Беверли Херальд - Двойное убийство

Но та лишь расхохоталась мне в лицо:

– Ну еще бы! Ясное дело. Может, по-вашему, и Папа Римский не католик, а?

– Максина, – предприняла я еще одну попытку, – послушайте меня. Это Глен с Расселом все…

– Рассел! – снова перебила она, с сожалением качая головой. – Только не говорите мне о Расселе! – Это имя она выплюнула с презрением. – И не надо винить меня в том, что с ним случилось!

Интересно. Кажется, для нее это больная тема. Может, если слегка поднажать, она выложит нам больше, чем собиралась?

– Видите ли, Максина, – неторопливо заметила я, – если бы вы не сказали Глену и Расселу, кто такой Эллиот, Рассел, возможно, был бы сейчас жив и…

– Ну нет! – ощетинилась Максина и так яростно затрясла головой, что локоны захлестали по щекам. – Уж это вы мне не шейте! Рассел сам виноват. Знаете, что он мне сказал? Какой, говорит, мне прок от смерти Эллиота? Ну так я вам скажу, какой прок! Прикончил бы Эллиота, сам был бы жив, вот так!

– Не говоря уже об Элис, – вставила Берт. Лицо миссис Симе налилось кровью.

– И тут я ни при чем! – Она нервно отбросила прядь волос со лба. – Сами знаете, я пыталась связаться с Гленом, едва увидала по телику, что стряслось с Расселом. Даже за одной из вас следила – надеялась, что приведете меня к нему.

Стало быть, Максина не только «Ким Бейсингер», но еще и хрипатый голос, что говорил с Берт по телефону, и та тетка в рыжем плаще, которая таскалась за Берт. До чего же разносторонне одаренная женщина!

– Черт побери! – продолжала она. – Вы даже засекли меня в том чертовом мотеле, когда я искала зацепку, чтобы выйти на Глена. Разве это не доказывает, что я пыталась помочь? Но ведь не могла же я всю дорогу только его поисками заниматься! Пришлось вернуться в Коридон, а не то Эллиот заподозрил бы что-нибудь.

Миссис Симс энергично задрыгала ногой в золотой босоножке.

– Но я правда пыталась сообщить Глену. Я-то понимала: раз уж Эллиот проведал, что есть люди, знающие его подноготную, – он не остановится, пока всех их не уничтожит. Он такой – подлый и безжалостный. Я хотела, чтоб Глен понял: Эллиот никогда ему не заплатит! И ему надо разделаться с Эллиотом, прежде чем Эллиот разделается с ним! – Скрестив руки на груди, Максина одарила нас самодовольной улыбкой. – Так что, сами видите, из вашей затеи с шантажом ничего бы не вышло!

Берт сделала глубокий вдох.

– Поймите же, – процедила она сквозь зубы, – это была не наша затея. И мы вовсе не арестованы. А всего лишь даем показания, как и вы.

Максина разинула густо напомаженный рот:

– Вы не арестованы?

Как ни странно, в эту секунду вошел Гецманн, и последние слова Максины не ускользнули от его внимания.

На мой взгляд, именно Гецманну стоило ответить на вопрос миссис Симс. Возможно, выслушав ее, он решил, что мы с сестрой все-таки в этом замешаны?

Напряженная пауза тянулась и тянулась; мы с Берт невольно подались вперед, с замиранием сердца ожидая, что же скажет Гецманн.

Не знаю, как насчет Нэн, но лично у меня к тому моменту, когда детектив Гецманн наконец заговорил, все внутри пылало так, будто я горящих угольев наглоталась. Мы с Нэн подались вперед и буквально впились в полицейского взглядом. При таком накале страстей логично было ожидать, что Гецманн произнесет что-нибудь судьбоносное. Однако он, не поднимая глаз, буркнул:

– Запишем сейчас ваши показания, всех троих. Только стенографистку дождемся.

И это все? Нэн заметно расслабилась. Кажется, ее не очень заботило, что Гецманн скажет, лишь бы не прозвучало слово «арест».

Ни я, ни сестра не стали напоминать, что как раз за стенографисткой Гецманн вроде бы и выходил. Решили, что незачем заострять на этом внимание. Но Максина была другого мнения. До появления Гецманна она сидела на краю его письменного стола, нога на ногу, однако, едва он открыл дверь, проворно вскочила.

– Ну и ну! – воскликнула она. – Как же трудно найти стенографистку! Да вы столько ходили, что могли за это время нанять ее через агентство!

Гецманн вдруг сделался очень занятым, принялся деловито шуршать пожелтевшими вырезками Максимы и будто бы забыл ей ответить.

Но не тут-то было! Максина оказалась не из тех, кто позволяет себя игнорировать. Подбоченясь, она гневно уставилась на Гецманна:

– Я так поняла, эти двое из ларца, одинаковых с лица, не арестованы? И вы намерены их отпустить, несмотря на то что они заварили всю кашу с шантажом?

