Сан-Антонио - Слепые тоже видят

Она недоверчиво улыбается.

— Что я должна делать?

— Передать кое-кому кое-что. Но время терпит, вначале я жду телефонный звонок. Поэтому приготовь нам кофе, дорогая, ночь выдалась долгая, нервная и бессонная. А день, я боюсь, будет достойным ее продолжением.

Грета нагибается и целует меня в губы.

— А если мы закончим то, что так хорошо начали, а, французик?

Я решаю, что не стоит перечить женщине, и тотчас иду навстречу ее желаниям.

Поэтому готовить нам кофе приходится Берю.

Через два часа раздается звонок телефона… В тишине дома он звучит как пожарная сирена.

— Оставь, — говорю я Грете, — это меня.

Действительно, взволнованный и охрипший голос Матиаса вибрирует в телефонной трубке.

— Порядок, господин комиссар, они вытащили пакет.

— Тебе удалось их выследить?

— О, очень просто, к тому же они далеко не поехали. В настоящий момент перегружают блок на частный причал у реки.

Он дает мне адрес.

— Спасибо, блондинчик! Хорошая работа! Но у меня впечатление, что ты простудился напрочь, нет?

— Ой, не говорите! Зуб на зуб не попадает: утром у реки страшная холодрыга и сырость, так что насморк мне обеспечен как минимум.

Ладно, болтать некогда. Я вешаю трубку и открываю окно. Дождь перестал, и газон перед домом пахнет свежей травой, а птицы пробуют голоса на все лады. Думаю, впереди нас ждет прекрасный день. Я отрываю Берю от дивана, где он лежит кучей, испытывая новый способ храпа, — испускает рык льва, забывшего после трапезы вытащить из глотки баранью кость.

— Собирайтесь, друзья. Нельзя пропустить столь захватывающее зрелище…

Мы отъезжаем от дома. Движение на улицах становится интенсивнее. Минуя промышленный район, спускаемся к Везеру, медленно и лениво несущему свои воды широким потоком и поблескивающему в первых лучах пробивающегося солнца, как начищенная металлическая дощечка.

(По поводу последнего абзаца также не грех процитировать моего почитателя: “Какой талант! Какой талант! Какой талант! Ах! Если бы я только мог… Жан Дютур”.)

Еще раз спасибо, дорогой Жан! Ваше восхищение весьма кстати, поскольку надо же как-то заканчивать этот роман…

Скоро мы въезжаем в живописное зеленое местечко. По обеим сторонам реки расположены участки земли с домами один другого шикарнее.

На зеленом фоне выделяется оранжевое пятно…

Это шевелюра Матиаса, прижавшегося к изгороди. Глаза слезятся, а с носа свисает сталактит.

Я останавливаю машину рядом с ним.

— Привет, блондин, что нового?

— Минуты три назад приехал шестисотый “мерседес” с очень серьезными людьми.

— Как раз то, что нужно. Теперь твоя очередь, Грета. Если будешь на высоте, любовь моя, то новая жизнь распахнется перед тобой двумя широкими створками!

Я нежно целую ее. Матиас в смущении отворачивается. Толстяк же, наоборот, открывает глотку:

— Посмотрите на этого Казакову, разыгрывающего из себя Рудольфа Гесса-Валентине. Заменил меня на этом поприще, а все из-за того, что рыжий напичкал меня какой-то отравой. Дважды потчевал, пока мы отдыхали у капитанши. Теперь мои мозги как из теста, черт бы вас всех побрал! Что ты мне хоть подсунул, что за дрянь с бромом, скажи, ты, Огненный? У меня, как у порядочного, было древко для знамени, а теперь? Я похож на кенгуру! Будто венчик для взбивания яиц, мирно покоящийся в ящике стола. Если меня не реанимируют перед возвращением в Париж, то в каком виде я предстану перед моей половиной? А? Отвечай, сукин сын! Думаешь, женщину с таким темпераментом, как моя Берта, можно завести с помощью зубочистки? Ты считаешь, наверное, что она увлечется этой мягкой игрушкой? Пардон, но она любит другие игры! Она предпочитает кегли, а не тряпочные куклы, уверяю вас, джентльмены! Шланг, так под напором, а не в скрученном состоянии!

Он продолжает причитания, но я их больше не слышу…

Одним прыжком перемахнув через живую изгородь из подстриженного кустарника, я осторожно приближаюсь к нашим “клиентам”.

Если вы заметили, мы практически всегда работаем в местах, где красивые газоны! Потому, очевидно, что здесь чуть не каждый день идут дожди?

Зеленый ковер, по которому я сейчас пробираюсь, мягкий и мокрый, как… (Оставляю на ваше усмотрение додумать сравнение в высоком стиле.) Вокруг цветник, напоминающий мне сборище монарших фамилий Европы, среди которых глазки английской принцессы Анны и маргаритки королевы датской занимают почетное место. Я, как видите, недурно разбираюсь в цветах, но сейчас не время заниматься ботаникой.

