательный.

Подпись - заведующая ДС №13 Хрупская.

Характеристика:

Федорин А.С., выпускник 8-Г класса Матюганской СШ №13. Общий объем учебной программы освоил удовлетворительно. Пользуется авторитетом среди ровесников. Недостаточно инициативен. Уклонялся от поступления в ряды ВЛКСМ. Проявляет нездоровый интерес к лицам противоположного пола. Рекомендовано продолжение учебы в СПТУ технического профиля.

Подпись - директор СШ №13 Добролядова.

Справка:

Федорин Аркадий Станиславович, г.р. 1970, пост. прож. г. Матюганск, ул. Памяти тринадцати первых колхозников, дом 2Г, кв.66, женат, бездетный, служащий, временно не работающий. К суду, следствию и админответственности не привлекался. На психиатрическом, наркологическом и венерологическом учете не состоит. Реакция Вассермана и проверка на ВИЧ-инфекцию отрицательная. Оснований для отказа в выдаче общегражданского загранпаспорта не имеется.

Зам. нач. Матюганско-Северного РОВД майор Палкин.

Аркадием Станиславовичем, а также Аркадием, Аркашей или даже Кешей нашего героя практически никто не называл. Даже у очень далекого от антропологии человека при первом взгляде на голубые глаза с белёсыми ресницами, широкие скулы и среднерусскую возвышенность носа Федорина А.С. немедленно возникала мысль:

- Ну, какой же это Аркадий Станиславович? Натуральный Ваня, Вася, Федя… одно слово: Федорин - да и только!

Поэтому проходил наш герой своё детсадовство как «Эй,

Федорин», школу - «Ну, Федорин!», армию - в зависимости от ситуации - либо как рядовой Федорин, либо «Федорин, салабон грёбаный!». Потом был короткий счастливый период «студент Федорин», сменившийся уже бесповоротно и без всяких там уточнений лаконичным «по фамилии», безо всяких там «имя-отчество».

Ах, да, был еще кратковременный период взаимной влюбленности, когда будущая Супруга нежно ворковала ему в ухо: «Ка-а-адик…». Но стоило отзвучать последним тактам марша Мендельсона, как и она, уже просто-Супруга стала именовать его так же, как и все прочие.

Еще один существенный для нашего повествования момент: сразу же после того, как семейные отношения были узаконены, молодая Федорина, выражаясь по научному, сублимировала всю свою интимную энергию в не прекращающиеся поиски в себе признаков самых экзотических хворей, преимущественно по женской части, а также поиски с последующим применением не менее оригинальных способов их лечения. При этом она напрочь игнорировала старую мудрую пословицу «Больная жена никому не нужна». Откроем секрет: вся эта инфантильная ипохондрия была просто прикрытием откровенного нежелания заводить детей.

Спросите, почему же Федорин покорно терпел такую вот с позволения сказать, эрзац-семейную жизнь? Да очень просто - его это вполне устраивало. Рядом со своей благоверной, этакой большой маленькой девочкой, он чувствовал себя взрослее, сильнее и где-то как-то даже мужественнее. К тому же у Тещи и Супруги, что ни говори, но был все-таки один плюс: обе очень вкусно готовили. А для такого почти что чревоугодника, как Федорин, это даже не плюс - плюсище!

На момент, описанный в нашем повествовании, болящая Супруга пребывала в одном приморском городке, где местный целитель, по слухам, творил чудеса посредством кипяченой мочи девственной ослицы. В этом же городке проживала подруга детства… неважно, чьего. Важно то, что она совершенно бесплатно приютила у себя жену Федорина на все время курса лечения. Правда, за это потом, зимой, когда подруга, крутая бизнес-вумен, уедет отдыхать не то на Сейшелы, не то куда подальше, придется обиходить ее породистого мастифа. Но это уж потом… главное, что сам Федорин имел возможность окунуться в прелести холостяцкой жизни.

Нельзя сказать, чтобы он был алкоголиком, дебоширом и развратником - да не больше и не меньше, чем любой среднестатистический журналист провинциальной газетки, для которого вершина распущенности - поздно ночью тесной мужской компанией да после двух-трех ящиков пива выбраться на крышу «хрущобы», расстегнуть штаны и проскандировать: «Больше нет красоты, чем пос…ть с высоты!», иллюстрируя данную философскую сентенцию наглядными действиями (но в то же время, контролируя, чтобы никто из соседей-полунощников случайно не попал под струю этой, так сказать, раздачи).