Татьяна Луганцева - Месть божьей коровки

– Доверьтесь нам, – подбодрила ее Яна. Ее открытое лицо всегда вызывало доверие у людей; сработало и на этот раз.

– Полгода назад этот старый развратник заприметил мою малышку и предложил жить вместе с ним в его коммуне. Мы знали, что Шимякин уже живет с тремя женщинами, и, конечно же, отказали ему. Этот гад приходил ко мне еще раз, он не привык отступать и предлагал мне за мою дочь очень большие деньги.

– Скотина! – не сдержалась Яна, которая с самого начала чувствовала что-то мерзкое, склизкое в Егоре Шимякине.

– Это именно то слово! Я выставила его за порог и пригрозила, что если еще хоть раз он обратится ко мне с подобной просьбой, то я обращусь в милицию.

– И что?

Женщина облизала бледные потрескавшиеся губы и ответила:

– И все. Они упрятали меня сюда и взяли Олесю, вы же видите сами.

– Взяли здорового человека и поместили в психушку? – ужаснулась Яна.

– Я не совсем здорова… У меня эпилепсия, а это считается психическим заболеванием. К тому же у меня депрессия после смерти супруга. Они просто подписали еще пару диагнозов, которых у меня не было и в помине, и затем поместили сюда. Может, я и больной человек, но я не должна быть здесь. Я здесь, потому что Шимякин взял мою дочь, – рассказ женщины был весьма грустен.

– Олеся знает, что вы здесь, почему же она не сообщила в полицию? – ужаснулась Яна. – Я, конечно, понимаю, что за ней следили, но за полгода можно же было найти возможность?

– Она и нашла, ты не забыла? Мы здесь, потому что Олеся нас направила сюда. Мы – первые люди, кто вызвал у нее доверие, – ответил Рустем.

– Как вы не понимаете! – от отчаяния женщина даже заколотила кулаками по решетке. – Ее же шантажируют! Если она заикнется, что живет с этим монстром не по своей воле или что меня удерживают здесь силой, то мне сделают всего лишь один укол и вызовут смерть от острой сердечной недостаточности. Поверьте мне, они это могут!

– Все, теперь все! Успокойтесь. Как вас зовут?..

– Елена Евгеньевна.

– Очень приятно. Яна, а это Рустем. И сейчас мы все вместе уйдем отсюда!

– Яна, а где наша ночная знакомая? – вдруг спросил Рустем, первый заметивший отсутствие бабульки, проводившей их сюда.

– Я не знаю, она куда-то подевалась… Да черт с ней! Открывай клетку! Пора сматываться отсюда! – запаниковала Яна, предчувствуя беду.

Рустем повернулся к замку и снова загремел своим адским инструментом.

– Быстрее! Быстрее! Что ты возишься?! – подгоняла его Яна.

– И далеко вы собрались? – раздался женский голос приятного тембра.

Яна с Рустемом вздрогнули, у него даже выпали ключи из рук. В закрытый от всех отсек вошли люди, и лица их были отнюдь не самыми приятными из всех, которые Яна видела в своей жизни. Стройная и достаточно красивая женщина, которой можно было дать от тридцати до сорока лет, в сопровождении двух громил устрашающего вида, выглядела не очень приятно. У нее было узкое лицо, близко посаженные глаза и тонко выщипанные брови. О выражении лиц сопровождающих вообще сказать ничего нельзя ввиду отсутствия этого самого выражения, а самое главное, всяческого человеческого сострадания. По дорогому костюму и уверенному поведению Яна сразу догадалась, что перед ними директриса психиатрической лечебницы. Из-за спины одного из громил высунулось сморщенное лицо старушки, приведшей их сюда.

– Вот видите? Вот видите, что я говорила?! Они без спросу забрались на наш командный пункт, где идет подготовка космонавтов. Правильно я их обманула? Правильно я сделала?

– Очень правильно, – согласилась директриса, – ты заслужила полет в космос.

– Правда? – бабка просто затряслась от счастья. – Этот волшебный полет?

– Именно его. Вколи ей, Толя, эту штучку, чтобы наша милая Леночка встретилась со своим Сатурном.

– Орионом, – поправила ее Леночка.

– Вы колете людям наркотики, чтобы они погружались в фантастический мир нереальных иллюзий? – спросила Яна, сразу поняв всю ситуацию.

– Умная и пронырливая бестия, – констатировала директриса, – жалко, что будем гробить такой генофонд нации. А за наркотики наши старички готовы на многое. Что им в жизни осталось? Только этот волшебный полет! Это так здорово! Нет тебе ни болезней, ни оставшихся мыслей.

Яна слушала эту холодную расчетливую женщину и ужасалась. Конечно, ей не нравилось, что она слышала. До какой же степени цинизма может дойти человек! Но еще больше не нравилось то, что жуткие вещи говорились здесь открыто. Создавалось впечатление, что их вряд ли выпустят отсюда с такой информацией. По тому, как напрягся Рустем, Яна поняла, что его мысли идут по тому же пути.

