Наталья Никольская - Газетная утка

Скрупулезное изучение пометки на плане ничего не дало: можно было понять и так, и этак. Но ведь не может же быть, чтобы Стас возился с этим дурацким листком и затем убрал его подальше от глаз только из-за этих «дубочков»?! Абсурд какой-то… Нет, я должна хорошенько обследовать эту грядку!

Сделав вид, что рассматриваю цветы на случай неуместного любопытства соседей, я присела на корточки у того края грядки, близ которого стоял на плане таинственный значок, и стала ощупывать землю у себя под ногами. Сначала это не дало никаких результатов, я уже стала отчаиваться, и вдруг…

Пучок пожухлой травки неожиданно приподнялся вместе с верхним дерновым слоем почвы. Внимательно присмотревшись, я обнаружила, что небольшой участок земли – размером примерно с диванную подушку – просто прикрыт срезанным дерном, как самой настоящей подушкой! А под нею – рыхлый чернозем без единого корешочка, по которому совсем недавно прошлись лопатой…

Если в этой «могилке» покоится не ваша сенсация, господин «барабанщик», то – что же тогда?! Черт меня подери совсем!

С большим трудом я подавила в себе искушение начать раскопки прямо сейчас и голыми руками. Нет, Полина! Надо дождаться темноты. Ты не можешь так рисковать.

Чтобы без проблем отыскать «клад» ночью, я пометила свою находку двумя сухими веточками, в последний раз склонилась к хризантемам – и отправилась в дом. Теперь оставалось только ждать. Пока солнце, уже склонившееся за дальние тарасовские холмы, погасит на небосклоне свои последние лучи.

Но, черт возьми, ждать Ольгу я больше не собиралась! Что за канитель?! Мой «младший партнер» отправился на дело уже больше двух часов назад, за это время можно снять показания со всей улицы Цветочной от первого до последнего дома!

Быстро покончив с уборкой в кабинете Уткина, я вышла на веранду и прислушалась. В саду уже сгущались сумерки, а над Усть-Кушумом – звуки вечерней жизни. Где-то переговаривались и смеялись люди, звенели ведра, журчала вода. В той стороне, где высились особняки «крутых», непрерывно бухал отбойный молоток, который обитатели тех мест называли «музыкой». Неожиданно с запада налетел порыв теплого ветерка и швырнул мне в уши обрывок песни:

– Напила-ася я пья-а-на, не дойду-у я до до-ому…

То ли голос поющей показался знакомым, то ли содержание удивительным образом совпало с моими мыслями, – трудно сказать. Но страшная догадка поразила меня в ту же секунду, и я кубарем скатилась с крыльца. Мне не понадобилось много времени, чтобы отыскать в зарослях дикого винограда калитку соседа.

Они кайфовали в садике за домом, втроем: моя Ольга и хозяин – лысоватый мужичок лет шестидесяти, крепкий и розовощекий, в белой майке и офицерских штанах с лампасами. Третьей была огромная бутыль самогонки, красовавшаяся посреди дощатого стола.

Отставник, судя по всему, пребывал на седьмом небе. Подперев волосатой лапой безволосую щеку, блаженно сощурив глазки, он фальшивым баритоном подтягивал своей гостье, которая повторяла по второму или третьему разу один и тот же куплет:

– …Пья-а-на-а… до до-ому-у…

– Что ж, если в самом деле тяжко, могу подсобить! – вмешался мой трезвый голос. – Не ночевать же тебе здесь, сестренка. Комары заедят насмерть!

Внутри у меня все кипело и клокотало, однако я взяла себя в руки. Выяснять отношения при посторонних – последнее дело.

– По…оленька! – икнула моя «Кадышева» и расплылась в пьяной улыбке. – Как хорошо, что ты пришла! Садись с нами!

– Присаживайтесь, присаживайтесь, уважаемая Полина Андреевна! – засуетился вокруг меня пенсионер. – А мы тут с вашей сестрицей… кхе-кхе… по маленькой, за знакомство.

– Да я вижу, что «по маленькой»! – Я бросила красноречивый взгляд на гигантский сосуд, более чем наполовину пустой. – Но я вынуждена похитить у вас гостью, Петр Иванович.

– Что вы говорите? Ай, какая жалость! Мы с Ольгой Андреевной так славно поладили… Такая она чудесная девушка, ваша сестрица! И про вас тоже много мне рассказывала…

– Могу себе представить!

– Напила-ася я пья-а-на… – по новой затянула «чудесная девушка».

Я решительно приблизилась к ней и подцепила под локоток. С неожиданной резвостью Ольга вырвала руку и ухватила стоящий на столе стакан.

– Поля, какая ты зануда! – выкрикнула она капризно.

– Не видишь, я… ик!.. с человеком… раз… разва… разговариваю!

– А по-моему, ты уже не в состоянии не только дойти до дому, но и разговаривать!

