Ли Голдберг - Мистер Монк и «синий грипп»

— Попались, — обрадовалась я, мысленно рассуждая, достаточно ли таблеток я приняла. — Как вы можете считать и говорить со мной одновременно?

— Я считаю в уме.

— В то же время, что и говорите? — уточнила я.

— Конечно, — подтвердил он. — А разве ты так не умеешь?

— Нет, — На самом деле, я вообще едва могла думать. Мне казалось, что мой мозг пытался вырваться из черепа.

— Это объясняет, почему ты не смогла понять простого объяснения убийства офицера Милнера.

— Простого?! — Вскрикнула я. Да, вскрикнула. И не горжусь этим.

— Простого, — кивнул он.

— Как офицер Милнер выяснил, что Чарльз Геррин был Золотоворотским Душителем?

— Я не знаю.

— Какие доказательства у Вас в пользу того, что офицер Милнер и Бертрам Грубер виделись в течение последних восьми месяцев?

— Иначе у Грубера не было бы этой информации, — пробормотал Монк.

— Это не доказательство, — я стиснула виски. — Это предположение. Как собираетесь доказать, что офицер Милнер раскрыл убийства, а затем рассказал об этом Груберу?

— Это незначительная деталь.

— Не обижайтесь, мистер Монк, но, как по мне, это похоже на значительную деталь. Разве без этого Вы сможете установить мотив Грубера убивать Милнера?

— А почему, ты думаешь, я хожу?

— Есть только два человека, которые могут подтвердить Вашу версию. Офицер Милнер и Бертрам Грубер, — еле выговорила я. — Милнер мертв, а Грубер не скажет. Итак, где возьмете доказательства?

Монк прошелся взад и вперед. И снова туда и обратно.

— Мне нужно фото из офиса Милнера. Можете мне его дать?

— Возможно, — сказала я. — Зачем?

Монк прошелся взад и вперед еще раз и затем остановился. — Двадцать восемь.

— Вы закончили думать?

— Да, — засиял Монк. — Теперь пришло время для определенных действий.

В наши дни посещение тюрьмы похоже на пересечение аэропорта, только с собой не разрешается брать личные вещи. Нужно пройти через раму металлоискателя, и даже если не сработает сирена, все равно охранник может осмотреть вас при помощи ручного прибора, а может и физически прощупать.

За исключения случаев, если вы — Эдриан Монк.

Охранники окружной тюрьмы знали его сильное отвращение к прикосновениям. Поэтому они сделали удивительную вещь: позволили ему самому обыскать себя!

Да-да, это правда. Он сам себя обыскал на контрольно-пропускном пункте. И, поверьте мне, зрелище еще то!

Он прохлопывал свое тело и так и сяк, словно по нему ползали муравьи, пока охранники с каменными лицами наблюдали за его телодвижениями.

Но прохлопывал очень тщательно.

— Ой-ой, — он хлопнул себя по карману. Полез в него так осторожно, словно там могла оказаться мышеловка, и вытащил блестящий четвертак. — О чем я думал, беря его в тюрьму?!

— Какой вред можно причинить четвертаком? — спросила я.

Монк покачал головой и посмотрел на охранников. — Она новенькая, — потом взглянул на меня. — Из этой монеты можно выточить крошечный, но смертельно опасный наконечник стрелы.

— Я, конечно, слышала, что заключенные делают заточки, но наконечники стрел — новость для меня.

— Потому что неутомимое трудолюбие этих прекрасных охранников помешало арестантам их делать, — босс бросил четвертак в корзинку, в которой лежали его бумажник и другие личные вещи.

Один из дюжих охранников шагнул ко мне, чтобы ощупать.

— А можно я тоже сама обыщу себя? — пропищала я.

Охранник покачал головой.

— Но вы позволили это мистеру Монку, — запротестовала я.

— Он — исключение, — пробасил страж.

И не поспоришь. Меня обыскали.

Нас провели в глухой зал для свиданий, где были лишь серые стены, металлический стол и четыре стула, прикрученные к полу.

— Мне нравится, как здесь все устроено! — похвалил Монк.

Это не сарказм. Ему действительно понравилось. Стол стоял в центре помещения, а стулья располагались на равном расстоянии друг от друга, создавая ансамбль идеальной симметрии.

Монк несколько раз обошел вокруг стола, касаясь углов кончиками пальцев.

— Какая красота! — восхищался он. — Как скульптура. Интересно, можно ли у меня дома устроить так же?

— Вы хотите, чтобы Ваша квартира выглядела как тюрьма?!

— Напомни мне узнать имя дизайнера перед уходом, — попросил он. Дверь открылась, и охранники ввели Чарли Геррина, закованного в цепи и одетого в оранжевый комбинезон. Его посадили на стул и приковали ногу к болту с проушиной на полу.

