Елена Логунова - Секретная миссия Пиковой дамы

— Ага, вызывали, — энергично кивнула Ирка. — Серега, ты молодец, что приехал! На ловца и зверь бежит!

— Зверь сидит в собачьем вольере, — значительно воздев вверх указательный палец, поспешила сообщить я.

— Действительно, там кто-то воет, — кивнул парень, появившийся вместе с капитаном.

— Слышишь, Ленка? Он там воет! — Ирка в полном восторге всплеснула руками, опрокинув на пол свою рюмку с остатками коньяка.

Это почему-то развеселило ее еще больше, и она начала громко декламировать, отбивая ритм коньячной бутылкой:

— Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя! То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя!

— Капитан, не хмурься! — попросила я, залихватски подмигнув насупленному Лазарчуку сразу двумя глазами. — Мы тут за тебя убийцу поймали!

— Капитан, капитан, улыбнитесь! — с готовностью сменила пластинку концертирующая Ирка.

Она перестала стучать бутылкой и начала ею размашисто дирижировать.

— Погоди петь! — попросила я, в последний момент уклоняясь от просвистевшей мимо бутыли. — Дай объяснить человеку по-человечески! Серега, там в собачьей загородке сидит одна такая скотина…

— Две!

Незаметно для самой себя избавившись от бутылки, Ирка потрясла перед моим лицом растопыренными пальцами освободившейся правой руки. Я не поняла, сколько этих пальцев было, кажется, четыре. Или восемь?

— У нас во дворе сразу две скотины сидят! — договорила Ирка. — Первая скотина — это наш Томка, собака с человеческим лицом! А вторая — подлый кобель Антуан!

— Да какой из него кобель, — пренебрежительно отмахнулась я.

На пол со звоном полетел медный подносик из-под бутербродов.

— Так себе, жиголо плохонький! — невозмутимо продолжила я. — Но! Прошу заметить! Он убийца!

Отчего-то мне трудно стало говорить длинными фразами. Я удивленно посмотрела на сыщика и обнаружила, что Лазарчук успел раздвоиться.

— И кого же он убил? — Серега и его клон одинаково вопросительно вздернули брови.

— Тургеневскую барышню! — сообщила я, пытаясь смотреть в лицо им обоим.

— Муму? — весело подсказал спутник Лазарчука.

— Какую еще Муму? — Ирка неожиданно обиделась, и у нее даже слезы на глазах выступили.

— Мы не знаем, как ее звали! — ответила я. — Это вам виднее!

— Думаешь, она ментам представилась? — Ирка снова развеселилась. — С такой дыркой во лбу, как у индийской танцовщицы?

— Может, окатим девочек холодной водичкой? — предложил капитану его товарищ.

— Не надо, — распорядился сыщик.

— Хорошие ты парни, Лазарчук! — растрогалась я.

— Сереженька! Гуманный ты наш! — снова пустила слезу чувствительная Ирка. — Я тебя так люблю, что просто обожаю! Дай расцелую!

Она сделала попытку подняться с табурета, но не нашла костыля.

— В общем, забирайте нашего убийцу и делайте с ним что хотите! — подытожила я.

Товарищ Лазарчука отчего-то густо покраснел.

— Да, пока я не забыла: где-то возле дома, скорее всего на клумбе с пальмами, валяется пистолет этого типа, — сообщила я, усилием воли удерживая разбегающиеся мысли. — Из него он убил ту тетку на Тургеневской площади и пытался убить меня.

— П-п-пистолет? — заплетающимся языком повторила Ирка. — А п-п-почему мы его не забрали?

— К-как — п-почему? Чтобы не смазать отпечатки п-п-пальцев! — рассудительно ответила я.

И гордо посмотрела на Лазарчуков, проверяя, оценили они мою смышленость или нет? А то одна критика в мой адрес!

— Санек, пойди подбери ствол. И посмотри, кто там у них в конуре сидит, — не оборачиваясь, попросили капитаны своего рыжего товарища. — Мужика в наручники и в машину, пока не околел до смерти на морозе.

— Ой, мороз, моро-оз! — встрепенувшись, красивым контральто запела Ирка.

— Не морозь меня! — неожиданно для себя самой подхватила я.

— Не моро-озь меня-а! Моего коня-а! — старательно вывели мы нестройным дуэтом.

— А с вами я завтра поговорю, — пообещали Лазарчуки, вслед за товарищем плечом к плечу выходя из кухни.

Взбодрившаяся Ирка, не поднимаясь с табурета, потянулась к плите и сняла крышки с кастрюлек.

И капитан Лазарчук сошел с крыльца под мажорное бряцанье крышек и громкое задушевное пение на два изрядно нетрезвых женских голоса.

