Наталья Александрова - Смерть под псевдонимом

Нельзя сказать, что сотрудники за него порадовались, но никто особенно не завидовал. А потом Надежда уволилась и потеряла Перфильева из виду.

– Да помню я его отлично! – повторила она. – Ну надо же, какой у него облом с последней невестой вышел…

– Ты слушай дальше! – откровенно веселилась Милка. – Значит, послала его несостоявшаяся пятая жена, а жить-то где-то надо! Он – обратно к четвертой, которая ландшафтный дизайнер. А она говорит: фиг тебе, ушел так ушел, квартиру мне оставил так оставил. Я, говорит, замуж выхожу, муж у меня молодой, ему уют и комфорт нужен. Квартира, говорит, на мои деньги куплена, ничего не знаю! В общем, послала подальше открытым текстом.

– А он что? – Надежда поудобнее уселась на диване.

– А он тогда к предыдущей жене, которая в загородном доме, – так и так, прими меня обратно. Если не в мужья, то хоть пожить дай – дом большой, места много…

– Нахал какой! – возмутилась Надежда.

– Жить-то надо! – резонно заметила Милка. – Но только ничего у него не вышло, потому что жена та после развода работу бросила и занялась строительством загородных домов, поднаторела в этом деле, пока свой строила. И этот свой дом пустила под офис. Так что жить там негде. А сама она живет у любовника, он же компаньон ее, вместе дела ведут, вместе живут – так удобнее.

– И куда же наш горемыка подался? – усмехнулась Надежда.

– А куда? Ясное дело, к предыдущей жене, которая лаборанткой у нас работала. А там сын уже вырос – здоровый такой. Как увидел папочку на пороге, чуть ему в морду не засветил. Алексей-то наш Петрович как ушел от той жены, так про сына и не вспомнил. То ли у него принцип такой: оставил квартиру – и все, больше ничего не просите, а скорей всего, просто не до того ему было, если со всеми бывшими женами отношения поддерживать, то совсем запутаешься.

– Но сын все-таки, дети-то при чем… – укоризненно заметила Надежда.

– Ну, такой уж он человек! – вздохнула Милка. – В общем, еле ноги он унес от сына-то. И поехал прямиком к самой первой жене. И можешь себе представить, она его приняла!

– Да ты что? Зачем он ей сдался?

– А она, понимаешь, тоже стала деловой женщиной. Фирма у нее компьютерная, дочка давно замужем, живет отдельно. Квартира большая, ее вечно дома нету. Пускай, говорит, хоть кто-то дома встречает. Опять же, давно хотела собаку завести, да жалко было животное – помрет от скуки. А теперь Леша будет с собачкой гулять. Опять же по магазинам… готовить научится… Но условие ему поставила: с работы уволиться и заниматься только домашними делами. Будешь, говорит, жить у меня в хороших условиях на всем готовом, но чтобы в хозяйстве полный порядок был. Если что не так – спрошу по всей строгости.

– И он согласился?

– А куда деваться-то… Теперь она с работы приезжает, а он ее в прихожей встречает, только что тапочки в зубах не несет. Отомстила, в общем, ему первая жена по полной программе. Вот такая история… – посмеивалась Милка. – А ты что звонила?

– Да так просто… поболтать.

Надежда собиралась повесить трубку в полной уверенности, что если бы неизвестный Кондратьев когда-либо работал в их институте, Милка бы обязательно знала о его смерти. Значит, нечего и спрашивать.

– Да, Надя, – спохватилась Милка, – тут с этой болтовней совсем забыла. Мне Ленка Селиванова звонила, помнишь ее?

– Да, конечно, помню! – обиделась Надежда. – Что уж ты меня старушкой беспамятной представляешь…

– Она теперь издательство свое организовала, ей люди нужны. Редактором можно – либо дома, либо на неполный день, в общем, сама с ней поговори. Я-то не пойду, только устроилась…

– Ну, давай телефон, – согласилась Надежда, – муж против, чтобы я работала, но узнать можно.

– Хорошо тебе, – вздохнула Милка, – мне бы такого мужа. Ладно, пиши, это служебный, а издательство называется «Норд-Вест», Ленка там директором.

Распрощавшись с Милкой, Надежда посидела в задумчивости, помотала головой, надеясь, что от этого придут в эту самую голову плодотворные идеи. Ничуть не бывало.

– Кондратьев, Кондратьев… – бормотала она, – где я могла с ним пересекаться…

Тут ее осенило. Кажется, когда-то давно, в детстве, они снимали дачу, и в том же доме жила семья Кондратьевых. Ну да, и мальчик у них был, чуть постарше Надежды, кажется, Леша…

Чтобы уточнить, нужно позвонить матери.

– Мам, ты как? – начала она. – Все в порядке?

– Как и всегда, – невозмутимо отозвалась мать, она никогда не жаловалась на здоровье, а самое главное – была общительна и необыкновенно сильна духом.