– Что вы здесь делаете? – очень холодным тоном спросила женщина-директор.

Яна переглянулась с Рустемом. Понятно, что глупо было говорить, что они забрели сюда случайно, да еще и вскрыли по дороге несколько замков.

– У нас есть информация, что здесь насильно удерживается человек не с тем диагнозом, – выдала Яна.

– Покажите документ, подтверждающий ваше утверждение, или право на обыск, который вы тут учинили, – сказала директриса.

– Мы пока так… Но полиция уже в курсе ваших проделок, – предупредила Яна на всякий случай.

Женщина оскалила рот в неприятнейшей улыбке. Челюсти у нее были узкие, а зубы огромные, про такие еще говорят лошадиные, и они во рту не помещались, а наслаивались друг на друга, как черепица на крыше. Улыбка была чудовищно некрасивая и даже зловещая.

– Я знаю, что в полиции ничего не знают и не узнают, так что не старайтесь меня запугать. У меня достаточно могущественный покровитель.

– Мы даже знаем его имя – Егор Шимякин! – Яну несло, несмотря на явное предостережение – локоть Рустема уперся ей в бок.

– Вот и отлично, что вы много чего знаете, значит, можно будет обойтись без долгих и нудных объяснений, – обрадовалась директриса.

– Возьмите их, ребята! – обратилась она к своим подручным гориллам.

Дважды повторять не пришлось, парни хорошо знали свою работу. Похрустывая суставами и поигрывая мышцами, они двинулись на нарушивших покой людей.

– Вы не имеете права! Это преступление! – запаниковала Яна.

– Эти стены хранят много преступлений, – заверила ее директриса.

– Вы ответите за это! – беспомощно озиралась по сторонам Яна.

– Все мы когда-нибудь ответим за все, – успокоила ее директриса, снова противно растягивая губы в улыбке.

Эти двое санитаров были настолько широкими и плотными, что Яне показалось, будто их окружает плотное кольцо, а не два человека. Рустем, все время стоявший неподвижно, внезапно разморозился и накинулся на одного из нападавших, нанося какие-то совершенно сумасшедшие удары с такой скоростью, что Яна их даже не видела, а только слышала. Парень в конечном итоге после пулеметной очереди осел на пол, не сразу, а постепенно, в силу инерции своей мощной фигуры. Второй, достаточно долго соображая, как бы помочь товарищу, кинулся на Рустема с воплем вождя индейского племени, стремящегося стать людоедом, и его встретил мощный удар ногой в грудину.

Яна чувствовала себя участницей телешоу «Умри от страха». Двое громил с тупыми жестокими лицами, парень, дерущийся, как в фильмах с Джедом Ли, беснующиеся люди в клетках, словно в зоопарке, и выглядывающая из-за угла старуха с вопросом: «А когда я полечу на Орион?» Только одна участница этого шоу сохраняла спокойствие – высокая женщина с кривыми зубами. Яна внешне тоже выглядела спокойно, но это было обманчивое впечатление – она буквально остолбенела от страха.

Ее вывел из задумчивости вид еще двух санитаров, бегущих на подмогу поверженным гориллам. Они окружили Рустема со всех сторон, и его худое тело скрылось из вида. Яна никогда не бросала своих на поле боя, хоть сейчас пользы от нее не было никакой. Она тоже с диким криком кинулась на спину одного из подоспевших на помощь. Жалко, что волос у него не было совсем, а следовательно, и зацепиться ей было не за что, а то она бы хоть душу отвела, проредив ему шевелюру. Самой Яне много ударов не понадобилось. Один мощный толчок сбил ее со спины противника, а второй фактически выключил ее сознание. Последнее, что запомнилось, было неприятное чувство, когда ей стягивали руки, и лилейный голос директрисы психушки:

– Вколите ей два кубика, ей хватит, и в конце-то концов усмирите мальчишку.

Яна не любила исторические романы и вообще историю. Только о первобытных общинах и людях еще можно было почитать, у них все было просто и интересно. А дальше… Чем больше развивался мозг человека, тем более изощренными и непонятными становились людские поступки и поведение. Она вообще считала, что если где-то прибавляют, то где-то отнимают – по законам сохранения массы, энергии и круговорота веществ в природе. То есть человечество, несомненно, в техническом плане шагнуло вперед, прорыло метро, полетело в космос… а вот в нравственном и каком-то художественном восприятии мира, в терпимости друг к другу откатилось назад. Как можно было представить, что в двадцатом веке, например, один человек решит, какая раса людей высшая, а какой вообще не следует жить? И что у него найдется много соратников, и за этот бред сложат головы миллионы? Человек – разумный? Вряд ли! Не рождается больше Моцартов и Бахов, Рафаэлей и Рубенсов, зато новая модель сотовых телефонов попадает на рынок каждый месяц. И это неплохо, просто уж как-то однобоко развивается мир.