Наталья Никольская - Мечта каждой женщины

ГЛАВА 8 ОЧЕРЕДНАЯ ЖЕРТВА

– Хм… Да, уж…

Игорь выразился настолько неопределенно, что баба Дуся так и не поняла его реакции на свой рассказ.

– Ты чего хмыкаешь? Толком скажи, чего делать будем, – твердо потребовала она. – Думаешь, мне самой нравится, когда все запутанно?

Костиков все еще молча, обдумывая только что принесенные Бабусей новые сведения из жизни благополучной семьи Андреевых. Оказалось, что в удачной карьере Марины Аркадьевны не всегда были „виноваты“ ее природный ум и полученное образование.

Детектив уже и сам успел проделать немалую работу и узнал, что совсем недавно, несколько месяцев назад, женщина работала в престижном коммерческом банке в должности торгового агента. Как раз она и занималась теми самыми операциями, которые некоторое время назад курировал подозреваемый Митяев. „Выходит, если бы Андреева вовремя не уволилась, подозрение пало бы на нее“, – подытожил свои наблюдения Игорь, втайне радуясь, что хотя бы в этом его клиентка никак не замешана.

Вообще-то, по всем документам это увольнение проходило как „по собственному желанию“, но на поверку все оказалось намного сложнее. Сама Марина Аркадьевна рассказала бабе Дусе о том, что произошло все совершенно иначе: руководство банка просто-напросто вынудило ее написать такое заявление.

– А на самом деле они все ее домагивались, – крайне осторожно сообщила Бабуся, и шепотом добавила: – представляешь, сам директор ентого банка на нее глаз положил, да только она не уступила! Тьфу, гадость какая – на женщину, как на вещь, смотреть!

Феминисткой Евдокия Тимофеевна никогда не была, хотя ей по некоторым причинам так и не суждено было выйти замуж. Но она, даже резко осуждая мужской шовинизм, к некоторым представителям сильного пола относилась довольно лояльно. Впрочем, из любимых передач „Человек и закон“ и „В мире животных“ она уже знала, что это самое название „сильного“ было дано этим особям с большой натяжкой.

Когда же происходила в мире какая-то большая несправедливость, в которой все обвиняли исключительно женщин, гневу Бабуси просто не было предела. Поэтому она очень сильно расстроилась, когда узнала от Андреевой об истинной причине ее увольнения с престижной работы.

– Мне кажется, надо поехать в этот самый банк и самому во всем разобраться, – выговорил наконец Игорь Анатольевич, бросив взгляд на бабу Дусю, в которой видел не только умудренного опытом человека, но и надежного партнера, и дальновидного политика. Именно поэтому ее мнение значило для него очень много: иногда одно ее слово решало исход целой операции.

В данный момент реакция Евдокии Тимофеевны его просто ошеломила:

– Да, поезжай, поспрашай там на счет Мариночки, – спокойно ответила она, хотя только минуту назад готова была кинуться грудью на амбразуру, защищая честь всего женского пола.

Малышев в раздумьях смотрел в окно, одну за одной ломая сигареты в горшок с кактусом. Дождь и ветер за окном приятных эмоций не вызывали, а наоборот, только попадали в кон его отвратительного настроения. „Черт побери, почти неделя прошла, а у меня все на мертвой точке“, – думал он, не находя себе оправдания, потому что на самом деле заниматься каким-то пьяницей, выпавшим из окна ему сейчас совсем не хотелось.

А чем хотелось? Ну, уехать куда-нибудь далеко, например, на море. Отдохнуть там недельку-другую подальше от людской суеты и нераскрытых дел, нежась если не в соленой водичке, то ходя бы в бассейне с подогревом. И чтобы рядом никого не было… Нет, была бы красивая девушка: стройная длинноногая блондинка… Конечно, это должна быть Ирина!

– Можно к Вам, товарищ майор? – прервал всякие романтические грезы настойчивый стук в дверь.

Олег Павлович нехотя отвернулся от окна и уперся взглядом в… Костикова.

– Что на этот раз? – устало спросил он, про себя удивляясь, как же все-таки этому проныре всякий раз удается испортить ему, Малышеву, не только жизнь, но даже минутное хорошее настроение, на корню разрушая все надежды на взаимность Ирины.

– Доброе утро, – с обычной невозмутимостью поздоровался Игорь. – Как обычно, я по делу.

„Еще бы он без дела ко мне шлялся“, – про себя усмехнулся Олег Павлович, но тут же взял себя в руки:

– У меня ничего нового, ты же знаешь.