Отобрав у нее стакан, я вытащила брыкающуюся Ольгу из-за стола и перекинула ее руку себе через плечо. При этом меня обдало таким ароматом, что в горле сразу запершило. Черт бы побрал мою аллергию на алкоголь! Худшего наказания не придумаешь – особенно при такой сестре.

Петр Иванович семенил следом за нами, пытаясь поддерживать Ольгу с другой стороны. Это ему удавалось с переменным успехом.

– Ольга Андреевна, осторожней! Вот незадача… А я думал, посидим, пообщаемся… песни попоем…

– Уже «посидели»! – мрачно отрубила я. – А песни – в другой раз. Спокойной ночи!

«Дома» – то есть на уткинской даче – я протащила Ольгу Андреевну прямиком к раковине и сунула ее голову под струю холодной воды. В ответ я услышала столько нелестных отзывов о своей персоне, к тому же в таких выражениях, что у меня возникли сильные сомнения насчет хваленой интеллигентности моей дорогой сестрицы. Не стоит даже тратить время на пересказ всей этой ерунды! Зато я достигла результата, на который надеялась: в голове у этой пьянчужки слегка прояснилось, на языке – тоже.

– Ты! Бандитка, диктаторша! Зану-уда… – мычала она сквозь махровое полотенце, из-под которого ей на плечи струйками стекала вода. – Как ты можешь так, при людях…

– Этот вопрос можешь переадресовать себе, милочка моя! Пошла к чужому человеку по делу, а нализалась, как… хуже Дрюни Мурашова! Как тебе не стыдно, Ольга?! Вы же с этим дедулей на пару высосали литра два, не меньше!

– Откуда ты все знаешь? На расстоянии видишь, что ли?! Умная какая… Да Петр Иванович, если хочешь знать, когда принес эту бутылку, в ней было уже меньше половины! Только два разочка и налили, а ты…

– Ах, значит, я еще и виновата, что не дала вам налить по третьей «маленькой»?! Ну, извини, извини! Не надо было мне тебя беспокоить, сестренка. Сама справилась бы! Дождалась бы темноты, пошла бы и отрыла сама видеокассету Стаса. Только тогда я, извини, не понимаю…

– Что ты отрыла бы?!

– Кассету, дорогуша. Ту самую, искать которую мы с тобой сюда приехали! Пока ты там распивала с общительным соседом, я нашла местечко в саду, где она закопана. Осталось пойти и пару раз махнуть лопатой! Разумеется, я могла бы обойтись без твоей драгоценной помощи. Но в таком случае я не понимаю, с какой стати нам делить будущий гонорар на двоих?

Раньше мне не приходилось слышать, лечат ли похмельный синдром шоком. Но теперь-то знаю: нет средства эффективнее! Потрясение было так велико, что от Оленькиной окоселости не осталось и следа. Отшвырнув полотенце, она вскочила на ноги.

– Ты нашла кассету?! Где? Как? Не может быть!

Пришлось рассказать все по порядку. Ну, тут уж я отыгралась сполна! Слышать сестрины «ахи» и «охи», видеть ее виноватые глаза было большим удовольствием.

– Ну ладно, а у тебя-то как дела? – сменила я тему.

– Удалось что-то узнать у «настоящего полковника»?

– А, ничего путного, – отмахнулась сестра. – Все, что знал, дядя Петя рассказал милиции. Разве что один эпизод… Только я не знаю, имеет ли он какое-то отношение к делу.

– Что такое?

– По словам Петра Ивановича, незадолго до смерти Стас звонил кому-то в другой город и просил помощи. Кажется, он очень надеялся на этот звонок, то есть, на того человека.

– Ну-ка, ну-ка… Расскажи!

Собственно, рассказывать было почти нечего. В субботу Уткин приехал на дачу около шести. Петр Иванович возился в палисаднике перед домом и, как обычно, поприветствовал Станислава. Перед этим они недели две-три виделись только мельком – через забор. Вообще-то отношения между ними были нормальные, соседские. Можно даже сказать – добрососедские: несколько раз вместе коротали за бутылочкой дачные вечера. Но, как правило, Стас бывал слишком занят, чтобы перекинуться с дядей Петей лишним словцом: он часто приезжал на дачу один – чтобы работать. Будущая вдовушка Лидия Сергеевна предпочитала в это время развлекаться в гуще цивилизации.

Вот и в тот субботний вечер пенсионер думал, что журналист махнет ему рукой, и только. Но Уткин неожиданно подошел и заговорил. Так, ничего особенного: просто спросил, как дела да как здоровье, какие виды на урожай – обычный дачный треп. Но Петр Иванович сразу усек, что с парнем что-то не в порядке: вид у того был какой-то непривычно задумчивый. Естественно, сосед спросил – что, мол, стряслось? Неприятности по работе?