Ольга Степнова - Беда по вызову

— Понятия не имею, — устало сказала я.

— Ну ни фига себе!

Не сговариваясь, мы пошли к дому бабы Музы. Там все было по-прежнему: у ворот «горбатый», а на крыше Танька. Баба Муза спала мертвым сном, ее не разбудил ни пожар на соседней улице, ни возня козы на крыше.

— Слушай, у меня нет никаких сил доить эту сволочь! — пожаловалась я Бизону.

— Сейчас я ее сниму.

И Бизя полез на крышу по старой лестнице.

— У тебя же рука! — крикнула я, задрав голову.

— Так не на рояле же играть!

Он сгреб в охапку Таньку, которой бежать было некуда. Жирная коза была для Бизи ерундовой ношей, но старая лестница не выдержала такой прибавки в весе и рухнула, ссыпавшись вниз гнилыми ступеньками. Бизя упал на спину, Танька на него. Я испугалась как бы они ноги не переломали, но Танька сиганула в огород с такой скоростью, что я поняла — с ней полный порядок. Бизя лежал на спине и любовался рассветом.

— Вставай!

— Не хочу!

— Вставай!

— Больно!

— Врешь!

— Дай руку!

— Чтобы ты повалил меня на травку?

— Надо больно!

— Надо!

Я протянула ему руку. Он крепко ее пожал и сел.

«Над селом херня летала, серебристого металла!» — пропела я и пошла заводить машину.

— Ну ты и нахваталась! — крикнул он вслед.

Минут пятнадцать мы ругались, кто поведет машину. Наконец, он сдался и пустил меня за руль. Согнувшись, он втиснулся на пассажирское сиденье и сказал, что эта машина мне очень подходит. Я не осталась в долгу, заявив: «То-то ты так рвешься за руль!», и так рванув с места, что он кувыркнулся назад. После этого мы молча доехали до его дома.

В квартире я попросила его не орать, не свистеть и не материться. Он молча обошел комнаты, заглянул в микроволновку, выпучил глаза на телевизор, а увидев тренажер, упал на него плашмя, схватился за голову и тихо сказал «ужас». И добавил «кошмар».

— Спи тут, — приказала я, ушла в другую комнату и закрылась на тугой шпингалет.

— Рота подъем!

Я бы не поставила ни копейки на то, кто из них это крикнул — Бизя или Сазон. Я послушно оторвала голову от подушки и выползла на кухню.

Они жарили яйца. Штук шестьдесят, не меньше. Меня чуть не стошнило, когда я представила, что все это нужно съесть. Но Бизя поставил на печку еще и кастрюльку, высыпав туда пакет геркулеса. Рука у него была небрежно перевязана какой-то цветастой тряпицей.

— Маслица не забудь! — скомандовал Сазон.

— А как же! — внучек бухнул в варево шмоток сливочного масла величиной с башмак.

Чтобы всего этого не видеть, я решила принять душ. Когда я вернулась, они уже сидели за столом. Там, где должна была сесть я, услужливо красовался пакет кефира. Я с облегчением налила себе целый стакан.

— Итак… — решила я начать допрос Сазона.

— Потом! — хором заорали они с набитыми ртами.

Я сквозь зубы выцедила кефир и все-таки подцепила на вилку одно яйцо. Просто так, из вредности, чтобы им меньше досталось.

— Откуда фингал? — Бизя пальцем потрогал у Сазона заплывший глаз.

— Фигня? Да с Санькой боксируем. Тренируемся!

Они снова принялись молча жевать.

— Сюрприз! — дожевав, крикнул Сазон и умчался в комнату.

Мне было страшно подумать, что за сюрприз приготовил дед. Но он прибежал с бумагами. Это были какие-то бланки с печатями. Бизя взял их и стал читать. Там было что-то настолько интересное, что вместо хлеба Бизя сжевал салфетку.

— Ужас, — тихо сказал он мне. — Это дарственные на какой-то дом в Испании. И на автосалон. Там же. Вот, мое имя! Кошмар.

— А моего там нет? — шепотом спросила я.

— У тебя фамилия трудная. Дед! Откуда это?

Сазон улыбался. У него были довольно хорошие зубы для такого старого человека. Он улыбался ровно столько, сколько было нужно, чтобы понять, что любимый внучек не столько рад подарку, сколько в шоке от него. Тогда улыбка у Сазона сползла, а глазки забегали по потолку.

— Хлеба дома нет! — воскликнул он, схватил древнюю плетеную сетку и попытался улизнуть. Я прыжком очутилась в дверях кухни, перекрыв ему путь. Бизя вскочил и очень непочтительно, за шиворот, усадил Сазона посреди кухни на табуретку.

— Я все скажу! — крикнул Сазон. — Я всегда хотел тебе сказать! Только ты никогда меня не слушаешь!

— Ну? — Бизя осторожно встряхнул его за плечи.

— Житан твой — говно!

