Галина Полынская - Спасите наши души

Каморка дежурного отыскалась прямо у входной двери, как я ее раньше не заметила, ума не приложу. Постучавшись, заглянула внутрь. В тесном помещении за столом сидел молодой человек, как мне показалось, лет четырнадцати.

– Бог к тебе, сестра! – неожиданно густым басом произнес он.

– И к тебе. Брат Торку?

Он чинно кивнул. Я втиснулась в каморку и подошла к столу, при ближайшем рассмотрении пацан оказался немногим старше, лет восемнадцати – двадцать.

– Скучно очень, – мялась я, не зная, чего наплести. – Пить хочется.

– Я могу компоту принести.

По манере разговора и простодушной «деревянной» мордахе, можно было подумать, что парнишка только что, вечерним автобусом приехал из деревни «Драные ноздри».

– Здорово, – заулыбалась я улыбкой Дуни Васильковой, – а можно?

– Конечно, хочешь два стакана, хочешь три.

– А ты будешь?

– Буду. Звать-то тебя как?

– Трута.

– Жди тут, я сейчас.

И умчался. Время я терять не стала и довольно оперативно обнаружила дверь в стене за столом, прикрытую большущим плакатом с изображением святого Актавия в белом балахоне. Только я опустила плакат на место, явился Торку, он нес три стакана с таким видом, будто показывал невероятный фокус. И благодарная публика восхитилась.

– Я сейчас приду.

– А ты на долго? – расстроился парень, видать невесело торчать в каморке без компании.

– Мигом, в туалет сбегаю.

Забежав к себе, я еще подумала, чем угостить малыша – снотворным или слабительным? В животе резануло болью, сообщая, что снова производится посадка на Марс, и я пожалела пацана. В пижамных штанах имелся один неглубокий кармашек, мне его волне хватило.

Вернувшись в коморку, я присела на край стола, ибо больше сидений никаких не было. Глотнув холодного пресного компота, я изумилась его прекрасным вкусовым качествам и сказала, что, кажется, входная дверь не заперта.

– Как так? – переполошился парень, выхватил из кармана брюк связку ключей и выбежал.

Я скоренько высыпала в его стакан белый порошок из синих капсул и – прости Господи – размешала пальцем.

Вернулся он со словами: «Да нет, там все закрыто».

– Значит, померещилось, – я подняла свой стакан. – Давай за знакомство.

– Давай, – застеснялся он.

Мы чокнулись.

– До дна, до дна!

И он честно выхлебал компот до дна. Сколько ждать результата я не знала, но впереди целая ночь и торопиться было совершенно некуда.

Глаза горе-охранника стали слипаться где-то через час. Минут десять он еще пытался поддерживать подобие беседы, но вскоре положил руки на стол, голову на руки и отключился. На всякий случай я потрепала его за плечо – глухо. Спрыгнув со стола, я вытащила из его кармана связку и пошла к плакату с Актавием. Приподняв его, долго подбирала ключ, надеясь, что на этой связки имеются ключи от всех замков в целительной, это существенно облегчило бы мне задачу. Маленький желтый ключик подошел. Приоткрыв дверь, я скользнула внутрь. В темноте ничего не было видно, и я принялась шарить руками по стенам в поисках выключателя. Загорелась тусклая лампочка под потолком, я огляделась. Мне потребовалось, наверное, не меньше минуты, чтобы понять, что это такое. Я тоже смотрю телевизор, зря Тая на меня поклеп наводит, и много раз видала такие ячейки с ручками… в моргах. Не особо отдавая себе отчет в собственных действиях, я взялась за ближайшую ручку и потянула ящик на себя. Пусто. Второй – пусто, третий – пусто, четвертый… не пусто. Я смотрела на землисто серое лицо и не могла оторваться. Вот и нашла я Ирину Колесникову, вот такие вот Ессентуки… Грудь, живот Ирины покрывали уродливые грубые рубцы, будто ее не зашивали после операции, а небрежно штопали, лишь бы не развалилась. Преодолевая дурноту и головокружение, я сделала пару снимков. И вдруг услышала приглушенные голоса. Волосы мои мгновенно встали дыбом, я задвинула ящик с телом и, выключив свет, застыла, пораженная ужасом. Голоса приближались, кто-то шел в операционную. В соседней каморке спал охранник, туда идти было рискованно, чего это я там делаю в столь поздний час рядом с неподвижным юношей? Оставаться в этом мини-морге нельзя было и подавно, тем более, что он сообщался с операционной. Мне оставалось только одно. Выдвинув пустой нижний ящик, я залезла внутрь и задвинулась, оставив небольшую щелку для дыхания. И только оказавшись внутри, я догадалась, что это холодильник.