Широкий ряд подстриженного в форме бутылок “Перье” кустарника представляется мне идеальным укрытием. Я устраиваюсь там, друзья мои, и оказываюсь как бы в первом ряду партера. Сразу за кустарником находится большой гараж, рядом с которым стоит желтый грузовик с широким кузовом и небольшим краном. На платформе грузовика — вынутый из воды блестящий черный мешок огромных размеров.

Позади машины полукругом выстроились несколько человек, они молча наблюдают за работой двух грузчиков в голубых комбинезонах. Стоя на платформе, парни орудуют здоровенными ножницами, разрезая резиновую оболочку. Все сосредоточенно молчат, слышны лишь щелканья ножниц. На лицах торжественное выражение, будто на похоронах. Те, что стоят сзади грузовика, ждут, пока рабочие освободят алмаз от мешка. Их четверо… Трое крупных, один крошечный. Этот малыш мне знаком. Совсем недавно я встречал его в Париже. Длинные седые волосы, ниспадающие локонами на плечи, я узнаю без ошибки — будьте покойны! Коротышка — ни много ни мало, дорогой господин де Брилльяк, временный президент всех ювелиров Франции. Ах, негодяй! Ах, изменник! Продажная скотина! Так он, значит, старался для нацистской организации. Интересно, из политических убеждений? Или от жадности? Поди узнай…

Но я узнаю, только позже!

И вы тоже, если будете вести себя хорошо. Я вам все скажу, обещаю!

Ну вот, готово! Оболочка разрезана. Ребята в комбинезонах снимают ее и сбрасывают вниз. Захватывающий момент для всех присутствующих.

Прежде всего для членов организации, поскольку они жаждут увидеть наконец сказочный камень.

Ну и, конечно же, для меня, смущенно надеющегося увидеть совсем другое. Не правда ли, я здорово подготовил момент, называющийся в кинематографии “саспенс”, “подвешенность”, дорогие мои учителя и наставники? Очень возбуждает, согласитесь?

Теперь на счет: раз, два, три… “Горячо” или “Холодно”?

Возгласы “О! О! О!” сотрясают ряды джентльменов.

Алмаз, товарищи, немножко изменился!

На его месте огромная глыба угля. Браво Матиасу, некоронованному принцу среди коронованных химиков!

— Что это значит? — выдавливает из себя самый старый из присутствующих, сраженный увиденным.

— Кажется, больше похоже на… уголь! — восклицает самый молодой.

— Да, да, уголь! Уголь! — подтверждает один из рабочих в комбинезоне.

Коротышка де Брилльяк карабкается на платформу грузовика. Он хватает ножницы и начинает расковыривать поверхность глыбы. Его движения суетливы и нервны, как у белки, обнаружившей у себя под боком корзину с нитками вместо орехов.

— Уголь! Уголь! — вопит временный шеф всех ювелиров Франции.

— Вы что, с ума сошли? — нервничает еще один.

— Нет, это уголь! Уголь! — взвизгивает патлатый обмылок на всех языках сразу. — Антрацит! Это антрацит! Вы слышите? Понимаете? Вы, видно, не соображаете, что я говорю! Антрацит! Такой же, как в шахте Рура!

Он поворачивается к своим обалдевшим соучастникам. Тычет в них ножницами, топает ногами, подпрыгивает! Слюни летят во все стороны!

— Сволочи, вы меня обманули! — рычит де Брилльяк срывающимся на визг голосом. — Воры! Преступники! Нацисты! Скоты! Баварские свиньи! Так обдурить меня! Меня, изменившего своей родине, чтобы получить четверть навара! Всего четверть! Это вам даром не пройдет! Долой Гитлера! Не видать вам ни Эльзаса, ни Лотарингии как своих ушей! Германии капут! Ненавижу! Да здравствуют русские! Рабочий интернационал! Всех в Сибирь! Собачье дерьмо! Гоните мою долю! Дайте сюда! Я буду жаловаться! Клянусь, я все расскажу! Я не буду молчать! Выложу всю правду! Ничего, кроме правды! Отдайте мне сейчас же мою долю! Мою четверть, иначе польется кровь! Думаете обвести меня вокруг пальца, как болвана в борделе? Ну нет, не пройдет! Де Брилльяк смешон? Никогда! Я не дам себя обуть! О нет, вы меня еще не знаете! Я не позволю осрамить свою честь! Плюнуть так в лицо за здорово живешь уважаемому человеку! Скажите пожалуйста, что решили! Нет уж, оставьте! Мы вам покажем Новый Верден! Мы не отступим! Вам не пройти! Вперед, в штыки! О, как я вас ненавижу! Обокрасть пожилого человека! Бандиты! А ну, быстро давайте мою долю! Моя четверть, или я за себя не ручаюсь! Самый старый из нацистов, понимающий по-французски, категорично возражает:

— Турак! Польфан! Фы не фидите, что нас тоше опманули! Перите это, фажа толя! Тафай, пери, итиот! У фас прафо на пятьсот кило этой клыпы, кретин!