Ли Голдберг - Мистер Монк и «синий грипп»

Геррин судорожно сглотнул, прижал к груди мой левый ботинок одной рукой, а в другую неохотно взял правый.

— Так-то лучше, — Монк откинулся на спинку стула и сделал глубокий вдох. Потом повернул голову, поправил воротник, полез в карман пиджака и достал фотографию. — Встречали когда-нибудь этого человека?

На снимке был офицер Милнер.

Чарли Геррин взглянул на фотографию и кивнул. — Да, я видел его раньше.

Монк прав: между Милнером, Грубером и Геррином была связь.

— Знаете, кто он? — спросил Монк.

— Коп, который чуть не арестовал меня, — ответил Геррин. — Это был второй раз, когда я думал, что попался. Но мне повезло.

— Что Вы имеете в виду?

— В субботу я ехал домой. Было туманно; мне следовало сосредоточиться на вождении, но кроссовок всецело завладел моим вниманием. Я касался его, смотрел на него, нюхал… — говоря, он проделывал все это с тем, что когда-то было моей обувью. — Кто обвинит меня? Я всего лишь человек.

— Я в этом не уверена, — с отвращением выдавила я.

— Я на мгновение отвлекся от дороги и случайно проехал на красный свет, — продолжил рассказ убийца, — и в меня врезался латиноамериканец, ехавший через перекресток. У меня лишь разбилась задняя фара, и если бы он вызвал копов, на этом бы моя эпопея и завершилась. Но он оказался едва понимающим английский нелегалом; ему, как и мне, не хотелось связываться с полицией, поэтому мы разошлись полюбовно.

— Как же офицер Милнер появился в Вашей жизни? — продолжил допрос Монк.

— В воскресенье я ехал на работу, а он пристроился за мной с сиреной. У меня на коленях лежал тот невероятный кроссовок. Я бросил его на заднее сиденье, но сердцем понимал: меня поймали. Я знал, это конец. Он подошел к машине, наклонился к окну и спросил, знаю ли я, что ехал на скорости тридцать пять миль в час в зоне, где ограничение в двадцать пять. И собирался выписать мне штраф, — поведал Геррин. — Он взял мои права, вернулся в свою машину и очень долго разглядывал меня.

Могу представить себе, какие мысли крутились в голове у Милнера, когда он сидел в машине и размышлял, какой подарок судьбы получил.

Когда он увидел левый кроссовок на заднем сиденье остановленного автомобиля и понял, что случайно тормознул Золотоворотского Душителя.

Каковы были шансы поймать маньяка?

Но, черт возьми, что еще важнее — как поступить в этой ситуации?!

Милнер знал, что он обязан арестовать преступника. Его ждали повышение в карьере, газетные заголовки, он стал бы национальным героем.

На всю оставшуюся жизнь офицер Милнер прославился бы как храбрый молодой полицейский, в одиночку поймавший Золотоворотского Душителя.

Что же останавливало его?

Награда в двести пятьдесят тысяч долларов. По всем правилам она бы должна достаться ему вместе со славой.

Но дело обстояло не так.

Все, что он получил бы — фотографию с мэром, пожимающим ему руку, а чек так и остался бы в кармане у мэра.

Мэр готов отдать чек любому недотепе с улицы, но не полицейскому, который рисковал своей жизнью, работая сверхурочно каждый день, чтобы прокормить семью.

Разве это справедливо?

Я, конечно, могла бы посочувствовать затруднительному, с точки зрения морали, положению офицера Милнера.

Он разрывался между жаждой славы и жаждой наличных. Оба варианта имели мощную привлекательность.

И когда Чарли Геррин потел от страха в своей машине, в офицере Милнере шла молчаливая борьба за принятие решения, безвозвратно изменяющего его жизнь.

В конечном счете, жадность пересилила служебный долг.

Или, выражаясь более снисходительно, офицер Милнер не удержался от непосредственной возможности обеспечить лучшую жизнь для своей семьи более скорым способом, чем арест.

— Я был уверен, что он просто ждет подкрепления, чтобы арестовать меня, — охотно делился Геррин. — Но нет, он вышел из машины, протянул мне водительское удостоверение и сделал предупреждение. Можете поверить? Какая удача! Он не заметил обувь и не узнал, кто я.

— На самом деле, — вздохнул Монк, — узнал.

— Тогда почему он не арестовал меня?

— На это было двести пятьдесят тысяч причин, — ответил босс.

Охранники не позволили Геррину забрать в камеру мои ботинки, но и я не могла заставить себя взять их. Я попросила охранника выбросить их в мусорный бак, а сама дошла до своей машины в носках.

Мы с Монком долго натирали руки дезинфицирующими салфетками, но пройдет еще немало времени, пока мы снова почувствуем себя чистыми.