Катерина Лукова брела по проселочной дороге в сторону города, спотыкаясь на рытвинах и оскальзываясь на льду. Сияющие огни многоэтажных домов Пионерского микрорайона расплывались перед ее глазами, дробясь на мокрых ресницах в радугу. Катерина ревела, как наемная плакальщица: в полный голос, с причитаниями.

Она промерзла до костей, а узкие сапожки на высоких шпильках натерли ей ноги. Ковылять по кочковатому катку, в который к ночи превратилась дорога, с каждым шагом становилось все труднее, но оставаться на месте было нельзя. За последний час по проселку прошла всего одна машина, да и та в противоположную сторону. До утра, когда из построенных в чистом поле особняков потянутся в город автомобили, а по тропинкам к трамваю зашагают безлошадные граждане, Катерина вполне могла превратиться в снежную бабу — красивую, элегантную и абсолютно неживую.

Становиться мертвой царевной она не хотела, потому как уже не надеялась на скорое появление принца, который мог бы разбудить ее страстным поцелуем. Мерзавец Антуан сгинул в снежной кутерьме без следа и прощального привета.

Приближающийся сзади шум автомобильного мотора показался ей райской музыкой. Не веря своему счастью, она хрипло закричала:

— Стойте, стойте!

Застревая рукой в кармане, вытащила портмоне с деньгами и принялась им размахивать, как сигнальным флажком — точь-в-точь как одинокий полярник на отколовшейся льдине спасательному самолету.

— Подберем красавицу? — спросил капитан Санек капитана Серегу.

Вообще-то это было явным и грубым нарушением правил — брать пассажира в милицейскую машину, да еще тогда, когда в автомобиле уже сидит задержанный. Однако два капитана по всем статьям являлись нормальными мужиками, и ничто человеческое не было им чуждо. Оставить замерзать ночью на пустом заснеженном проселке красивую женщину ни один из них решительно не мог.

Не дожидаясь ответа, капитан Санек остановил машину, открыл окошко и прокричал ошалевшей дамочке:

— Кончай плясать, садись в машину!

Ни секунды не раздумывая, Катерина дернула на себя дверцу и упала на заднее сиденье. Человек, которому она, садясь, придавила руку, протестующе застонал.

— Куда путь держишь, милая? — не оборачиваясь, спросил новую пассажирку Санек.

Чтобы рассмотреть лицо женщины в зеркальце заднего вида, он включил свет в салоне. Та моргнула, огляделась и увидела рядом с собой сильно помятого Антуана.

— Ах ты, сволочь! — зашипела она, проигнорировав вопрос капитана. — Бросил меня в чистом поле и смылся, гад! Убью мерзавца!

— Заткнись, дура! — простонал Антуан.

Санек вопросительно посмотрел на Серегу.

— Все в порядке, Саня, — успокоил товарища сообразительный капитан Лазарчук. — Похоже, барышне с нами по пути.

Ничего не слыша, Лукова самозабвенно лупила увесистым портмоне неловко уворачивающегося убийцу-жиголо.

С утра у меня болела голова, причем болела так, словно это не Антуану, а мне самой накануне дали по черепу костылем! В связи с этим я не могла спокойно смотреть на упомянутый ортопедический снаряд: как только взгляну на Иркин костыль — сразу помираю: виски ломит, макушка трещит, голова разваливается на части!

— Может, мне лучше палочку взять? — сочувственно спросила подруга, заметив очередной полный неприязни взгляд, брошенный мной на ее костыли.

Я прикинула — будет ли мне от этого легче?

— Лучше и без костылей, и без палочки, — попросила я. — Посиди спокойно на диванчике без всяких подручных средств, ладно? Зачем тебе ходить? Я тебе кофе в постель принесу.

— Кофе с коньяком? — с надеждой спросила Ирка.

Судя по болезненному прищуру ее глаз, подруга тоже страдала похмельной мигренью.

— Коньяк вчера закончился, — вздохнула я.

— Говорят, с похмелья пиво помогает, — вспомнила Ирка. — Кажется, в холодильнике есть пара баночек. Не посмотришь?

Я послушно сползала к холодильнику. Пиво действительно имелось, но оно было безалкогольное.

— Безалкогольное, наверное, не поможет, — тоскливо резюмировала Ирка.

И она посмотрела в окно, за которым открывалась дивной красоты зимняя картина, прямо по Пушкину.

— Мороз и солнце, день чудесный! — грустно продекламировала подруга.

— Мороз и солнце, день паршивый! — возразила я.

— Еще ты дремлешь, друг плешивый! — удачно срифмовала Ирка. — Пора, красавица, проснись! Давай за пивом прошвырнись!

— Поэтесса! — язвительно сказала я, прикладывая ко лбу холодную мокрую тряпочку. — Ирина Сергеевна Пушкина!