Таня Танк - Няка

Просмотр фотографий дал Рыковой некоторое количество хоть какой-то информации. В пышке с белокурыми пушистыми волосами до изрядной попы она узнала юную, не старше 16 лет, Ульяну. Школьница позировала на фоне белого здания с колоннами. А вот другой снимок – Кибильдит на пикнике, в обнимку с темноволосым парнем. На их лицах лежат солнечные блики, да и снято с дальнего расстояния – детально физиономии не рассмотреть. А вот фото с подружками – толстушка зажигает в ночном клубе. А вот Ульяна машет с заднего сиденья кабриолета. Впереди – брюнет, который со смехом говорит что-то сидящей за рулем темноволосой женщине. И опять его лица не рассмотреть – мужчина сидит вполоборота. Неужели это и есть ее покойный богатенький папаша? Нет, что-то больно молодой…

– Окса-а-ан, – позвала Рыкова. Ответа не было. Она быстро вытащила из альбома четыре снимка и спрятала в сумку. Но где же Криворучко? Зина прошла в зал. Оксана с закрытыми глазами лежала на диване.

– Я думала, ты одеваешься, а ты развалилась как свинья в стойле! – напустилась на нее Рыкова.

– У меня последствия шока, – простонала Криворучко. – Съезди одна, ладно? Какая разница, кто им привезет паспорт?..

– Давай тут без подлянок. Второй труп за два дня – это для меня будет перебор.

– Да нет, Зин, мне просто надо отлежаться…

– А я как всегда, самая здоровая! Ладно, жди, я скоро вернусь, – и она хлопнула дверью.

Через полчаса она уже всхлипывала, общаясь с патологоанатомом.

– У нее нет родственников, поймите вы это, Сергей Петрович. Улечка была круглой сиротой. Я была ей самым близким человеком…

– А по паспорту у нее есть муж. Пусть он и явится за телом.

– О чем вы, док? Мы прожили с Улечкой четыре года, и я никогда не видела никакого мужа. Все говорит о том, что это фиктивный брак, заключенный в юности с непонятной целью. И вы думаете, этот Максим Брусникин явится сюда? Да он и слыхом не слыхивал, что с Улечкой стряслось несчастье, – и Рыкова вновь залилась слезами.

– Ну не убивайтесь вы так. Все проходит, и это пройдет…

– Но скажите хотя бы, что показало вскрытие? От чего умерла Улечка? Впрочем, я и так знаю: у нее были такие проблемные почки…

– Да, почки у нее действительно воспаленные, как будто она пяток пиелонефритов перенесла. Но и с такими можно было жить долго и более-менее счастливо.

– Что же свело ее в могилу во цвете лет?

– У вашей подруги был порок сердца. От его декомпенсации она и скончалась.

– Порок сердца? И она, зная свой диагноз, занималась спортом?

– Да, похоже, не знала она своего диагноза. И с таким пороком могла бы прожить очень долго. Но, видимо, неадекватные физические нагрузки и вызвали остановку сердца.

Не спеша отобедав в суши-баре, в начале пятого Рыкова направилась в редакцию.

– Где тебя носило??? – разом бросились к ней все. – Про график забыла? Первая полоса горит!

– Не сгорит, – и, достав из ящика пилочку, Зинка принялась обрабатывать ногти.

– Выкладывай, что нарыла, – едва сдерживая бешенство, обратилась к ней Алина. – И на будущее: бери трубку, когда тебе звонит главный редактор!

– Я общалась с источниками, мне было не до тебя, – ледяным тоном отвечала Зинка.

– Если не сдашь текст через 45 минут, ты мне больше не подруга!

– Раньше, чем через 50 и не жди, – успела ответить Зина, прежде, чем Корикова хлопнула дверью.

Надменно выслушав восхваления Кориковой (Алина никак не ожидала, что Рыкова способна написать столь информативный, богатый деталями, текст), Зина налила себе мартини. В редакционном холодильнике у нее всегда стояла бутылка итальянского вермута, которым она любила ознаменовывать окончание рабочего дня. Обычно она приглашала Корикову (Алина пила чай), но сегодня Рыкова была обижена на подругу.

На кухню вошла Замазкина, на ходу поправляя растрепавшиеся за день пышные белокурые волосы. Увидев Зину, она чуть заметно изменилась в лице – в это время Рыковой обычно уже не было в редакции, а вот она, Таня, только заканчивала работу и шла жарить яичницу для мужа. Потом она оставалась поработать еще, а Филатов ехал на тренировку или в гараж. Дома молодые встречались лишь поздно вечером.

Нарезая колбасу, Таня нашла в себе силы сказать:

– Устала, наверно, с этим расследованием? Попьешь с нами чайку?

В ответ на это любезное приглашение Зинка демонстративно сделала три больших, громких глотка и, наконец, процедила:

– Иди лучше мужа ублажай. А то наш отъевшийся мотылек облюбует цветочек посвежее.

