Дарья Донцова - Созвездие жадных псов

– Слышь, Володя, а это кто?

Костин, пробормотав последний раз «ну, погоди», неожиданно спокойно ответил:

– Майор Мартынова.

– Разрешите представиться, – хмыкнула дама, – Ксения Михайловна, впрочем, можно без отчества. Для тебя я Ксюша.

– Лампа, – пробормотала я, – просто Лампа.

– Знаю, наслышана, – улыбнулась она, в ее голубых глазах запрыгали чертики, – ты мне понравилась, ей-богу.

– Ты мне тоже!

– Ведьма ведьму видит издалека, – сообщил входящий Слава Самоненко, – привет, Лампец-молодец, опять отличилась? Молоток, у Костина чуть инфаркт не приключился. Давай, говорю, возьмем Лампуделя в отдел, отличный работник выйдет, ну глуповата чуток, ну лезет, куда не надо, ну мешает всем, зато какой энтузиазм, какая работоспособность. Какая смелость…

– Заткнись! – рявкнул Володя и велел: – Всем за работу, Лампа, иди на веранду!

– Но… – попыталась вякнуть я.

– Молчать! – завопил приятель так, что рюмка, стоявшая на буфете, жалобно тренькнув, распалась на две части.

– Иди, иди, – шепнула Ксюша, – видишь, начальство озверело, сейчас всем мало не покажется.

– Идиоты, – бушевал Володя, – кретины, ну погодите, ну погодите, ну погодите!

Не понимая, отчего он так взбесился, я прошла на веранду и села в кресло. С места не сдвинусь, пока он не извинится. Вдруг с улицы послышалось шуршание, в ворота влетел «Рено Меган» с помятыми крыльями. Не говоря ни слова, Ребекка ворвалась на террасу, схватила меня в охапку и прижала к своей груди. Я уткнулась носом в ее дивно пахнущие французскими духами волосы и ощутила, что наши сердца бьются в унисон. Странно, однако, складывается судьба, вот уж не думала, что встречу такую подругу.

Прошло несколько дней, наполненных невероятными событиями. В пятницу Володя приехал в Альябьево и, устало шлепнувшись на веранде на диван, сказал:

– Глаза бы мои тебя не видели.

«Уши бы мои тебя не слышали», – хотела парировать я, но прикусила язык. Очень уж измученным выглядел Костин. Из гостиной вышла Ребекка. За последние дни она осунулась, похудела, на ставшем маленьким личике горели лихорадочным огнем огромные блюдца глаз.

– Я имею право знать правду, – твердо заявила она.

Володя кивнул:

– Да, естественно.

– Вы расскажете, что произошло?

– Садитесь, Бекки, – ласково произнес майор, потом перевел глаза на меня и добавил: – Устраивайся, Лампудель.

– Ты больше не сердишься, – обрадовалась я.

– Какой смысл злиться на ворону, когда она пикирует на червяка, – вздохнул Володя.

Я хотела было поинтересоваться, на кого, ворону или червяка, смахиваю я, по его мнению, но подумала и не стала. Пусть сначала объяснит, что к чему, а там посмотрим.

– Знаете, девочки, – неожиданно начал майор, – только не смейтесь, но я даже обращался к специалистам-генетикам, чтобы понять, прав ли в своих рассуждениях. Они-то меня и просветили. Берут, понимаешь, двух мух, одну крылатую, другую бескрылую, и получают потомство: три крылатые, две – без крыльев, а уж этих мух…

– Слушай, – не выдержала я, – эдак ты никогда до сути не доберешься. Ну при чем тут мухи?

– А при том, – спокойно пояснил майор, – вот я всегда удивлялся, ну почему в старых дворянских усадьбах так много портретов предков…

– Хранили память о пращурах, – пожала плечами Ребекка.

– Зачем?

– Ну… нравилось им.

– А вот и нет, – ответил приятель, – род берегли, чистоту крови. И все вокруг знали – у того дед сумасшедший, не надо за него дочь замуж отдавать, потомство больное пойдет…

– Ну при чем тут это?

– Да при том, – пробормотал майор, – что наука догадывается, а история подтверждает: ребенок, родившийся от женщины и мужчины, не всегда становится похож на мать и отца. Очень часто он получает черты деда, прадеда, дядьки. Причем речь идет не только о внешнем сходстве, характер – вот главное, чем наделяется младенец. И по моему глубокому убеждению: что родилось, то и выросло. Конечно, правильным воспитанием можно что-то подкорректировать, но стержень останется.

Так получилось с Николаем Славиным и вообще со всеми детьми Вячеслава Сергеевича.

Юрий Рожков, отец Вячеслава, был необыкновенно жестокий человек, получавший самое настоящее удовольствие, причиняя людям физические и моральные страдания. Впрочем, и мать у него не отличалась христианским нравом – властная, себялюбивая, гневливая, вспыльчивая… Ну что за ребенок мог родиться у такой пары?

