Ирина Хрусталева - Глоточек свеженького яда

Андрей уже открыл было рот, чтобы сказать хоть что-то в свое оправдание, но начальник кабинета не дал ему произнести ни слова. Еще раз хлопнув ладонью по столу, он провозгласил:

– Можете быть свободны. Никакие возражения на этот счет не принимаются.

Сейчас, когда Андрей сидел в своем кабинете, перед ним вновь встала картина вчерашнего происшествия. Он уже был дома, когда ему позвонили и сообщили о срочном вызове. За ним прислали оперативную машину, и уже через двадцать минут они были на месте. Картина, конечно, была не из приятных. Труп Горина лежал в квартире, недалеко от лоджии, где и произошел взрыв. Видно, его откинуло на это расстояние взрывной волной. Тело было сильно обожжено и растерзано – в буквальном смысле этого слова. В обгоревшей руке потерпевший сжимал телефонную трубку. Майор дал распоряжение срочно вычислить, с кем он разговаривал по телефону во время взрыва. Но пока никаких результатов на этот счет не поступало. Поговорить с его женой не представилось возможности. Женщина была некоторое время в шоке, а потом с ней случился удар, и ее отправили в больницу. Когда Андрей стоял у машины и разговаривал с шофером, он каким-то шестым чувством ощутил на себе пристальный взгляд, а когда оглянулся, то увидел, что на противоположной стороне дороги стоит мотоцикл. Мотоциклист заметил, что он оглянулся, и, тут же сорвавшись с места, исчез в переулке на своем железном коне.

Андрей чувствовал, да что там чувствовал – он почти знал наверняка, что мотоциклист и эти убийства между собой связаны. Размышления Андрея прервал осторожный стук в дверь.

– Да, да, войдите, – откликнулся майор и увидел, как в дверь вошла девушка с испуганными глазами.

– Здравствуйте, я Наташа Селезнева, вы меня вызывали на сегодня.

– Да, проходите, Наташа, присаживайтесь, – улыбнулся ей Андрей ободряющей улыбкой. – Я следователь, веду дело об убийствах, которые произошли в семье Гориных. Меня зовут Андрей Владимирович. Да не смотрите вы на меня так испуганно, я не кусаюсь, – засмеялся он.

– Очень приятно, а я – Наташа Селезнева, – растерянно повторила девушка свои имя и фамилию. – Я ничего вам не могу сказать, потому что ничего не знаю об этом взрыве, честное слово, – прижав руки к груди, очень быстро заговорила она. – Я тогда ушла уже домой, я всегда в восемь часов ухожу. Хозяйка как раз пришла, а я ушла. Я вообще ничего не видела!

– Не волнуйтесь так, Наташа. Успокойтесь и просто отвечайте на вопросы, которые я буду вам задавать. Договорились?

– Да, договорились, – кивнула девушка головой и снова посмотрела на майора глазами, в которых застыл дикий ужас. Она мяла руками свою дамскую сумочку и то и дело облизывала сухие губы. Они дрожали так сильно, что Андрею невольно стало жаль девушку.

– Наташа, успокойтесь, очень вас прошу, – снова повторил он. – В том, что я вас вызвал сюда, нет ничего страшного. Произошло убийство, и я обязан опросить всех свидетелей.

– Но ведь я ничего не видела. Какой же я свидетель? – никак не хотела сдаваться девушка.

– Вы работали в доме, где это убийство и произошло. Поэтому я должен задать вам несколько вопросов, – терпеливо начал Андрей. – Мне трудно вам сейчас объяснить всю специфику нашей работы, но, поверьте, это необходимо. Ну так как? Вы готовы ответить на вопросы?

– Да, я готова, спрашивайте. Вы не обращайте на меня внимания, я по жизни ужасная трусиха. Я уже почти упокоилась, спрашивайте.

– Мне нужно знать, кто приходил к вашим работодателям в квартиру? Как часто? О чем они говорили? Ну, и вообще, что за люди? Виктор Николаевич был с кем-то дружен?

– О чем вы говорите, какие друзья? – махнула девушка рукой. – Деловые партнеры приходили, но друзьями я бы их не стала называть. После того, как они уходили, мои хозяева вечно всем косточки перемывали. Недобрые они люди, вот что я вам скажу, – запальчиво высказалась девушка.

– Сколько времени вы у них проработали?

– Пять месяцев. Но я скоро уходить от них собиралась, мне работу пообещали найти по специальности.

– В тот день, когда случился взрыв, вы отлучались из дома?

– Конечно. Мне каждый день приходилось в магазин за продуктами ездить. Алла Ивановна признавала только свежие продукты, вот я и моталась ежедневно в супермаркет.

– В котором часу вы уехали из дома?

– Как обычно, в одиннадцать. К двенадцати я уже должна была быть на месте, чтобы успеть приготовить обед, хозяйка режим соблюдает, и у нее с этим строго. Когда я в тот день уехала, она в парикмахерскую собиралась, сказала мне, что к двум часам вернется. Заказала мне на обед куриное филе с овощами.

– Когда вы вернулись из магазина, ничего подозрительного не заметили?

– Нет, ничего, все, как обычно, – пожала девушка плечами.

– Скажите, а цветы в доме вы поливаете?

– А кто же еще? Я же домработница, это входит в мои обязанности.

– В тот день пальму, которая стоит в лоджии, вы поливали?

– Я это делаю один раз в неделю, сейчас зима. В это время года цветы нельзя поливать часто, они могут погибнуть. Тем более пальму, это же тропическое растение. Правда, в лоджии температура не ниже двадцати, она утепленная, но все равно время года всегда нужно учитывать. Нет, в тот день полив цветов не был предусмотрен, – очень обстоятельно объясняла Наташа.

