Оксана Обухова - Очки для близости

Карлсона из Дмитрия Максимовича так и не получилось.

Перелом наступил зимой.

У Филиппа были несомненные способности к рисованию, если не сказать талант.

Он мог часами простаивать у мольберта, пока более резвый Максим носился за котом и ломал игрушки.

В тот день мы с Софьей перенесли в классную комнату аквариум, установили его на постамент, и сосредоточенный Филипп пытался «поймать воду». Мои намеки на то, что это рановато для шести лет, заставляли его только морщиться.

В коридоре раздались шаги отца. Максим юркнул за штору, Филипп продолжал наблюдать за рыбками и чуть вздрогнул, когда Дмитрий Максимович начал с порога:

— Как дела, огольцы?!

В тот же момент сын развернулся к отцу, топнул ногой и завопил не менее громко:

— Чего ты орешь?! Всех рыбок распугал, черт! — В сердцах швырнул кисть, оттолкнул папу с порога и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Дмитрий Максимович поскреб затылок, произнес «кхм» и удалился на цыпочках.

— Вот это да-а-а, — произнес Максим где-то в районе штор.

После этого случая дети начали воспринимать своеобразную манеру общения с отцом как необходимое, но терпимое неудобство. Максим пару раз пнул папу ногой в живот при «пытке щекоткой», отец только хрюкнул довольно. Филипп «случайно» дернул папу за ухо, летя из-под потолка.

— В обиду себя не давайте, парни, — приказал отец и несколько успокоился.

В начале марта Дмитрий Максимович зашел ко мне в комнату, впервые за восемь месяцев, и попросил спуститься с ним в гараж.

Там он указал мне на черный с серебром миниатюрный «Форд» при двух дверцах и сказал:

— Это вам, Мария Павловна. Премия.

Я растерялась.

— За что?! Нет, я не могу…

— Подождите, — отмахнулся хозяин дома, — у меня будет к вам предложение. Вы хорошо влияете на моих ребят…

Я его перебила:

— Они растут.

— Нет, — твердо произнес Дмитрий Максимович, — они воспитываются личностями. И я не хочу, чтобы Флора отправила их за границу. Вы уже слышали о планах моей супруги? — Я кивнула. Господин Бурмистров, русофил и квасной патриот, полгода на моих глазах скандалил с женой.

Мадам Флора требовала отправить детей на учебу куда угодно, в Англию, Швейцарию, Америку, лишь бы подальше. — Так вот. Я против. Это мы уже слышали и не раз.

Мои сыновья вырастут в России. — «И пойдут служить в армию», — добавила я про себя. — Я предлагаю вам продление контракта и прошу остаться еще минимум на год.

Я задумалась. Дмитрий Максимович предлагал мне не продление контракта, а выступление единым фронтом против мадам Флоры. До моего появления Флора Анатольевна успела уничтожить нескольких гувернанток, начинала уже облизываться на меня, и я подсчитывала дни и недели до решительной атаки неугомонной мадам. Союз с хозяином поможет мне продержаться неопределенное время на хорошем месте с фантастическим окладом. Воевать открыто хозяйка не посмеет.

— Я не стану вас торопить, — продолжал Дмитрий Максимович, — подумайте. Но вы мне нужны.

Он взял мою руку, вложил в нее ключи от «Форда» и легонько сжал пальцы. Я неловко дернулась.

— Не упрямьтесь, Мария Павловна. — Хозяин достал из кармана документы на машину, оставил их на капоте и вышел из гаража.

Огромное, как ангар, помещение слепо таращилось на меня фарами двух «Мерседесов», «БМВ» седьмой модели и микроавтобусом «Мицубиси». Я подошла к маленькому «Форду» и нерешительно села за руль.

Автомобильчик полюбил меня сразу, едва я вставила ключ зажигания, весело фыркнул и заурчал мотором.

— Если его хорошо кормить, через год вырастет в приличный джип.

Рядом с машиной стоял Геннадий, привычно ерничал, но выглядел расстроенным.

— Это, Марь Пална, против меня выпад.

Лишили, так сказать, удовольствия быть вашим спутником. — Он мягко стукнул кулаком по крыше «Форда». — Довольны?

С начала моей службы Геннадий в добровольном порядке определил себя шофером к близнецам и гувернантке. Вечный студент, он оставил незаконченным второе по счету образование. Первым было юридическое, но на четвертом курсе он намеренно завалил экзамены и ушел в армию морпехом. После службы Гена пошел в философы, но четыре года обучения и в этом случае проявили себя как набор предельно допустимой критической массы.

Хотя бездельником Геннадия нельзя назвать. От института он отдыхал академически и целыми днями возился с машинами.

Весной, после падения с крыши и лечения, он пробовал было податься в мажоры, но от скудоумия и праздности тусующейся братии чуть не спился и решил в конце лета устроить профилактический, по его словам, «чес по провинции».