В мини-морге зажегся свет, и я уставилась в щель, стараясь не думать о том, как скоро я превращусь в свежезамороженную треску в своей чудесной легкой пижамке. Вошли двое – мужские ноги и женские, они везли каталку.

– Часто слишком умирать они у тебя стали, – произнес недовольный голос Кареглазки.

– Такого рода операции не всегда проходят благополучно даже в нормальных клиниках, – ответил голос Юрия.

– Просто у тебя стали сильно дрожать руки!

Я не могла видеть, чем они занимаются, но, судя по шуму – перекладывали тело с каталки в ящик холодильника.

– Устаю…

– Может, просто-напросто надо меньше колоться? У нас завтра три аборта, ты сможешь?

– Три?!

– Да, сучки беременеют, как из пулемета.

– Может Сандро сделать паузу?

– Да ты что, это же такой востребованный материал! Кстати, почему дежурный спит?

– Пускай, ни к чему нам лишние глаза и уши.

Закончив свое дело, они потушили свет и ушли в операционную. От холода я уже не чувствовала ни рук ни ног, затей Кареглазка с Юрием какую-нибудь операцию, то на один замороженный труп их коллекция бы пополнилась, но они к счастью, быстро ушли и я вылезла из своего неприятного убежища. Теперь мне некого было опасаться и я принялась выдвигать все ящики подряд, фотографируя тела. Одна бедолага была мне знакома, пару часов назад она еще лежала в палате под капельницей. Задвинув ящик, я выключила свет, и тихонько, чтобы не разбудить дежурного, вышла из морга, приподнимая плакат. Парнишка спал в той же позе. Заперев дверь и поправив плакат, я немного попрыгала в каморке, согреваясь. Потом решила растормошить паренька, будто он прикорнул на минутку, а я все время тут была. Мальчишка не просыпался. Мне сделалось не по себе, а совсем мне поплохело, когда я пощупала пульс у него на шее. Его не было. Молодой человек был мертв.

Как только меня паралич не разбил на месте, не знаю. Еле передвигая одеревеневшими ногами, я вышла из каморки, потом вернулась и забрала два стакана, из которого пила сама и в который подмешивала снотворное, третий, полный компота, остался на столе. Искать кран с водой не стала, охваченная паникой, я бросилась в туалет и стала дергать за рычаг, спуская воду в унитазе. Там и помыла стаканы. Куда их девать я не имела представления, поэтому побежала в свой бокс и сунула стаканы в тумбочку. Потом выключила свет и легла в кровать, накрывшись одеялом с головой. Меня так колотило, что зуб на зуб не попадал. «Господи, – скакали мысли в голове, – неужели я его убила?! Но каким же образом? Обычным снотворным?» Лежать не получалось, я села на край кровати, кутаясь в одеяло. Чего мне не хватало, чтобы хоть как-то придти в себя и начать соображать, так это сигареты, но ее нарисовать было неоткуда. Трясясь, как на электрическом стуле, я пыталась придумать, что же делать дальше, как поступить в такой ситуации. Теперь я обладала по истине ценной фотопленкой и ее надо было обезопасить ото всех предполагаемых и не предполагаемых неприятностей. Прощелкав в холостую последние три кадра, я перемотала пленку и вытащила пластмассовый цилиндрик. Теперь не мешало бы избавиться от фотоаппарата. Ничего умнее, как засунуть его между тумбочкой и стеной я не придумала. Потом стянула пижаму и принялась одеваться, не совсем понимая, зачем я это делаю, ведь можно было преспокойно дождаться утра, вроде бы я сплю себе спокойно и ничего знать не знаю. Но я пребывала в состоянии аффекта и продолжала лихорадочно натягивать шерстяные брюки и свитер. Затем, чтобы предотвратить полеты в невесомость схрумала пару таблеток закрепительного и все лекарства рассовала по карманам брюк. Вдруг в окошко тихонько постучали. В глазах у меня мгновенно потемнело, в ушах загудело и я присела на кровать, намереваясь отъехать в обморок. У меня и сомнений не возникало, что это призрак убиенного мною дежурного пришел продолжить беседу. Стук не стихал, напротив, он становился громче и настойчивее. Пришлось отрыть глаза и посмотреть. За стеклом маячила сосредоточенная Тайкина мордаха. Держась за сердце, я сползла с кровати и попыталась открыть окно, но дрожащие руки не повиновались. Тайка что-то показывала хаотичными жестами, но я не понимала, мозг был отключен. Тогда подруга махнула рукой и скрылась из вида. И тут мне удалось открыть окно. Высунув голову, я просипела:

– Та-а-а-ая!

Она мгновенно появилась, будто выросла из-под земли, как гриб дождевик.

– Сена, у тебя есть какие-нибудь новости? – от волнения она пританцовывала, озираясь.