Елена Логунова - Сеанс мужского стриптиза

– Безнаказанно скрылся в тумане, как айсберг, потопивший «Титаник»! – подтвердила мамуля.

Я поняла, что ее творческий порыв еще не иссяк, и предложила:

– Садись в Денискину «Ауди», открывай компьютер и твори дальше, пока ты еще в настроении.

– Во-первых, в настроении, во-вторых, без обуви, – согласилась мамуля.

Она забралась в машину и, зябко поджимая пальцы на босых ногах, застучала перстами по клавишам. Я уважительно подумала, что сочинение ужастиков – отличный тренинг для нервной системы, и захлопнула дверцу, чтобы мамуле не дуло.

– Инка, слышь, Инка! – позвал меня из другого авто помятый и всклокоченный Чебуран. – Ты знакома с этими мордоворотами? Скажи им, что я хороший! Пусть меня отпустят! Клянусь, я больше не буду торговать «Антимышином»!

– Это никакие не мордовороты! – строго сказала я. – Это оперативные работники Управления внутренних дел!

– А это кто?! – с ужасом выдохнул Чебуран, неестественно округляя глаза.

Его остановившийся взгляд был устремлен за мою спину. Я порывисто обернулась и увидела потрясающую картину в лучших традициях голливудского кино.

Из калитки медленно и величественно выступил кто-то рослый и кубический, как Шварценеггер. За спиной у героя реяло черно-розовое дымное марево, а на руках прикорнула хрупкая фигурка.

Витязь был плечист и крепок, как гранитный монумент, и у меня возникло полное ощущение, будто это знаменитый памятник Солдату, спасающему ребенка, сошел со своего постамента. Не помню, правда, чтобы у нас в садочке стояло такое архитектурное украшение!

Могучий витязь размеренной поступью Каменного Гостя выдвинулся на улицу, приблизился ко мне и сказал нормальным человеческим – притом знакомым – голосом:

– Вижу, женщин спасать не надо, это хорошо!

– Анатоль? – удивилась я. – Вы-то как сюда попали?

– Он принес лекарство для Сашиного зуба и остался, чтобы поработать осветителем, – ответил мне еще один знакомый голос – юношеский. – Да отпусти ты меня, дылда, хватит уже!

Поль вырвался из рук Анатоля, отряхнул одежду и на всякий случай отбежал от своего спасителя на пару шагов.

– Пацана нужно было вынести из огня, а добровольно он не соглашался, – поймав мой вопросительный взгляд, с кривой улыбкой объяснил накачанный двойник Делона. – Пришлось припугнуть и применить силу.

– Он сказал, что замотает меня в простыню и понесет, как спеленутого младенца! – выкрикнул обиженный Поль из-за автомобиля.

– Я вижу, на наши простыни образовался ажиотажный спрос! – заметила мамуля.

Она распахнула заботливо закрытую мной автомобильную дверцу и указала на калитку. Через нее вразброд вышел небольшой отряд пеших бедуинов. У воинов пустыни были закопченные лица, почти полностью скрытые намотанными на головы простынями. Опознать кого-либо в такой маскировке было немыслимо, но я узнала голос капитана Кошкина.

– Он не мог далеко уйти, – решительно говорил он. – Надо выставить кордоны на дорогах и прочесать лес.

Я поняла, что речь идет о преступнике Мухине, и посоветовала:

– Загляните в гнездо на дубе, не исключено, что он там засел.

– Чего ради он будет сидеть на дереве? – включилась в разговор сердитая мамуля. – Баксы он уже стибрил, так что теперь наверняка уносит ноги куда подальше от Буркова!

– Кстати о ногах! – неожиданно подал голос Поль. – Я не понял, мы уже все здесь или кого-то не хватает?

– Надо устроить перекличку! – сказала мамуля.

Бедуины спешно размотали свои головные простыни.

– Ну, так и есть! – сказал Поль, оглядев чумазые лица воинов пустыни – ими оказались Кошкин с его бойцами, папуля и Зяма. – Наших тут только двое – Борис Акимыч и Казимир! Этих товарищей я не знаю, а где же Максим и Саша?

– Ма-аксик, ты где-е? – закричала встревоженная мамуля в сторону двора, сложив ладошки рупором.

Смеловский всегда был ее любимцем, мамуля многие годы мечтает выдать меня за Макса замуж.

Столпившись у калитки, мы всматривались в поблекший и поредевший туман.

– Максик… – жалостливо пробормотала мамуля, закусывая губу.

– Да погоди ты реветь! – одернула ее я.

Сизое марево таяло, открывая нашим взорам дачный двор, точно театральную сцену, – медленно и интригующе. Сначала стали видны наиболее крупные объекты – дом, надворные постройки, старые ветвистые деревья – почему-то белые, словно в густом инее. Потом сквозь дымную мглу проступили разноцветные огни новогодних гирлянд и грязно-белые сугробы.

