Гунар Цирулис - "Магнолия" в весеннюю метель

— Иными словами, во всех случаях, когда за это платят? — чувствуя, что попадает под влияние экстрасенса, Рута попыталась найти спасение в грубости.

— Ни в коем случае! Деньги мне не нужны, — махнул рукой Ливсалниекс.

— Да, я слышала, что в последнее время знаменитости взимают гонорары натурой или же в виде ответных услуг.

— Ну, а приходилось вам слышать о том, что в мире происходит немало необъяснимых явлений, которые именуют седьмым чудом света, или же шестым чувством? — перешел в наступление уже Ливсалниекс. — Об этом даже фильм сняли. Я, например, заранее чувствую, когда возможен контакт, и с вами, например, не стал бы даже и пробовать, если бы даже вы об этом очень просили. А вот тому молодому человеку, который сейчас пытается заговорить зубы нашей королеве красоты, я бы хоть сейчас адресовал заряд биотока. По моим ощущениям, сам он тоже экстрасенс, хотя сам еще не вполне понимает это.

— А как это могло бы проявиться? — Как пристало кинематографисту, Рута предпочитала увидеть, а не услышать.

— Пусть переходит от слов к делу! — и Ливсалниекс вперил в Приедитиса немигающий взгляд.

— Вторую кружку вы получите только после бани, иначе процедура утратит всякий смысл, — заявил Имант Ирине. — Идемте переодеваться.

В первое мгновение у Ирины перехватило дыхание. Тело и голова ее погрузились в настолько раскаленный воздух, что страшно было даже втягивать его в легкие — не в цирк же она попала, где глотают огонь… Словно в поисках помощи, она огляделась и увидела на самом верхнем полке Приедитиса.

— Мерзну, — пожаловался он. — Затвори дверь, положи сюда вот дощечку и садись. — В бане не было принято обращаться на «вы».

Ирина прилегла, и сразу ей стало немного легче, появилась даже возможность осторожно вдохнуть воздух и ощутить, как зной раскаленными иглами массирует кожу и открывает поры. Вот только глаза щипала растаявшая тушь. Наверное, та же судьба постигла и сделанную пару часов назад и закрепленную лаком прическу? Ирина привычным, ласкающим движением дотронулась до волос и тут же отдернула обожженные пальцы.

— Сто пятнадцать градусов, — прокомментировал сверху не спускавший с нее глаз Приедитис.

— Удивительно, что можно выдержать такое.

— Сейчас начнешь потеть. Когда со лба по носу протечет пятнадцатая капля, для первого раза будет достаточно. Если боишься лезть в озеро, побежим в бассейн.

— Что же, все время сидеть и считать?

— Можно и поболтать. Только не о серьезных вещах, пожалуйста. Не верю я, что финские государственные деятели решают в бане важные проблемы.

— Как будто мы вообще хоть когда-то разговаривали о важном. Ты ведь, надеюсь, не принял за чистую монету мои рассуждения насчет эмансипации?

Приедитис промолчал. Что он мог сказать? Что и вправду настроился на легкую любовную интрижку? Однако сейчас он вдруг понял, что такую женщину, как Ирина, завоевать можно только идя на немалые жертвы, используя все силы души, что легкий флирт может перерасти в глубокое чувство, которое не исчезнет до конца его дней и перевернет его жизнь до самого основания. Независимо от того, будет ли он пользоваться взаимностью или нет. Но он не был готов к этому. И так он зашел уже слишком далеко, забыл о своем долге перед товарищами и беднягой Кундзиньшем, которому была обещана помощь. Именно сейчас, когда можно было бы допросить явившегося среди ночи «блудного сына», который, быть может, хоть что-нибудь подозрительное заметил или хотя бы повстречал Березинера, он нежится на полке и притворяется влюбленным дурачком…

— Пятнадцатая! — ликующе заявила Ирина. — А сейчас что прикажешь делать?

Приедитис сполз сверху.

— Если хотите, можно освежиться под душем, — предложил он, заранее зная, что подобная уступка лишь заставит Ирину заупрямиться.

Она добежала до бассейна первой и, сложившись в клубок, обхватив колени руками, нырнула. Когда через мгновение голова ее снова показалась над водой, в ее глазах был вызов, и Приедитис забыл о только что продуманной им политике сдержанности. Его пыл не охладила даже ледяная вода — он подплыл, обнял Ирину и сильно поцеловал в губы, еще хранившие тепло сауны.

