Фаина Раевская - Методика очарования

Самолет плавно набирал высоту. Взлет прошел успешно, пять минут — полет нормальный, хотелось бы верить, что и сама операция, а также посадка пройдут в обычном штатном режиме. Впереди и немного слева висел слепящий диск солнца. Его сияние было настолько ярким, что мне пришлось надвинуть на глаза солнцезащитные очки. Если бы я этого не сделала, то управлять тяжелым «Ил-76Т» просто не смогла бы. В тесной кабине пилотов, кроме штурвала, который я крепко сжимала обеими руками, больших часов с двумя стрелками и еще множества каких-то малопонятных приборов, сидели Катька в кресле второго пилота и Никита на месте штурмана.

—    Командир, — обратился ко мне Никита, — скоро выходим на заданную высоту. Через пятнадцать минут прибудем на место. Я дам команду Мишке, пусть готовит препарат?

Вместо меня, как всегда, ответила шустрая Катька:

—    Я сама это сделаю, а заодно проверю готовность системы. Мне почему-то не понравилось, что вместо Крюгера приперся какой-то Макферсон. Как бы чего не вышло...

—    Не извольте беспокоиться, — отвесил Никита шутовской поклон. — Макферсона рекомендовал лично Игорь Юльевич...

—    Все равно следует проверить, — упрямо отозвалась подруга и скрылась за дверью кабины.

—    Тангаж в норме, закрылки выпущены, курс 7709, коридор свободен. Перейти на автопилотирование? — мудрено высказался Кит. Из всего сказанного им мне удалось опознать только два слова: «коридор» и «автопилотирование», причем последнее мне понравилось больше, потому я процедила сквозь зубы:

—    Переходи.

Послышалось негромкое и какое-то «вкусное» щелканье тумблеров, после чего Никита мягко посоветовал:

—    Расслабься, командир, все идет по плану.

—    М-м... — неопределенно хмыкнула я, а про себя подумала: «По какому такому плану, интересно? И вообще, что происходит? Почему Никита меня обзывает командиром? И кто меня усадил за штурвал такого большого, а главное, настоящего самолета? Я ведь даже велосипедом управлять не умею. Да что там велосипедом?! С обычных «шпилек» падаю ровно на четвертом шаге. Куда мы летим? Что мы еще натворили?! » Где-то глубоко внутри сознания и души зрела самая настоящая паника, усиленная приступом клаустрофобии: кабина пилотов вдруг показалась мне ужасно тесной и душной, нестерпимо захотелось на волю, туда, где медным пятаком над ватными облаками сияет солнце и кислород присутствует в необходимом для организма количестве. В крайнем волнении я рванула на себя дверь кабины пилотов...

Вдоль левого и правого бортов большого грузового самолета стояли кресла-качалки в количестве... я пересчитала — восьми штук. По левому борту в креслах сидели Катька, Никита, Игорь Юльевич и Михаил Игоревич Саламатины и наш заокеанский гость, товарищ Макферсон; по правому борту — какие-то совсем незнакомые, пардон, рожи.

—    Кто такие? — обратилась я к Саламатину-старшему.

—    Пиротехники, — вскочив со скамьи, уверенно ответил он. — Они летят с нами.

—    Минуточку! — возмущенно заголосил один из пиротехников, усатый мужик с кровавой ссадиной на щеке. — Мы, конечно, с вами летим, но нас-то кто спрашивал? Засунули в самолет, ни слова не говоря, и все — здравствуй, новая жизнь?! Мы не согласны, правда, мужики?

Мужики согласно загудели, а потом «хором» затопали ногами, производя ужасный шум...

Как ни странно, но даже после того, как я открыла глаза, шум не прекратился.

—    Настырные, однако, — сонно пробормотала я, намереваясь продолжить выполнение ответственной, но загадочной миссии. Однако продолжения не последовало — сознание в отличие от меня уже включилось и дало знать, что стучат все-таки в дверь.

—... Ты цела?! Не ранена? Где болит? — набросился на меня Александров, едва я впустила гостей в квартиру Саламатина. Вместе с Сашкой, как, собственно, и предполагалось, прибыли Костров и Громозека Палыч, причем последние смотрели недобро и выглядели крайне озабоченными.

—    Я в порядке, — вяло отозвалась я, впрочем, не особо в это веря. Сашка, должно быть, тоже не поверил, оттого и принялся внимательно меня осматривать и ощупывать. Его активные действия вызвали кривую ухмылку на лицах мужчин. Вероятно, кто-нибудь из них позволил бы себе даже отпустить двусмысленную шутку, но Александров, к счастью, перестал меня тискать.