На обратном пути в управление мы остановились у дешевого обувного магазина, где я купила за двадцать долларов пару кроссовок, чтобы проходить в них оставшуюся часть дня, хотя, судя по их неважнецкому качеству, меня одолевали сомнения, что они продержатся так долго.

Оттуда мы направились в офис Стоттлмайера, где изложили ему и Дишеру сведения, полученные от Геррина.

Стоттлмайер слушал, не перебивая, пока Монк не закончил речь, а потом приказал Дишеру принести вещи покойного офицера Милнера. Дишер направился за ними в комнату для улик.

— Хотите знать, что я не понимаю? — спросил Стоттлмайер.

— Что? — откликнулся Монк.

— Все! — бухнул Стоттлмайер. — Почему я смотрю на те же данные, что и ты, и не вижу ничего, а ты можешь догадаться, кто убийца и что он ел на завтрак?

— Это дар и проклятье, — вздохнул Монк.

— Спасибо, — буркнул Стоттлмайер.

— Я говорил о себе, — пояснил Монк. — Я вижу слишком много. Вы можете выйти на улицу и просто оценить, каков день. Я же вижу, как что-то не совпадает, и это не дает мне покоя.

— Это делает тебя чертовски хорошим детективом, — приободрил капитан.

— Но я теряю столько прекрасных дней…

Дишер вернулся с коробкой, полной пластиковых пакетов с вещами, которые были на офицере Милнере в день его смерти.

Капитан пошарил в коробке и вытащил пакет с блокнотом для штрафных квитанций. Он вскрыл пакет и начал искать нужную квитанцию. Много времени на это не ушло.

— Вот оно, — возвестил он. — Он не закончил выписывать штрафную квитанцию и не доложил о ней, вернувшись из патруля. Но здесь вся информация. Дата и время остановки транспортного средства. Марка машины, модель, номера, описание автомобиля, даже фамилия Геррина и адрес.

Стоттлмайер передал блокнот Монку, который мельком взглянул на квитанцию.

— Но у нас по-прежнему нет ничего, связывающего Грубера с убийством Милнера, — сказал Дишер. — Это лишь доказывает, что офицер Милнер встречался с Ножной Нечистью.

— Что еще за Ножная Нечисть? — поморщился Стоттлмайер.

— Чарльз Геррин, — пояснил Рэнди.

— Он — Золотоворотский Душитель, — отрезал капитан. — А не Ножная Нечисть.

— А я называю его так, сэр. И уверен, именно под таким именем он попадет в анналы криминала.

— Что за анналы криминала?

— Те газеты, что все читают.

— Назови хоть одну, — прищурился Стоттлмайер.

— Эммм, — задумался Дишер. — «Анналы криминала».

— Никогда о такой не слышал, — недоверчиво хмыкнул Стоттлмайер.

— Да она есть во всех газетных киосках! Просто Вам стоит повнимательнее ее искать. А найти ее нелегко, как «Собачью фантазию» или журнал «Штампы».

— Ага, обязательно поищу, — заверил Стоттлмайер и сосредоточил внимание на Монке. — В одном Рэнди прав: связь не очевидна. Ты не сможешь доказать, что офицер Милнер передал информацию о Геррине Груберу, а без этого нет мотива для убийства.

— Наоборот, капитан, — Монк поднял блокнот. — Доказательство прямо здесь.

Я позвонила Бертраму Груберу и сказала, что Монк хочет задать ему пару вопросов, необходимых для завершения расследования. Он отказывался, пока я не напомнила, что одним из требований к получению награды является полное сотрудничество с полицией. В противном случае, у него могли изъять полученные деньги. Грубая ложь, но Грубер назначил нам встречу на пристани, где он разглядывал яхту, которую собирался приобрести. Стоттлмайер, Монк и я пошли на встречу.

Нечасто я заглядываю на пристань для яхт, к своему позору, поскольку это одно из живописнейших мест в городе. Дома, похожие на именинный торт, покрытые похожей на яркую глазурь штукатуркой, тянутся вдоль широкого бульвара прямо напротив Марина Грин — открытого парка, который огибают курсирующие яхты, образуя лес белых мачт на волнующем фоне моста Золотые Ворота. Парк круглый год заполнен любителями запуска воздушных змеев, бегунами, велосипедистами и загорающими независимо от погоды. Это придавало ему столь праздничную атмосферу, что даже встреча с Грубером не могла ее омрачить.

Мы с Монком и Стоттлмайером спустились по трапу из парка к пристани. Монк вцепился в деревянные перила, словно попал в ужасный в шторм. Хотя трап совсем не двигался. А вот босс покачивался в такт с мачтами.