Мы удивленно переглянулись с Бизоном.

— Я тебе говорил, что я по старинке, самокруточку? Говорил?!

— Говорил, — кивнул Бизя.

— Курил махорку шестьдесят лет, и еще шестьдесят лет курить буду! — топнул ногой Сазон.

Я расстроилась, что у деда гуси в голове: в таком возрасте это бывает. Но Бизя слушал его внимательно.

— Ты тогда утречком домой заявился, — плаксиво затянул Сазон. — Весь такой мятый, усталый. Я встал, курить захотел. Всю квартиру перерыл, нигде — ни бумажечки, чтоб самокруточку скрутить. Ни даже газетки.

— Ну! — крикнул Бизя.

— Ты мне не нукай! — снова топнул Сазон. — Подкидыш! Тебе кто сопли подтирал?

— Дальше! — вежливо попросила я, но дед не услышал. Он виновато опустил плешивую голову.

— Я к тебе в жилет залез. В карман. Думал, может, у тебя бумажечка какая ненужная найдется.

Бизя схватился за голову, я засмеялась.

— А у тебя там деньжищ!.. Я считал, считал, и запутался. А среди них, размером с денежку, бумажечки. Я думал, ты ими купюры переложил, чтобы не слипались. Я бумажечки выбрал, а деньгу ни одну не взял. Скрутил самокрутку, только плохо она горела, бумага больно лощеная оказалась. А вечером Мальцев пришел, стали мы с ним читать, что на бумажках написано и… в общем, дело завертелось у нас.

— Где они? — в ухо крикнул ему Бизон.

— Счас!

Сазон сбегал в туалет и принес бумажки, семь штук, величиною с купюру. Бумага была чуть розоватая, на свет просматривались водяные знаки. На ней типографским способом было напечатано:

Подателю сего выдать без всяких условий и объяснений

__________________________________________(сумма)

после ________________(дата).

Директор предприятия______________________________

— Вот, это те, что остались! Остальные оприходовали.

— Так, — сказал Бизя. — Так! И как же вы умудрялись эти долги забирать? Как вас не грохнули?..

— Так мы это, за половину долга расписки фирмам отдавали. За половину! Они нам спасибо говорили и долго жить желали. И потом, мы же сами с деловыми не общались. У нас в штате артист был. Знаменитый. Он каждый раз в разном обличьи на стрелки ходил, договаривался. Опять же, налом не брали, в банке счет открыли, налоги платили! Все чисто, сынка!

Дед радостно заморгал.

— Если бы ты не сбежал тогда, мы бы тебя от любой тюрьмы с такими деньгами отмазали!

Бизя сел на пол.

— Выпить бы! — жалобно сказал он.

Я пошарила за мусорным ведром и нашла там недопитую бутылку абсента.

— Фу! — крикнул Сазон, и достал из холодильника коньяк.

Бизя открыл его, понюхал, и убрал обратно в холодильник.

— Ну ладно, я в книжный магазин пошел, — сказал он, вставая.

Я потрогала его лоб, жара не было. Он мотнул головой, стряхивая мою руку.

— Я нигде не могу найти методичку по ОБЖ, — забормотал он. — Что это за гусь, и как его вести?! Может, тут они есть?

— Зачем тебе методички? У тебя дом в Испании и автосалон. Там же.

Сазон смотрел на нас заискивающе, не слыша ни слова.

— У меня куча детей. Причем, отстающих по программе. А через год им поступать в институт.

— Иди, — сказала я. — А там нельзя как-нибудь меня вставить? — я кивнула на бумаги.

— У тебя фамилия трудная.

— Хочешь, я возьму твою?

Он посмотрел мимо меня и ушел в книжный искать свои методички. Я сгребла расписки, взяла абсент, и закрылась в своей комнате на шпингалет.

Когда вернулся Бизон, я валялась на полу и гадала на расписках «любит — не любит». Абсент в бутылке закончился, оставив в голове эйфорию и легкое раздвоение личности. В дверь постучали, я крикнула, что Элки нет, она вся вышла. Тогда шпингалет легко отделился от стенки, и щерясь шурупами, упал на пол. На пороге стоял Бизон, держа в руках стопку книг.

— Напилась, — сказал он. — Ну и зря. Я же не сказал, что не хочу, чтобы ты брала мою фамилию. Я размышляю, не взять ли твою. — Он свалил книги на пол.

Я запустила в него пустой бутылкой, но неудачно — он поймал ее на лету, за горлышко. Потом наклонился и собрал расписки на полу в аккуратную стопку.

— Ну как? — он умел спросить.

— Не любит! — пожаловалась я.

— Не факт, — ухмыльнулся он.

— Ну, как же! В Испанию сам не едет, и меня не берет, — я почувствовала, что слезы сейчас позорно хлынут из глаз.

— Я могу взять тебя в Сибирск! — с омерзительной гордостью заявил он.