Галина Куликова - Дырка от бублика

— Надеюсь, что, когда мы с Мусей въедем, вы найдете себе другое жилье, — оживилась Наташа и посмотрела на Эллу с любопытством — как-то она среагирует?

— Я подумаю, — ответила та, смутно догадываясь, что подобные сцены разыгрываются здесь довольно часто. По крайней мере Овсянников ничуть не расстроился и даже подмигнул ей, давая понять, что Наташу не стоит принимать всерьез.

— Муся — это моя дочь, — пояснил он. — Вообще-то ее зовут Марусей, но Наташа почему-то придумала ей собачью кличку.

— Где ты видел собак по имени Муся? — тотчас рассердилась Наташа. — Как бы то ни было, но Муся не может больше жить без родного отца!

— Когда ты убегала со своим Ибн Рашидом, — ехидно заметил Овсянников, — то говорила совершенно обратное.

— Я заблуждалась! — охотно признала свою вину Наташа и сложила руки на животе. — Но теперь, когда Муся подросла, отец нужен ей, как кусок хлеба!

— Сколько же ей лет? — поинтересовалась Элла и тоже отрезала себе колбасы, потому что очень хотела есть, а визит не обещал быть коротким.

— Четырнадцать, — охотно сообщила Наташа. — Но выглядит она на все семнадцать. Такая рослая, хорошо оформившаяся девочка. Можете себе представить, она уже носит мои вещи! Так что если ты, Женя, не возражаешь, мы приедем завтра. Мою комнату, конечно, уже освободят?

— Я возражаю, — сказал Овсянников. — Я собираюсь снова жениться, и твою бывшую комнату уже застолбили.

Наташа некоторое время молчала, потом шумно втянула в себя воздух и заявила:

— Ну это вообще ни в какие ворота не лезет!

— Птичка моя, я ведь тебя в прошлом году предупреждал — не ходи ко мне посольством, я не поддамся. Переговоры я готов вести только по поводу денег. Если ты хочешь, чтобы я увеличил содержание на ребенка…

— Хочу! — тут же заорала Наташа, и ее лицо вернуло прежнее приятное выражение. — Если повысишь сумму выплаты, я разрешу твоей секретарше остаться.

— Спасибо, — сказал Овсянников вместо Эллы. Та с задумчивым видом смотрела в окно. — Она тебе весьма признательна.

— Тогда я, пожалуй, пойду! — сообщила Наташа и встала. — А то Муся меня, наверное, уже заждалась.

— Почему же ты не взяла ее с собой?

— Я подумала: а вдруг у тебя женщина? Муся могла смутиться.

Она игриво схватила Овсянникова за щеку и потрепала, оставив на ней лунки от твердых, выращенных на искусственном кальции ногтей.

Когда дверь за ней закрылась, Элла встала и потусторонним голосом провещала, продолжая глядеть в окно:

— Я знаю, кто убил Астапова!

— Да ну? — спросил сыщик, не принимая ее слов всерьез. — Ты только что догадалась?

— Только что, — согласилась Элла и, неожиданно сорвавшись с места, бросилась в свою комнату.

Овсянников пошел за ней и стал в дверях, наблюдая, с каким остервенением она натягивает на себя одежду.

— Ты можешь объяснить, что случилось? — потребовал он.

— Я объясню, только позже! — бросила она, запихивая в сумочку все подряд. — И ты меня не подвози, мне нужно по дороге все обдумать.

— Хотя бы скажи, куда ты едешь!

— В гостиницу к Лаппо! Это тот тип, с которым Астапов ходил на спектакль «Дневник оборотня».

— Да уж я помню! — нахмурился Овсянников. — Начнешь допрашивать его по второму разу?

— Мне нужно уточнить только один маленький фактик.

— И ты будешь готова разоблачить убийцу? — не поверил он. — Что-то как-то быстро. А потому сомнительно. Нет, ты не шутишь? Не хочешь мне рассказать?

— Мне нужен еще один факт. Если он ляжет в мою версию, то расскажу. В любом случае постарайся сегодня пораньше вернуться домой.

— Хорошо, — пожал плечами Овсянников. — Я и так собирался вернуться пораньше. Развод, которым я занимался, не состоялся. Стороны передумали, и я должен получить компенсацию. Получу — и сразу обратно.

Когда Элла возвратилась из поездки в гостиницу, настроение у нее было отвратительным. Она легла на постель и долго плакала в одну из дюпоновских подушек, которыми неженка Овсянников наводнил дом. Потом насухо вытерла глаза и позвонила матери.

— Эля! — простонала та трагическим голосом. — У нас случилось ужасное — Юрочка умер!

— Мам, успокойся, пожалуйста. Он не умер, он жив. Говорят, завтра его можно будет проведать.

— Что-о-о? — страшным басом переспросила Дана. — Меня что, обманули, как девочку?

— Это было сделано в интересах следствия, — усталым голосом ответила Элла. — Мам, вы с Борисом можете приехать к его другу Овсянникову? Часам к семи? Ты ведь знакома с Овсянниковым, да?

