Галина Полынская - Суп из птичьих гнезд

– Прошу всех выходить, – изо всех сил вежливо изрек Лёня и полез из машины. Чихающий водитель остался в машине, а мы, вместе с понуро-хмурым Владом, последовали за Лёней. Издательский дом «Глаголь» абсолютно ничем не отличался от своих собратьев, и в душе у меня шевельнулась робкая надежда на то, что сейчас мы, как цивилизованные люди, обсудим с Вадиком создавшуюся ситуацию, проясним все неясное и отправимся домой, хоть и нищие по-прежнему, но живые и здоровые.

Остановившись у солидной двери с табличкой, гласившей: «Главный редактор Кочетков М.Ю.», Леня толкнул дверь и вошел внутрь. Кабинет был пуст.

– Присаживайтесь, – он кивнул на стоявшие вдоль стены стулья, а сам принялся расхаживать от двери к окну. Вскоре в кабинет вошел высокий подтянутый господин, я почему-то сразу поняла, что это и есть Лёнин брат, хотя внешнего сходства меж ними не было практически никакого.

– Вот, Вадь, – Лёня устало махнул рукой в нашу сторону, – я сделал все, что мог.

– Угу, – Вадя мельком взглянул на нас спокойными светло-карими глазами и развернулся к Лёне. – Точно пустой?

– Твои же звонили, они и сказали, – пожал плечами Леонид. – А они не могли взять?

Вадим отрицательно качнул головой.

– Мы тоже не брали! – выпалила Тая. – Клянусь вам!

Вадя снова мельком глянул в нашу сторону, но этого мимолетного взгляда хватило, чтобы сразу расхотелось клясться в чем бы то ни было, причем всем троим.

– А что старуха?

– А ничего, – развел руками Леонид, – чего взять с дурной бабки?

Вадим молчал с добрую минуту. Было видно, что этот человек очень устал, долго не спал… и вообще, что-то мне всех было жалко, уж не признак ли это нервного расстройства?

– Подумать надо, – изрек Вадим, – а этих вниз пока давай, потом порешаем.

Таино лицо вытянулось, а я хоть и вздрогнула, но спокойствие сохранила. В кипах дурацких писем, приходивших в нашу редакцию, малограмотные читатели желтушной прессы, зачастую вместо слова «решим» использовали «порешаем». Хотелось надеяться, что Вадим тоже имел в виду именно это безобидное слово.

Вадим остался в кабинете, а мы, в сопровождении Леонида, вышли в коридор и направились, почему-то в противоположную от лестницы сторону. В конце коридора Лёня свернул в совершенно неприметный крошечный закуток и спустился на ступеньку вниз. Последовав его примеру, мы оказались перед лифтом. Его двери открылись, мы втиснулись в тесную кабину, и Лёня нажал одну единственную кнопку на панели. Ехали молча, Тая все время сверлила взглядом эту одну единственную кнопку и ее глаза постепенно снова начинали походить на глаза нервного оборотня.

Кабина мягко остановилась, двери открылись, и нашим взорам предстали складские помещения, заваленные ящиками, коробками и упаковками с отпечатанными книгами. Петляли мы по этим, тоже вполне мирным подвалам довольно долго, затем Лёня остановился у совершенно ровной, выкрашенной масляной краской стены, наклонился к плинтусу (зачем в подвале плинтуса?), и в стене вдруг раскрылась узкая дверь. После тайника в пузане, выполненного без единого зазора, мы с Таей не удивились, Влад же, казалось, вообще ни на что не реагировал и двигался как сомнамбула, под гнетом горя, что оказался предателем и подставил своих лучших друзей. Лёня по очереди впихнул нас всех в дверной проем и следом протиснулся сам. Мы снова оказались на лестнице, но на этот раз стали подниматься наверх. Поднимались до тех пор, пока не уперлись в железную дверь. Лёня открыл ее и приглашающе махнул рукой. Войдя внутрь, я застыла, раскрыв рот. Передо мной была самая настоящая тюрьма на восемь камер, частная тюрьма в центре Москвы! Камеры были сделаны по западному образцу – двери не глухие, а сплошь из решеток.

– Идемте, – Лёня деловито направился вглубь по проходу между камерами. Проходя, я заметила в одной из них рыжеволосую девушку, без движения сидящую на кровати. Бедная Шура Бенедиктова, сколько же она тут мается?

Лёня не стал нас рассовывать по разным клеткам, запихнул всех в одну, запер дверь и, пробормотав нечто вроде: «мне на самом деле жаль, но вы же должны понять», удалился. Как только стихли его шаги, Тая набросилась на Влада с кулаками. Чтобы она и меня случайно не задела, я отошла к входной решетке с отверстием для тарелки с едой и попыталась рассмотреть камеру Шуры. Просматривалась она плохо.

– Гад! Сволочь! Йуда! – раздавалось за моей спиной и сопровождалось то увесистыми тумаками, то звонкими пощечинами. Влад молча сносил не совсем заслуженную экзекуцию.

– Шура, – свистящим шепотом произнесла я, и огляделась, не появился ли какой-нибудь надсмотрщик. Никого.