—    Ну, теперь, когда мы убедились, что гражданка Александрова жива-здорова, во всяком случае, физически, можем приступить к более обстоятельной беседе, — предложил Костров и по-хозяйски проследовал прямиком в кабинет Игоря Юльевича. Мне не понравился его намек на мое душевное нездоровье, но уточнять, что конкретно имел он в виду, я пока не стала — время покажет, у кого проблемы с психикой!

В просторном кабинете Академика все мы разместились без труда. Громозека после того, как тщательно обследовал окно и прилегающие к нему окрестности, затворил рамы и облокотился о подоконник, всем своим видом демонстрируя, что позицию эту занял он неспроста и надолго; Александров пристроился рядом, храня гордое молчание мумии фараона, а Николай Николаевич с комфортом устроился за хозяйским столом. Мне ничего не оставалось делать, как примоститься в кресле-качалке, где совсем недавно сидел Саламатин-старший и каялся в своих неблаговидных делишках. Мне почему-то сделалось немного неловко, поэтому я зябко ежилась и никак не могла сосредоточиться на предстоящей беседе. Мужчины сурово молчали, буравя меня пронзительными взглядами. Что ни говорите, а три пары мужских глаз, направленных в сторону одной женщины, — явление редкостное, а оттого волнительное... необыкновенно! Мало кому удавалось справиться с подобными соблазнами, а уж мне, отнюдь не избалованной вниманием противоположного пола, сделалось и вовсе нехорошо. По этой причине я поспешила первой начать трудный разговор.

—    Его уже увезли? — кивнув в сторону окна, робко поинтересовалась я.

Костров едва заметно кивнул. Начало беседы меня порадовало, потому я рискнула задать еще один вопрос:

—    А Катька? Катьку нашли?

На этот раз ответ последовал отрицательный. Я уж совсем было собралась пригорюниться, но Громозека Палыч не дал мне времени предаться унынию. Буравя меня пристальным взором, он коротко бросил:

—    Итак?

Начать печальную историю помешал грохот, внезапно раздавшийся сверху. Все подняли головы к потолку, а я поспешила объяснить источник шума:

—    У соседей сын подрастает. Хулиган необыкновенный! Теперь, наверное, в Гарри Поттера играет...

—    Какой такой Гарри Поттер? Какой сосед?! — одернул меня Костров. — Наверху — квартира Михаила Саламатина! Я лично недавно ее опечатал! Там никого не может быть просто потому, что такого не может быть никогда!

—    Привидение! — ахнула я.

—    Если и привидение, то очень уж шумное. Они обычно так себя не ведут, — заметил Громозека Палыч, проворно (что удивительно при его комплекции) устремляясь к выходу. Невесть откуда в его руках оказался пистолет. Точно такие же извлекли Костров и Сашка. У меня, как назло, оружия при себе не имелось, но я все равно рванула к двери вместе со всеми.

—    А ты куда собралась? — рыкнул Сашка.

—    Ту-уда...

—    Вот я тебе покажу! — продемонстрировал кулак Александров. — Сиди здесь и жди!

Интонация, с которой было отдано приказание, и взгляд, его сопровождавший, возражений не предполагали, и я, подобно хорошо воспитанной служебной собаке, включила задний ход. Снова оказавшись в кабинете Саламатина, я проворно вскарабкалась на стремянку, чтобы лучше слышать, что будет происходить наверху, и замерла на верхней ступеньке. Однако ни выстрелов, ни звуков неравной борьбы (конечно, неравной! Кто ж устоит против трех пистолетов?! ) слышно не было. То ли в старых домах потрясающая звукоизоляция, то ли в квартире Михаила Саламатина ничего не происходило — судить не берусь. Я упрямо торчала на стремянке, как курица на насесте, и изнывала от неизвестности в надежде уловить хоть какие-нибудь подозрительные звуки.

—    Высоко взлетела, больно падать будет! — послышался в другом конце кабинета хорошо знакомый голос. Если бы я не знала, что Академик хладнокровно расправился с моей Катериной, то наверняка решила бы, что это она, а так я просто приняла этот голос за слуховые галлюцинации. Но на всякий случай оглянулась.

—    Катька!!!

Насчет «больно падать» подружка оказалась права, да еще стремянка сверху навалилась! Но что значит десяток синяков по сравнению с радостью от обретения моей Катерины!.

—    Где ты была, вражина?! — заливаясь счастливыми слезами, повисла я на шее у подруги.

—    Там, — ткнула она пальцем в потолок, точно так же, как парой часов ранее сделал это Игорь Юльевич. Только тогда я истолковала этот жест неверно, решив, что Академик убил Катьку. На самом же деле он просто запер ее в квартире сына. Что ж, мудрое решение, лучший схрон трудно придумать!