— Знакома. Только Борис как раз сегодня на пару с твоим шефом Шведовым собирался ехать искать тебя в Истру, в наш летний домик.

— Ну, теперь, когда меня не надо искать, пусть они оба едут к Жеке Овсянникову, хорошо? И ты, конечно, тоже приезжай.

— Эля, мне не нравится твой тон! — тотчас же сказала Дана. — У тебя что-то случилось! Ах, да! — тут же спохватилась она. — Действительно случилось. Я как-то все время упускаю из виду.

Потом Элла позвонила Римме, приказала ей явиться к семи и продиктовала адрес.

— Я тебе очень нужна? — спросила Римма.

— Очень. То, что я хочу сделать, требует не только мужества, но и поддержки. Надеюсь, ты будешь на моей стороне, что бы ни случилось.

— Я же твоя сестра! — воскликнула та. — А кровь сестер всегда течет в одну и ту же сторону.

— Ну не скажи… — пробормотала Элла и набрала еще один номер.

Последний звонок был Ларисе Трошиной.

— Ларис, я влюбилась, — сказала она и подняла глаза вверх, чтобы не пролились слезы. — Его зовут Евгением, Жекой. Хочу сегодня вас познакомить. Ты ведь моя лучшая подруга!

Она снова продиктовала адрес, потом тщательно оделась, распустила волосы и, достав бутыль с очищающим молочком, сняла с себя всю косметику. Поскольку новые красивые очки, которые ей выбрала жена Шведова Вера, улетели куда-то во время акробатических этюдов на уличных часах, Элла по дороге купила другие, специально выбрав круглые, как раньше. Чтобы Овсянников, узнав о ней правду, ни на миг в этой правде не усомнился. Чтобы не бегал вокруг и не вопил: «Этого просто не может быть! Не могу поверить! Какой я болван!»

И вот наконец Овсянников возвратился домой. Элла стояла в коридоре, опустив руки по швам, и глядела прямо на него мятежным взором. Она была готова к борьбе.

— О! — сказал сыщик, снимая ботинки и стряхивая с челки снег. — Ты сегодня какая-то другая!

Он протиснулся мимо, поцеловав ее в пылающую щеку, и заперся в ванной, включив воду на всю катушку. Он плескался, полоскался, пел, хрюкал и гремел флаконами. Элла дождалась, пока вода перестанет течь, и встала уже возле двери ванной. Ароматный Овсянников вышел оттуда, снова поцеловал ее в ту же самую щеку и прошел на кухню. Элла пошла за ним и остановилась в дверях.

— Жень, посмотри на меня внимательно! — потребовала она, сообразив, что иначе можно таскаться за ним до самой ночи.

Овсянников посмотрел и сказал:

— Выглядишь потрясающе! — И улыбнулся, как полный кретин.

— Тебе лучше надеть футболку, — посоветовала Элла. — У нас сегодня будет много гостей. У тебя, конечно, роскошный торс, но мне не хочется, чтобы он отвлекал присутствующих от дела.

— Отвлекал присутствующих? А что, будут женщины?

— Гости.

— Ты наприглашала гостей? Я их знаю?

— Знаешь, — успокоила его Элла. — По крайней мере, большую и лучшую их часть.

Будет Борис с семьей…

— Я не был на его свадьбе, поэтому с семьей незнаком. У нас с Борькой мужская дружба. Холостяцкая. Не дружба домами, если ты понимаешь, о чем я говорю…

— Как же, как же. Собираетесь у кого-нибудь на квартире, чтобы выпить хорошего коньяку, поговорить о футболе и рыбалке. А сами пьете водку, играете на деньги в поддавки и обсуждаете баб.

— Перегибаешь! — не согласился Овсянников. — У меня даже шашек нет.

— Значит, с семьей Бориса ты незнаком? — еще раз переспросила Элла.

— Я поэтому и Астапову живьем не видел.

— Жаль, — сказала та. — Сегодня это тебе очень помогло бы.

— А кто еще придет? — Глупый сыщик пропустил ее замечание мимо ушей.

— Еще придут Шведов и двое моих коллег по работе, а также моя подруга. — Она хотела добавить — лучшая, но язык не повернулся.

— Ой-ой-ой! — проныл Овсянников. — Нам не хватит кофе, там почти ничего не осталось. И конфеты кончились, и вафельный торт.

— Уверяю тебя, собравшимся будет не до сладкого. Разве ты ничего не понял? Я собираюсь разоблачить убийцу.

— У тебя страсть к мелодраматическим эффектам? — поинтересовался Овсянников, быстро поедая то, что нашел в сковородке. — Не лучше ли тебе было выложить все, что ты накопала, профессионалу, то есть мне, а я бы уже разобрался, что к чему. А то, смотри, сядешь в лужу!

— В нынешней ситуации я была бы рада сесть в лужу, — печальным голосом заявила Элла. — То, что я знаю, разрушает меня.