– Точно помните? – для убедительности спросил майор.

– Пока склерозом не страдаю и все помню точно. У меня расписание полива как раз на кухне у окна висит, можете проверить. Я сама его написала, чтобы не забывать, – с чуть заметной обидой в голосе проговорила девушка.

– Скажите, Наташа, а к вам в гости никто не приходил, пока не было хозяев?

– Да вы что? – округлила девушка глаза. – Охрана внизу сразу же доложила бы, что к прислуге посторонние люди ходят. Они же там всех гостей в журнале фиксируют. Меня бы тогда в два счета оттуда турнули, и без выходного пособия. Нет, я такого себе не позволяла. Работала я добросовестно, деньги свои получала не зря, честно могу сказать.

– Но ведь кто-то был в квартире и положил в горшок с пальмой взрывное устройство? Может быть, у вас есть какие-то предположения на этот счет?

– Нет, никаких предположений у меня нет, – покачала девушка головой. – Я никогда не лезла в дела моих хозяев, со своими бы обязанностями управиться, да и не любопытная я совсем. Нет, ничего не могу сказать, – снова замотала она головой в знак отрицания.

– Скажите, когда вы приехали из магазина, сигнализация в квартире была включена? Я так понял, что ваша хозяйка ушла из дома уже после вас. Она включила сигнализацию?

– Нет, хозяева ее включали только тогда, когда уезжали куда-нибудь на несколько дней. А так она была не нужна, потому что внизу всегда есть охранник, который фиксирует всех посторонних. Да и я практически все время в квартире, только на один час в день и уезжаю.

– Ну хорошо, Наташа, не буду больше вас мучить. Сейчас вы можете идти, но, если вы мне понадобитесь, я вам позвоню. Договорились?

– Звоните, пожалуйста, я пока теперь временно не работаю, поэтому буду дома, – кивнула девушка головой и встала. – До свидания.

– Всего доброго, – снова улыбнулся майор и проводил глазами выходящую девушку. – Прямо мистика какая-то! Похоже, у того, кто подложил взрывчатку, имеется шапка-невидимка, – проворчал Андрей и встал, чтобы пойти на перекур. Он подошел к окну в коридоре, у которого обычно курил и, присев на подоконник, задумался. «Охранник тоже говорит, что посторонних в тот день вообще не было. Всех, кто проходил мимо него, он в лицо уже знает, работает там четыре года. К Гориным вообще в тот день никто не приезжал. Только прислуга проходила несколько раз. Утром, когда приехала на работу из дома, потом когда в магазин поехала, еще раз, когда вернулась обратно, и уже в последний раз, когда вечером домой уходила. Чертовщина какая-то!» – сплюнул Андрей и закурил сигарету.

– Не могла же она, как ведьма на метле, влететь к ним в окно, а потом так же благополучно вылететь? Если, конечно, я не ошибаюсь и это именно она, Анжелика Горина? – хмуро пробормотал он.

Анжелика вошла в холл института Склифосовского и осмотрелась. Узнавать о состоянии здоровья Гориной Аллы Ивановны в справочной она не стала, потому что прекрасно понимала, что та сейчас находится под пристальным вниманием. Наверняка дано распоряжение фиксировать всех, кто будет спрашивать о больной. Она решила действовать, полагаясь на свое чутье и сообразительность. Вдруг ей все-таки посчастливится и она хоть что-нибудь сможет узнать? Вдруг женщина сможет намекнуть ей о чем-нибудь? Лика и сама не знала, на что она надеется, но упрямо решила попытаться. Ее сводило с ума, что происходят такие странные вещи, и она не знает, кто же это делает. Пристроившись к большой толпе студентов, она прошла внутрь корпуса кардиологии. В сумочке у нее имелся белый халат, и, когда все студенты зашли в раздевалку, она переоделась вместе с ними. На носу у Лики болтались огромные очки с простыми стеклами, а волосы она собрала в большой конский хвост. Прижимая к груди общую тетрадь, какую-то книгу и авторучку, Лика прошла вместе со всеми студентами в кардиологическое отделение. Там их встретил доктор и повел по палатам на обход. Только в четвертой по счету палате Анжелика увидела лицо со знакомыми чертами. Доктор в это время рассказывал студентам о заболеваниях сердца, стоя у койки одной из больных женщин, и будущие медики старались все записать в свои тетради. Всего в палате было четыре койки, и на одной из них лежала Алла Ивановна Горина. У женщины были закрыты глаза, они глубоко провалились. В руке торчала иголка от капельницы. Лика придвинулась поближе к постели больной «тетушки» и, сняв очки, уставилась на нее немигающим взглядом. Женщина, будто почувствовав взгляд Анжелика, открыла глаза. Она долго смотрела на девушку, и в ее глазах вдруг появился испуг, через минуту переросший в дикий ужас. Она силилась приподнять голову в немом порыве, но у нее это не получилось. Анжелика, не отрываясь, смотрела женщине прямо в глаза. Она замерла, точно статуя, увидев, как та изменилась в лице. Девушка ничего не говорила и ничего не делала, она просто стояла и с ужасом смотрела женщине в глаза. Та с большим трудом приподняла руку и опустила ее себе на лоб. Потом так же тяжело, перенесла ее на живот, потом на правое плечо, а затем на левое. Женщина крестилась, не отрывая дикого взгляда от немигающих глаз Анжелики. Та нахмурила брови. Ей вдруг вспомнилось кладбище и памятник с фотографиями ее семьи.