У меня ком встал в горле. Не слишком ли рано мы расслабились?

– Их рассказ подтвердил Глен Ледфорд, – невозмутимо отозвался Гецманн, мельком глянув на Максину. – Перед тем как его увезли в операционную, он дал показания.

– И вы верите Глену?! – с сарказмом воскликнула Максина. – Да он же распоследний брехун!

Рыбак рыбака видит издалека, так и вертелось у меня на языке, но я промолчала. Гецманн и глазом не моргнул.

– К тому же мы обнаружили в квартире мистера Ледфорда записи, подтверждающие его показания.

Мы с Нэн переглянулись. Шпаргалка! Полицейские нашли записку, которой Глен пользовался, чтобы не забыть свои угрозы. Я с трудом сдержала улыбку.

Ну разве глупость не замечательное качество?

Кстати, о глупости… Максина яростно топнула ножкой:

– Надеюсь, вы не станете верить всему, что скажет Глен? Ведь он врет как сивый мерин. Грош цена его словам!

Я, конечно, понимала, почему Максина настаивала, что Глену нельзя верить. Она боялась, что тот уже поведал полиции, как именно она натравила их с Расселом на своего мужа. А подстрекательство к убийству – это, между прочим, уголовно наказуемое деяние.

Гецманн сверлил Максину взглядом.

– Если мистер Ледфорд все время врет, почему же вы поверили его словам насчет шантажа? – сухо спросил он.

Максина уставилась на детектива, беззвучно шевеля губами, наконец фыркнула:

– Очень в духе фараонов! Вечно переврут твои слова!

Представьте себе, обращалась она к нам с сестрой, будто в расчете на нашу поддержку. И это после всех ее гневных требований засадить нас за решетку? Держи карман шире!

– Это ж надо! – не унималась Максина. – Тут стараешься принести пользу, добровольно заявляешься в полицию, чтобы исполнить свой гражданский долг, – и что получаешь взамен? С тобой обращаются, как с дерьмом!

Тут Гецманн почему-то решил нас разлучить – меня и Нэн оставил на месте, а Максину отправил в сопровождении полицейского куда-то дальше по коридору.

Наконец появилась тощая дама с кислой физиономией и портативной пишущей машинкой. Мы с Нэн в который раз повторили свои показания, и на том нас отпустили.

Мы до того вымотались, что по дороге домой почти не разговаривали – сидели как истуканы на заднем сиденье патрульной машины, тупо уставившись прямо перед собой. За рулем был все тот же юный полисмен, который доставил нас в управление. Он и сам выглядел уставшим.

Бурые пятна и рваная обивка, разумеется, никуда не делись. Но теперь мне было все равно – настолько я выдохлась. Если соседи увидят, как в пять утра мы выгружаемся из полицейской машины, – ну и на здоровье. Гецманн мог бы отконвоировать нас хоть под дулом пистолета – да ради бога, лишь бы попасть домой.

– Ну вот, все закончилось.

– Ничего не закончится, Берт, – возразила Нэн, – пока полиция не поймает Эллиота Симса.

– В смысле, Леса Теннисона, – уточнила я. Пожав плечами, Нэн равнодушно уставилась в окно:

– Симс, Теннисон – какая разница. Этот тип так меняет шкуры, что полиция еще долго может его искать.

– Ну, по крайней мере для нас вся эта кутерьма закончена. Полиции мы больше не понадобимся – у них есть Глен Ледфорд и Максина, вот пускай и разбираются. Наверняка Симса вот-вот схватят.

Говорила я очень убежденно, но в душе… Если по правде, мысль, что на свободе разгуливает убийца, полагающий, пусть и ошибочно, будто мы с Нэн пытались шантажом вытянуть из него полмиллиона долларов, не вселяла особого оптимизма. Почему-то мне казалось, что Симс, где бы он ни был, сейчас не в лучшем расположении духа.

– Ну конечно, он и глазом не моргнет, как окажется за решеткой, – добавила я, ожидая, что Нэн со мной согласится, но она молчала.

Сидела и тупо смотрела в окно.

В домах зажигались огни, навстречу нам попалось несколько автомобилей. Луисвиль пробуждался ото сна.

– Уверена, – повторила я, – Симсу далеко не убежать. – И с напускной беспечностью прислонилась к дверце, желая опереться на подлокотник.

А подлокотника-то не было.

Рука моя соскользнула, и я нырнула вперед, чуть не расквасив себе ухо.

Юный полицейский метнул на меня в зеркальце встревоженный взгляд. Наверное, испугался, что я лишилась чувств от перенапряжения. Только этого не хватало! Я хотела было одарить паренька любезной улыбкой – дать понять, что не обижаюсь: подумаешь, нет подлокотников и дверных ручек, – эка беда! Но, поразмыслив, решила, что и так привлекла к себе слишком много внимания.