– Знаю… – едва успел выговорить частный детектив, когда Малышев внезапно перебил его.

– Конечно, знаешь! – почти с отчаянием съязвил Олег. – Это ведь только ты у нас всегда все знаешь! Вот только договоренность не очень-то стараешься поддерживать.

– И о чем же я тебе не рассказал? – спокойно спросил Игорь Анатольевич, пытаясь заранее найти оправдание всем своим вольным и невольным грехам, в которых его обязательно обвинит Малышев.

– Ну, например, почему ты мне ничего не сказал, что был у Карпова? Вроде не маленький, сам должен понимать, что для милиции он – главный подозреваемый. Был, по-крайней мере. А я почему-то только от него узнал, что какой-то… сыщик, – так и не решился вставить в свою речь майор уже готовое сорваться с губ крепкое русское слово, – опрашивает всех знакомых погибшего Каверина.

– Чего ты так разозлился? Ничего нового я от него не узнал. А если бы я только тебе сказал о нем, так ты бы его сразу в кутузку посадил, как, например, Митяева. Которого я, между прочим, тоже считаю невиновным. Только тебе до этого нет никакого дела, как я понял.

Малышев снова недовольно фыркнул и отошел к окну. В горшке с кактусом уже набралось достаточное количество окурков, которые сам Олег уже несколько дней регулярно бросает именно туда. Затушив в песчаной почве очередную сигарету, майор снова повернулся к столу:

– С чего ты взял, что Митяев невиновен? Он тебе сам об этом сказал или уже есть какие-то доказательства?

– А у тебя есть доказательства обратного? – парировал Игорь. – Или презумпцию невиновности уже отменили? Ладно, слушай, я ведь сюда не тем пришел, чтобы с тобой спорить. Ты мне лучше скажи, проверили твои люди результаты коммерческих сделок банка до того, как туда пришел на работу Митяев?

– Пока нет, но они этим уже занимаются, – процедил Малышев, про себя ругая Костикова на чем свет стоит.

– Что-нибудь уже нашли? – не успокаивался тот.

– Пока нет. Но если что-то откопают, будь уверен, ты узнаешь, – подчеркнул он язвительно на прощанье.

– Черт побери! – выругался Игорь, подходя к машине. – Мало того, этот придурок настроение испортил, так еще и это… – прямо на лобовом стекле красовалося явное свидетельство того, что городские птицы пока не страдают от бескормицы.

Но показывать свою реакцию на такое досадное происшествие детектив на виду у всего отделения милиции даже не собирался. Поэтому он спокойно достал губку, заботливо припасенную им как раз для таких случаев, и уничтожил все последствия чьего-то сытного обеда. После чего с чувством выполненного долга сел в машину и скрылся за поворотом.

„Специально, чтобы меня позлить, так долго машину прямо под моими окнами протирал“, – злился на него Малышев, отходя от окна. Он инцидента с птичками не видел, поэтому был раздосадован таким помпезным отъездом Костикова. Но майор милиции просто не имел права тратить много времени на личные обиды, сейчас важнее всего было другое. Поэтому Олег сразу же вызвал дежурного и отдал приказ проверить все операции с недвижимостью за последние полгода. „А если понадобиться, и за год“, – предупредил он подчиненных, чем несказанно „обрадовал“ их.

Самому ему влезать в банковскую рутину не хотелось: мало того, что никакого специального образования не имелось, так еще и в случае неудачи просто некого было бы винить. Поэтому Олег Павлович снова занялся ставшим уже обычным делом – ждать результатов чужой работы.

Вообще, в последнее время он стал замечать за собой некоторую распущенность и признаки лени. Не то чтобы он вообще ничего не делал, а просто сама работа и конечный результат почти перестали его интересовать. Он сваливал это на начало осенних холодов, на пониженное давление, на нерасторопность подчиненных…

Но на самом деле корни этой хандры были зарыты намного глубже. „Нету счастья в личной жизни“, – иногда шутил сам Олег, и наедине с собой признавался, что это и была главная причина всех его бед.

Задумавшись, он даже не сразу обратил внимание на телефон, вот уже несколько секунд заливавшийся на столе. Профессиональная привычка спокойно относиться к любым посторонним шумам во время важных операций настолько крепко засела в Малышеве, что в этот раз он даже не сразу понял, что от него требуется.

Но другая профессиональная привычка выработалась на основе быстрого реагирования на любую внештатную ситуацию, поэтому выявив источник раздражения, он быстро отрапортовал в телефонную трубу форменное приветствие.