Тане стоило больших усилий промолчать. Она полоснула ножом по яйцу и вылила его в сковородку.

– Да, красава, и не советую допоздна торчать на работе, – продолжала Рыкова. – Пока ты тут пытаешься в редакторы выбиться, супружник в твою же квартиру зазноб водит. Но ты, наивное создание, свято веришь в это вранье под названием «тренировки»…

– С чего ты взяла? – не выдержала Замазкина. – И когда ты вообще от нас отстанешь? Сколько можно? Ведь уже два года прошло. И ты сама же бросила Димку…

Последнюю фразу Замазкина сказала в целях дипломатии. Филатов не распространялся о причинах разрыва с Зиной, но почему-то вся редакция знала, что он застукал Рыкову с любовником. Хотя у корреспондентки Юлечки Колчиной, например, по этому поводу было особое мнение: ее бывший муж бросил Зинку потому, что она так и не подарила ему лялечек.

– Да, я бросила. А ты тут же подобрала, – спесиво отвечала Рыкова. – Такие, как ты, позорят весь наш женский род, сбивая цены и утверждая мужиков в мысли, что все мы дешевки!

– Ты это в общем сейчас сказала или о ком-то конкретно? – после такого лобового оскорбления Замазкина уже не могла делать вид, что ничего не происходит.

– Я сказала обо всем женском роде, – криво улыбнулась Рыкова, бросив быстрый взгляд на руку Замазкиной, которой та инстинктивно сжала нож. – А так, красава, ничего личного!

– Зин, я не сделала тебе ничего плохого, – после некоторой паузы проникновенно заговорила Замазкина. – И я искренне не понимаю, за что ты меня так ненавидишь. В чем я виновата перед тобой? В том, что люблю Димку? Который тебе, по большому счету, никогда не был нужен?

– Это он тебе сказал? – хмыкнула Рыкова и заговорила как бы сама с собой: – А то, что я ему голубцы два года фаршировала и котлеты крутила – это, конечно, не считается. Какая там благодарность, когда на горизонте возникла бессловесная и на все согласная белесая моль!

– Это ты о ком сейчас сказала? – порог кухни переступил Филатов.

– Да так, мысли вслух, – чуть смутившись, Рыкова отхлебнула мартини и потянулась за сигаретой.

Замазкина шмыгнула носом. Она отнюдь не была кисейной барышней, но перед Рыковой чувствовала себя как кролик перед удавом. Не потому, что боялась Зину. Ей не хотелось, чтобы все, а главное – муж, решили, что она одержима ревностью к его прошлому. Поэтому Замазкина искренне старалась относиться к Рыковой нейтрально. Но из этого мало что получалось…

– Че ревешь? – допытывался Филатов у жены. Та молчала. Он перевел взгляд на Рыкову: – Тебе опять неймется?

– Отвянь, – пренебрежительно бросила Зинка.

– Не разговаривай так со мной, понятно? – голос Димона сделался ниже.

– Вот только не надо посягать на свободу моего самовыражения. Отрабатывай домостроевские практики на своей клухерье, а самодостаточных гордых девушек оставь в покое.

– Как ты ее назвала? – Филатов в три шага подскочил к бывшей сожительнице и крепко схватил ее запястья. Рыкова с Замазкиной враз вскрикнули. – Быстро извиняйся!

– Накось, выкуси! – с торжествующим лицом выкрикнула Рыкова в лицо Филатову, прекрасно зная, что он ее пальцем не тронет.

– Быстро, я сказал! Покалечу! – и он еще сильнее сжал ее руки.

В этот момент дверь отворилась и на пороге возникла Колчина. Ее скоропалительному браку и столько же скорому разводу с Филатовым минуло уже четыре года, но она до сих пор жеманничала при нем, надеясь неизвестно на что.

– Отпусти ее немедленно, кобель! – заголосила она. – Каков! При живой жене пытается залезть на другую!

Филатов удивленно глянул на Колчину, а та продолжала тоненьким истеричным голосом:

– Бессовестный! Не пропускает ни одной юбки! Уже нельзя стало заварить себе кофе, чтобы он не подкараулил и не набросился! Зинуль, он не успел тебя изнасиловать?

– Да я бы его в два счета в евнухи посвятила, – Рыковой очень понравилась идея Колчиной опорочить репутацию Филатова. – Но ты права: оставаться с ним наедине реально опасно.

– Да вы что, девчонки, – обескураженный, Димон сделал шаг назад и повернулся к жене: – Тань, они свистят.

– А что тогда заюлил? – открылось второе дыхание у Рыковой.

– Да, что залебезил-то? – поддакнула ей Колчина. – Хочешь на всех стульях посидеть и чистеньким остаться?

Все более вдохновляясь от криков друг друга и почти поверив в то, что Филатов пытался поругать их честь, Рыкова с Колчиной наступали на бывшего мужа.