Но тут появилась я, и провинцию отложили до лучших времен.

Горький опыт общения с молодыми оболтусами я уже имела и держала дистанцию. Геннадий пытался ее преодолеть и постепенно у нас сложилась игра в интеллектуальные кошки-мышки.

— Вы, Гена, переоцениваете свою значимость. — Я чувствовала себя неловко и поэтому хамила. — Но в любом случае предлагать гербовый девиз не стоило…

— Ба?! Благонамеренные речи?! — перебил меня Геннадий, отвесил шутливый поклон и выбежал из гаража.

«Возможно, он и прав, — расстроенно подумала я; — Хитроумный политик, Дмитрий Максимович бьет по нескольким целям».

История с гербовым девизом выглядела скорее шуткой, чем оскорблением. Но господин Бурмистров могли-с и обидеться.

Начиналось все довольно невинно. Филипп стоял у мольберта, Максим устроился на полу и, ломая карандаши, пытался изобразить взятие Капитолия русскими танками. Здание Конгресса США напоминало полосатый вигвам, но схематичность декораций художника не волновала, главными были танки под российскими штандартами.

— Фил, как русский флаг рисовать? Синий, белый, красный или наоборот?

Для Филиппа очередность цветов триколора не составляла никаких проблем. Но дети бывают необъяснимо вредными, и мальчик ехидно молчал.

Максим скакал вокруг брата, теребил его за рукав и грозил полить водой для полоскания кисточек фикус в углу.

«Пора вмешаться», — подумала я и сказала:

— Максим, подойди, пожалуйста, ко мне. — Ребенок подбежал, я обняла его и прошептала на ухо:

— Открою тебе маленький секрет. Раньше, для деток, которые не могли запомнить очередность цветов флага, существовало заветное слово. «Бесик». Бе — белый, си — синий, к — красный. Повтори.

— Бе-си-к, — медленно произнес Максим. — Здорово!

После этого российские флаги дети называли «бесиками». Я их не одергивала.

Воспитание патриотических чувств — хлеб Дмитрия Максимовича.

А получилось неудобно. Десять дней спустя Гена привез нас из Москвы, где мальчики два раза в неделю осваивали в бассейне стили кросс, брасс и баттерфляй. Город готовился к празднику, по обочинам дороги развешивались флаги и транспаранты с поздравлениями защитников Отечества.

Подъехав к дому, у гаража мы столкнулись с Дмитрием Максимовичем.

— Папа, папа, — едва выпрыгнув из машины, закричал Максим, — по всей дороге на столбах «бесиков» вешают!

Папа схватился за сердце и чуть не рухнул в снежную кашу. Бедный олигарх решил, что народ не дождался обещанных реформ и таки начал вешать на столбах демократов.

С трудом обретя равновесие, хозяин схватил племянника за грудки и побелевшими губами прохрипел:

— Генаша, чьих чертей вешают?!

Пока суд да дело, пока объяснили Дмитрию Максимовичу, в чем соль текста, «Генаша» чуть не помер от смеха. Глупейшая, комичная ситуация.

Но племяннику и этого показалось мало.

Он разыскал где-то герб Аракчеева с девизом «Без Лести Предан», немного его переделал и преподнес дяде под своей редакцией «БеС Лести Предан». Шутка старая, каламбур еще пушкинских времен, но Дмитрий Максимович юмора не оценил. Обиделся сердечно и игнорировал разгильдяя племянника.

Вот такие пироги получились с «бесятами». Так что исключать мелкую месть хозяина, подарившего мне «Форд», нельзя.

Выбежав из гаража, Геннадий пропал до апреля. Отнимать у женщины новую блестящую игрушку, навязываясь в шоферы, он не стал. Он уехал к матери на Кипр. Там у Бурмистровых была вилла, и Зоя Федоровна, мама Гены, жила на ней, то ли присматривая, то ли отдыхая от профилактория под руководством мадам Флоры.

Мадам Флора выразила свое отношение к «премии» весьма оригинально. На Восьмое марта она подарила мне выполненную в бронзе статуэтку Ники Самофракийской.

Глядя мне прямо в глаза, она протянула безголовую крылатую богиню победы и чеканно проговорила:

— Поздравляю, милочка. Это для вас.

Суть демарша была понятна и без выразительных взглядов. «Если вы, милочка, возомнили себя победительницей, то вы, пардон, без головы». Возможна и более угрожающая интерпретация. «Не лишитесь головы, Виктория моя».

Мадам Флора, которой больше подошло бы имя Фауна, нисколько не напоминала букет. Если только дурман пополам с чертополохом в праздничной упаковке. Флора Анатольевна относилась к зверькам семейства куньих. Блестящая шкурка, изящное тельце, невтяжные когти и ненасытность хоря. От многочисленной прислуги она требовала беспрекословного подчинения и ответов по форме «да, мадам», «нет, мадам», «слушаю вас, мадам».