В свои семьдесят с хвостиком она была бодра и энергична. Иногда даже слишком, как осторожно замечал Сан Саныч. Вообще, по наблюдению Надежды, он свою тещу немного побаивался.

– Тебе не холодно? – продолжала Надежда. – У вас, наконец, включили отопление?

– Не включили, но мне не холодно, – последовал лаконичный ответ, – я привыкла.

Мать не любила тратить время на бесполезные разговоры по телефону, в этом они были с Надеждой солидарны.

– А…

– Надя! – решительно прервала ее мать. – Если ты хочешь мне что-то сказать, то говори! Быстро и четко! А так болтать мне некогда, у меня пилатес через полчаса!

– В прошлый раз, кажется, была гимнастика цигун… – пробормотала Надежда.

– И что? – холодно поинтересовалась мать. – Что тебя не устраивает в моей жизни? Вроде бы сама себе хозяйка, у вас помощи не прошу, сама управляюсь…

Это было не совсем так, но Надежда решила не уточнять.

– Ладно, помнишь, мы в Подосиновке дачу снимали? – быстро спросила она. – Я в пятый класс перешла… Там еще дом был старый возле мельницы…

– И не в пятый, а в шестой… – ответила мать без запинки, – ты еще тем летом с чердака свалилась, руку ушибла…

– Точно… – Надежда вспомнила, что на тот чердак они как раз и лазали с мальчиком Лешей, котенка искали.

– Этот Леша… ну, он, в общем… – осторожно продолжала она, – ты только…

– Какой Леша? – перебила мать. – Говори толком, кого ты имеешь в виду!

– Того мальчика, соседа. Его семья снимала дачу рядом. – Надежда решила отбросить всякие антимонии. – Вспомни, их фамилия была Кондратьевы…

В трубке установилось недолгое молчание, и Надежда тотчас пожалела о звонке матери.

– Надежда, – в голосе матери было огорчение, – ты должна обратить серьезное внимание на свое здоровье! В твоем возрасте такая беспамятность – это уже клиника!

Мать никогда не стеснялась в выражениях, особенно доставалось Надежде.

– Фамилия этих людей не Кондратьевы, а Кондрашовы! – безжалостно продолжала мать. – И мальчика звали Леня. Леня Кондрашов, он сейчас в Штатах читает лекции по математике. Мне прошлой весной звонила Александра Михайловна.

Надежда смутно припомнила, что это была Ленина мама тетя Шура.

– Ну надо же… – протянула она, – а мне почему-то казалось, что он Леша.

– Надя, это уже серьезно! – Мать сделала вид, что обеспокоилась. – Ты должна обратиться к врачу! Или хоть витаминов попей, для памяти. Нужно стихи учить…

– Кроссворды решать… – поддакнула Надежда, она, наконец, решила обидеться.

– Да, вот ты не любишь кроссворды, а я считаю, что они очень помогают! Кстати, подскажи мне обувь из пяти букв, сразу предупреждаю, туфля не подходит!

– Сапог! – брякнула Надежда и не удержалась от ехидного замечания: – Ты же на пилатес торопишься…

– Ой, правда! – и мать, не прощаясь, повесила трубку.

– Все плохо, – сказала Надежда коту, – никто про этого Кондратьева ничего не знает.

Кот поглядел равнодушно, у него были свои заботы – срочно выкусить отвратительно пахнущую шерсть.

Против обыкновения муж не стал выговаривать Надежде по поводу кота, очевидно, разодранные обои произвели на него соответствующее впечатление. Бейсик очень старался, но не смог привести себя в порядок к вечеру, так что Сан Саныч даже выгнал его из семейной постели – уж очень кот вонял растворителем, спать было невозможно. Кот с таким положением вещей был категорически не согласен, он долго и жалобно мяукал у дверей, потом опрокинул что-то на кухне – в общем, у Лебедевых выдалась веселая ночка.

К утру Надежда решила, что пойдет завтра на эти треклятые похороны хотя бы для того, чтобы выяснить, кто же такой Кондратьев. В противном случае она никогда не успокоится – все будет вспоминать, кем же он ей приходится.

От площади Мужества к городскому крематорию каждые двадцать минут ходит рейсовый автобус. Пассажиров этого автобуса не спутаешь ни с какими другими. Среди них попадаются заплаканные женщины в черных шалях, мрачные мужчины с растерянностью в глазах, группы родственников и сослуживцев, переговаривающихся вполголоса и сохраняющих постное выражение лица. И цветы, цветы, цветы – астры и гвоздики, георгины и гладиолусы, в зависимости от сезона…

На этом автобусе Надежда Николаевна доехала до ворот крематория, прошла в толпе скорбящих родственников по широкой аллее, кутаясь в темный шарф, поднялась по ступеням огромной лестницы и вошла в холл крематория.