Однако Славе повезло. Характер ему, наверное, достался от деда, отца Ольги Яковлевны. Мальчик вырос в своей семье словно чужой, тихий, спокойный и очень талантливый. Правда, иногда на него накатывали приступы ярости и какого-то злобного буйства, но в целом это был очень приятный ребенок, превратившийся в настоящего мужчину – умного, реализовавшегося, хорошо обеспеченного, неконфликтного, терпимого к людям и делавшего много добрых дел.

Вячеслава Сергеевича обожали женщины, его любили коллеги по работе, казалось, что и дома все хорошо, но это только казалось.

Славин был не из тех людей, кто всю жизнь живет возле одной женщины. Жены и любовницы надоедали ему, и мужик производил «смену караула». Мужчина по своей сути полигамен, его таким сделала природа, заботящаяся о том, чтобы человеческий род увеличивался в геометрической прогрессии. Многие представители сильного пола преспокойно живут с одной женой, меняя при этом бесконечных любовниц, многие, но только не Вячеслав Сергеевич, тот никогда не заводил отношений сразу с двумя, а брошенную женщину не забывал.

Нора оказалась в его жизни третьей любовью. Первой была несчастная Майечка, дочь Анны Ивановны, но с ней любовь оборвалась из-за отъезда юноши в Москву; потом была Ольга, брак с которой длился три года, и Нора.

В молодости Нора была хороша чрезвычайно, этакой карамельно-конфетной красотой. Натуральная блондинка с огромными карими глазами и красивым капризным ртом. С умом дело обстояло хуже, у Норочки практически не было образования, и до встречи со Славиным она занималась не слишком аппетитным делом – мыла в поликлинике стоматологический кабинет, а Вячеслав пришел ставить пломбу. Глянул на блондинку, красоту фигуры которой не мог скрыть даже уродливый ситцевый халат, и… пропал. Кстати, желание сделать из Золушки принцессу всегда доминировало в его душе. Все жены и любовницы Славина стояли ниже его по социальному положению и отчаянно нуждались. Он их обувал, обвешивал драгоценностями, возил на курорты и… и начинал все сначала с очередной Золушкой. Но Нора все же занимала в «женском полку» особое место.

Она обладала совершенно особым умом, не отягощенным никакими знаниями, скорее, житейской крестьянской хитростью. Нора поняла, чем может удержать возле себя этого ветреного мужчину, и принялась рожать детей, в чем и преуспела. Вячеслав Сергеевич прожил с ней дольше, чем с другими, почти одиннадцать лет, и первые четыре года Норочка с завидным постоянством одаривала его наследниками. Три мальчика – Николай, Андрей и Сергей, три сына, какой мужчина не мечтает о такой семье, а на закуску – девочка, Ребекка. Словом, полный джентльменский набор. Только мальчики выросли не слишком удачные, глуповатые, в мать, и господь не наделил их никакими талантами. Впрочем, Бекки была милой девочкой, а особого ума от женщины никто и не ждет. К слову сказать, Андрей и Сергей не слишком беспокоили Нору. Вячеслав Сергеевич, тотально занятый на работе, убегал из дома в восемь утра, а возвращался к полуночи. Дети знали, что у них есть отец, но встречались с ним очень редко, весь процесс воспитания при помощи няньки осуществляла Нора. Участие мужа сводилось к фразам: «Нет зимних сапожек? Возьми деньги и купи», «Надо нанять учителей? Без проблем, займись, Нора». Или: «Андрей опять принес двойку в четверти по математике, его следует наказать, ну я пошел на работу».

Андрей, Сергей и Ребекка учились отвратительно, переползая из класса в класс лишь благодаря подаркам, которыми Нора осыпала всех – от директора до технички. Николай стабильно получал четверки. Но именно он заботил Нору больше всех.

С раннего детства Николя пугал мать. Мальчик мог из-за ерунды прийти в ярость и начать драться. Один раз он бросился с кухонным ножом на няньку, велевшую ему помыть перед едой руки. Мать быстро уволила женщину, наложив той на рану «пластырь» из большого количества купюр.

– Николя, – причитала Нора, – как ты мог?

– Она меня унизила, – сверкал глазами мальчик.

– Да чем же? – изумилась мать.

– Отправила при всех в ванную и сказала: «В твоем возрасте пора бы знать, что руки следует мыть, уж не маленький».

– Но что тут плохого? – лепетала Нора.

– Она меня унизила, – твердил ребенок с недетской злобой.

Доставалось от него и братьям, и крохотной сестричке, и самой Норе. Стоило кому-то из домашних сказать что-то не нравящееся Николаю, как последний мигом кидался драться, причем бил своего противника, ничуть не сдерживаясь, его не останавливала мысль: мальчика или девочку он лупит. Одноклассники прозвали его бешеным и лишний раз не задевали.