В «Магнолию» они возвратились рано, и не только потому, что оставшаяся без дневного сна Тата стала капризничать; почему-то никому не удалось, расслабиться, и даже весельчак Талимов, убедившись, что его не раз испытанные юмористические изречения не находят внимательного слушателя, хмуро молчал и пил без тостов. Не было той легкости, какая обычно возникает после резких перемен температуры в сауне, подавляла внезапно наступившая за окном мгла, в которой сгущались угрожающие грозовые облака. Ветер злобно тряс оконные рамы и наконец нашел способ ворваться в помещение — через камин, вместе с клубами горького дыма, как если бы собирался размалевать всех присутствующих сажей. Только Ирина с Имантом охотно продлили бы пребывание здесь, потому что не знали, как сложатся их отношения после того, как они вернутся в дом отдыха. Но Дзирнавниекс торопил:

— Пора, пора, уважаемые. Если нагрянет проливень, засядем мы на той просеке как пить дать.

— Посошок? — неуверенно предложил Талимов.

— Ради бога! — ужаснулась Рута. — Когда латыши говорят — «пей, и поехали», то настоящая пьянка только начинается.

— Может быть, в автобусе ты сядешь с Рутой? — предложила Ирина. — За весь вечер ты с ней и словечком не перемолвился, все-таки друг детства…

— Выходит, это тоже всем известно? — изумился Приедитис.

— Секретарши всегда знают все… Нет, серьезно, Имант, боюсь, что Татка по дороге уснет.

И действительно, у «Магнолии» крепко спящего ребенка пришлось вынести из машины. Приедитис собирался предложить свои услуги, но, увидев, как крепко руки девочки обвились вокруг материнской шеи, отказался от этого намерения. К тому же в вестибюле его уже с нетерпением ожидали.

Нервно расхаживая по обширному помещению, Владимир Зайцис в форме капитана милиции казался здесь по меньшей мере неуместным.

— Побывал дома, — понимающе проговорил Имант. — Помирился с Марутой?

— Пропала без вести… Но у меня есть вопросы поважнее.

— Вецмейстарс?

— Эта версия, я думаю, отпадает. В его портфеле торричеллиева пустота, авоська тоже просматривается насквозь — грузоперевозки велись в одном направлении. Допрашивать врач не советовал, да я и не настаивал. — Зайцис пожал плечами. — Он не помнит даже, как оказался в больнице, о чем же было его спрашивать…

— Где же обещанная сенсация?

— Поднимемся ко мне, — и он взял Приедитиса под руку. — Как ты думаешь, Имант, — есть у меня шансы перейти на оперативную работу? Совсем не то, что распоряжаться тетками из охраны да проверять сигнализацию…

После такого вступления Приедитис уже не ожидал ничего хорошего. Он еще помнил времена, когда работники уголовного розыска считали дни, остававшиеся Зайцису до капитанского звания, которое давало возможность перевести усердного сыщика на другую должность, соответствующую новому званию, — туда, где его теории дедукции, заимствованные из заграничных полицейских романов, никому не помешают жить. Однако на сей раз показалось, что найденная Зайцисом ниточка и на самом деле принадлежит клубку, который стоит того, чтобы его размотать.

В управлении милиции Зайцису повезло. Дежурил майор, знакомый ему еще по службе в Риге и без лишних вопросов подписавший запрос. К счастью, оказалось, что на учете был только один ранее судимый Гринберг, 1939 года рождения, с весьма пестрой биографией, и жену его звали Ольгой.

— Опять Раймонд Гринберг, — не сдержал вздоха молодой лейтенант, выросший в этом районе и потому хорошо знавший местное население. — То, что я могу о нем сказать, никого не заинтересует, а то, что знаю, — к сожалению, не могу доказать. Сидел он за соучастие в спекулянтской афере, в деле о левой продукции цеха кулинарии. После отбытия наказания устроился на работу в сеть общепита. Зачислен сантехником, хотя на торговых судах плавал поваром и любит похваляться, что он — единственный в Латвии повар, умеющий приготовить устриц и виноградных улиток. Получает сто двадцать в месяц, разъезжает на «Волге» и лето проводит на даче, оформленной на имя матери. Ночует обычно у любовниц, в последнее время — у одной и той же, к которой днем, пока Ольга на работе, понемногу перетаскивает все ценное: японское радио и стереомагнитофон, иконы и альбомы по искусству. Но разводиться с женой не осмеливается, наверное, она слишком много знает о его темных делишках. Каждый вечер он гоняет машину в Приежциемс и обратно, и не думаю, чтобы он жег бензин из чистой любви. От груза избавляется где-то по дороге, если бы на моем участке, то я наверняка знал бы — где. — Самоуверенности инспектору было не занимать.