— Это необходимо? — поинтересовался босс.

— Он убил трех женщин голыми руками, — напомнила я.

— Стукните в дверь, если мы понадобимся, — сказал один из охранников. — Мы будем снаружи.

Они вышли и закрыли дверь. Мы сели напротив Геррина. Он таращился на меня как на эскимо в жаркий денек.

— Здравствуйте, — поприветствовал Монк. — Позавчера я был Вашим заложником. Вы можете не узнать меня, поскольку я находился к Вам спиной и с пистолетом у головы.

— Я Вас помню, — прохрипел Геррин, бегая глазками вверх и вниз по моему телу. — А кто она?

— Не называйте ему моего имени, — быстро отреагировала я. — Не хочу, чтобы этот монстр знал обо мне хоть что-нибудь.

Последнее, чего мне хотелось, — получать письма, сообщения электронной почты или звонки от Чарли Геррина и его тюремных дружков.

— Она — та, кого я знаю, и постоянно сопровождает меня. Я бы хотел задать Вам несколько вопросов.

— Можете спрашивать что угодно, — осклабился маньяк, — но я не отвечу на ваши вопросы без стимула.

— Вроде какого? — заинтересовался Монк.

Геррин улыбнулся мне. — Я хочу твой левый ботинок.

— Помечтай! — огрызнулась я.

— В том-то и проблема, — щерился Геррин. — У меня есть только мечты. Они отобрали у меня коллекцию сувениров. А здесь мои потребности нелегко удовлетворить.

— Так тебе и надо, — процедила я.

Геррин пожал плечами. — Нет ботинка — нет ответов.

Монк умоляюще посмотрел на меня. — Дай ему свой ботинок.

— Нет, — отрезала я.

— Это же старый ботинок, — упрашивал он.

— Ну и что?

— Он весь потертый и грязный, — не унимался Монк.

— Это не аргумент, — разозлилась я. — Вы знаете, зачем ему моя обувь! Знаете, что она значит для него. И, в самом деле, хотите осуществить его больные, извращенные желания?

— А ты хочешь оставить убийцу на свободе? — укорил босс.

Вот обязательно ему нужно поставить вопрос таким образом? Я нагнулась, сняла ботинок и бросила на стол.

— Теперь довольны?

Геррин очень деликатно поднял его, как будто это хрустальная туфелька, и поднес к своему носу. Глубоко вдохнул и закрыл глаза от восторга.

Монк поморщился от отвращения, как и я.

— Боже, — передернулся босс, — Вы так, так, так отвратительны!

— Следующий раз, когда у меня окажется женская обувь, случится нескоро, — пожирал меня глазами Геррин, — поэтому хочу насладиться сполна.

— Быстрее задавайте свои вопросы, — поторопила я, — хочу поскорее убраться отсюда!

— Я тоже, — признался Монк. — Дай ему второй ботинок.

— Что? — не поняла я.

— Дай ему второй ботинок, — повторил он.

— Я не хочу ее второй ботинок, — отказался Геррин.

— Все равно дай ему, — приказал Монк.

— Больше я ему ничего не дам!

— Она может оставить его у себя, — милостиво разрешил убийца.

— На тебе сейчас только один ботинок, — напирал босс. — Будь благоразумна, ты не сможешь уйти отсюда с одним ботинком.

— Нет, смогу.

— Нет, не сможешь, — возразил он.

— Я не дам ему свой второй ботинок, — я упрямо сжала губы.

— Что ты собираешься делать с одним ботинком?

— Собираюсь носить, а не отдавать ему.

— Мне он и не нужен, — влез Геррин.

— Этот ботинок будет постоянно напоминать, что второй ты отдала ему, — не унимался Монк. — Неужели ты не хочешь этого забыть?

Я посмотрела на Геррина, любовно поглаживающего и нюхающего мою обувку. Нет, помнить это мне совсем не хочется.

— Хорошо, — я сняла ботинок и швырнула его на стол. — Наслаждайся, извращенец!

— Зачем мне правый ботинок? — Геррин толкнул его назад. — Он не идет ни в какое сравнение с левым!

— Возьмите его, — Монк кончиком указательного пальца подтолкнул ботинок к Душителю.

— Нет, — Геррин отбросил его.

— Либо берете правый, либо я отбираю левый, — пригрозил Монк.

— Нет, не отберете, — насупился Геррин.

— Нет, отберу!

— Тогда я не стану отвечать на вопросы, — злобно зыркнул Геррин.

— Обувь всегда должна быть в паре, — Монк ударил кулаком по столу, вскочил и уставился на Геррина с таким праведным гневом, которого я прежде в нем никогда не замечала. — Таков естественный порядок Вселенной. Уже достаточно плохо, что Вы убили трех женщин, а если нарушите еще и вселенский порядок, будет совсем скверно! Я ясно выражаюсь?!