– Шура! – уже громче крикнула я. – Бенедиктова! Да заткнитесь вы! – обернулась я к остальным заключенным. Тая перестала дубасить Влада и замерла, тяжело дыша. Влад сразу же ретировался на единственную в камере кровать и засел в самый дальний угол.

– Шура! – снова крикнула я. – Шура, ты меня слышишь?

– Слышу, – в дальней камере мелькнул рыжий всполох. – Вы кто?

– Твои друзья! И, так сказать, товарищи по несчастью!

– Мы знаем Тенгиза! – подскочила к решетке Тая. – Он твой жених, да?

– Прекрати, – я отпихнула ее к стене. – Ничего мы его не знаем, хватит врать! И не твое дело…

– Когда вы его видели? – голос Шуры прозвучал ужасающе громко, и я подумала, что сейчас сюда точно сбежится народ. – Он жив? Как папа? С ним все в порядке?

– Да! – ответила я и показала Тае кулак. – Все хорошо! Надо подумать, как отсюда выбраться! Ты, главное, успокойся и расскажи, как тут и что!

Из довольно путанного и бестолкового шуриного рассказа, я уяснила, что четыре раза приходит один и тот же мужик – три раза в день он приносит еду, а в четвертый раз, самый поздний, меняет ведро, заменяющее парашу. И больше она никого не видела, сюда ее привезли с завязанными глазами, так что она даже не знает, где находится.

– Мы в подвале издательского дома «Глаголь»! – не выдержала Тая, так долго молчать – это не для нее.

– Где? – Видать Шура так сильно изумилась, что из ее голоса мгновенно исчезли все истероидные ноты. – Мы в «Глаголе»?!

– Да, – удивилась я такой реакции, – а что?

– Год назад это пыльное издательство моему отцу принадлежало, а потом он его продал!

Я тихонько присвистнула. На месте Бенедиктова я б не догадалась искать дочь в бывшей собственности, тем более не предположила бы, что за сооружение размещается теперь в подвалах. А вот на месте Тенгиза…

– Шура! А Тенгиз знает, кому продали издательство?

– Не знаю… – Шура помедлила и добавила уверенно: – Не знаю!

– Понятно.

Я призадумалась. Тая, присела у стены на корточки и тоже напряженно думала.

– Тай, Сен, – подал жалобный голос Влад, – ну, простите меня, я же не знал! Я правда не знал! Если бы я знал…

– «Знал – не знал»! – передразнила Тая. – Теперь-то что?

– Предлагаю объявить перемирие в джунглях, – вздохнула я, – на время, так сказать, водопоя. Забудем все распри и направим свои духовные и физические силы на освобождение из плена.

– Ты проповедник? – хмыкнул Шурин голос.

– Да. Пожалуй, мне пора в монастырь сестер Августинок, – ноги устали, и я присела на край кровати, застеленной тонким казенным покрывалом.

Что это еще за Августинки? – заинтересовалась Тая.

Да так, слышала по телевизору… в другой жизни!

Страшно хотелось в туалет, но исполнить это в жестяное ведро на виду и на слуху, пусть даже друзей, было выше моих сил. Влад сполз с кровати и принялся тщательно исследовать глухую стену камеры.

– И что ты собираешься там найти, Монте Кристо фигов? – незамедлительно изрекла Тая. – Подземный ход на Сицилию?

– Почему на Сицилию? – Влад тщательно ощупывал стену.

– Так, к слову пришлось!

– Тая, прекрати его цеплять, – рассердилась я. – Не время, в самом деле.

– Ладно уж… – недовольно буркнула она отлепляясь от стены и присаживаясь на кровать.

– Эй, вы где? – крикнула Шура.

– Здесь, где же еще, – машинально ответила я. И тут меня одолела мысль. Я сорвалась с места, подбежала к решетке и буквально просунула голову меж прутьев.

– Шура! – заголосила я, чихая на возможность подслушивающих гадов. – Ты хорошо это здание знаешь?

– Достаточно!

– А что было или могло быть на месте этой тюряги?

Долгое молчание Шуры уже было почти обнадеживающим, но она выкрикнув:

– Понятия не имею! Я ж по подвалам не шаталась! – разрушила она мои надежды.

– А еду когда принести должны? – Тая брезгливо потрогала пальцем одеяло.

– Часов у меня нет! Время не засекала!

Насколько я помнила по фото в новостях, Шура выглядела такой милой девушкой, а по разговору – типичная богатая крыска. Я б на ее месте рада была бы до смерти, что судьба послала ей в соседнюю камеру дружески настроенных союзников, а она еще и огрызается.

Тем временем Влад, обследовав добрую часть камеры, присел в уголок на корточки, рядом с Таей он не рискнул приземлиться. Усевшись в углу, Влад облокотился о стену, и вдруг провалился куда-то внутрь. Посыпались куски штукатурки, еще чего-то… и тишина. Как тени бесплотные молча и бесшумно метнулись мы с Таей к нему, и, наступая на лежащего навзничь Влада, полезли в образовавшийся пролом. И лицом к лицу столкнулись с группой каких-то мужчин со странными приборами в руках.