– Это что – снег?! – изумилась я.

– Нет, это бабушкины простыни, – ответила мамуля, сосредоточенно вглядываясь в кисельную муть.

– Вы что, собирались спать в саду?! – продолжала удивляться я.

– Да нет же, мы там работали! – обиженно ответила она.

– Это что же за работа такая – на простынях?! – не поверила я.

– Съемки! – гаркнула мама.

– Съемки на простынях?!

– Порнуха, что ли? – чрезвычайно оживились «бедуины» и полезли в первый ряд зрителей, больно толкаясь локтями.

– Тихо, вы! – невежливо крикнула я. – Смотрите, смотрите…

Туман окончательно развеялся, и за последней кисейной завесой на сцене обнаружились действующие лица.

Оператор Саша, невозмутимый и сосредоточенный, стоял за камерой, а Максим Смеловский топтался у него за спиной и активно жестикулировал.

– Максик! Живой! – радостно вскричала мамуля.

Живой и, судя по всему, здоровый Смеловский обернулся, блеснул остекленными очами и приветственно качнул хоботом старомодного противогаза.

– Ах они, сукины дети! – нешуточно рассердился папуля. – Затейники телевизионные! Мы-то думали, у нас пожар начался, а это они дымовухи запалили!

– Сами противогазы натянули, а женщин и детей дымом травили! – возмутился Анатоль.

– Искусство требует жертв! – ехидно сказал Зяма.

– Это кто тут дети? – нешуточно обиделся Поль.

– И кто жертвы? – встревожилась мамуля.

– Бу-бу-бу! – крикнул Макс – то ли оправдываясь, то ли привлекая наше внимание. Он махал руками, как ветряная мельница, и прыгал, как макака. – Бу! Бу!

– Ну, все! Мое терпение кончилось! Сейчас я дам ему в хобот! – угрожающе молвил Анатоль, сжимая пудовые кулачищи.

Но Смеловский отвел угрозу, нависшую над его хоботом, сдернув с лица противогаз.

– Эй, народ, давайте сюда! – во всю глотку заорал он. – Тут человеку помощь нужна!

– Какому еще человеку? – удивился Поль, успевший пересчитать народ. – Вроде наши все уже нашлись!

Сообразительные экс-бедуины обменялись недоверчиво-радостными взглядами и устремились вперед по простынным сугробам с верблюжим топотом. Я проявила редкую прыть и постаралась от них не отстать.

– Вот, какой-то бедолага ухнул в яму! – неумело скрывая радость, сказал Смеловский. – Мы бы, конечно, ему и сами помогли, но не хотелось упустить редкие кадры!

– Уже можно вытаскивать, я все снял, – стянув противогаз, разрешил оператор.

– А еще говорят, снаряд не падает два раза в одну воронку! – выдохнула запыхавшаяся от быстрого бега мамуля. – А вот уже второй купальщик принимает у нас фекальную ванну!

– Пора за процедуру деньги брать! – сострил Зяма.

Из открытой – опять! – выгребной ямы доносилась ругань – такая же грязная, как ее содержимое. В вонючей массе, путаясь в продавленной клеенке и взбивая пену, ворочалось крупное тело. На его поверхности не осталось никаких белых пятен, организм купальщика был покрыт дерьмом, как конфетка шоколадом.

– Не пойму, похож или нет? – задумчиво молвил капитан Кошкин.

Он потер подбородок и громко вопросил:

– Эй, Мухин, это ты, что ли?

В ответ донеслась особо эмоциональная ругательная тирада с отчетливой положительной интонацией. Смысл следующей серии непечатных слов сводился к призыву: «Спасите-помогите!»

– Ну уж нет! – пробормотал лейтенант Суворов. – Я лично в золотари не нанимался!

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих! – поддержал товарища старший лейтенант Козлов.

– Господа, господа! – заволновалась мамуля. – Не можем же мы оставить этого человека бултыхаться в дерьме!

– Гуманистка! – ласково похвалил супругу папуля.

– Он же там плещется, как тюлень, и разбрызгивает по участку фекалии! – закончила свою мысль «гуманистка».

– А ну замри! – прикрикнул на активного купальщика капитан Кошкин.

Немногословный Анатоль сноровисто связал из несвежих простыней подобие веревки, один ее конец опустили в грязевую ванну, а за другой взялся он сам, Денис и пара лейтенантов. Невыразимо грязного Мухина вытянули из ямы и оставили обтекать на пожухлой травке.

Уже через пять минут лейтенанты и работящий Анатоль под чутким руководством капитана Кошкина поочередно качали ручку колонки, набирая во все наличные ведра и тазы воду для купания задержанного.