Дарья Донцова - Кекс в большом городе

– Но как же их расписали, если они были брат и сестра? – удивилась я.

– Еремины не ходили в загс, – ответил Олег, – просто представлялись мужем и женой, таковыми их считали и клиенты, и соседи, и знакомые. Окружающим же не надо показывать свидетельство о браке, достаточно сказать: «Знакомьтесь, моя жена Наташа». Официальные бумаги требуют лишь в редких случаях.

– Но зачем они объявили себя супругами?

Куприн сцепил пальцы в замок.

– Понимаешь, люди странные животные, самая большая забава для них обсуждать себе подобных. Молодые мужчина и женщина, пусть даже и близкие родственники, живущие вместе и не собирающиеся заводить семью, мигом вызовут к себе интерес всяких кумушек, языки замолотят с невероятной скоростью, самое мягкое, что припишут паре, это кровосмесительную связь. А так, скромная семья, работящая, непьющая, чего интересного? Детей нет? Полно бесплодных пар. Андрей и Наташа очень боялись привлечь к себе внимание.

– Но почему они не хотели разъехаться и зажить каждый своей жизнью?

Куприн наклонил голову.

– Ты бы согласилась сейчас покинуть Томочку?

– Нет!

– А почему?

– Мы вместе с детства, она мне больше чем сестра.

– Некоторые сестры терпеть не могут друг друга.

– Но мы-то иные! Я не мыслю себя без Томы, она моя семья, Кристина и Никита мне тоже как дети!

– Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Наташу и Андрея связывали те же чувства. Но было еще одно соображение. Пойми, они достаточно долго прожили в лепрозории и понимали, какой страшной болезнью является проказа. Лепра хорошо изучена, но вылечить от нее не могут. А еще существует теория «спящей проказы». Правда, очень многие исследователи считают ее бредом, но и Андрей, и Наташа знали, что некоторые ученые считают: если мать или отец болели лепрой, их дети могут родиться и остаться здоровыми, а вот внуки вполне способны оказаться инфицированы. То есть болячка считается генетической, она вроде как спит, но при некоторых обстоятельствах просыпается.

Не стану сейчас рассуждать на тему о правильности этой теории, она существует, и Еремины слышали о ней. Будучи людьми совестливыми и напуганными, они решили: семьи с детьми у них не будет никогда, не надо рисковать. К тому же Наташу совершенно не тянуло замуж, не было у нее никакого интереса к мужскому полу. Если уж быть совсем откровенным, Еремину привлекали женщины. А Андрей заводил любовниц, правда, он был человеком специфических привычек, третировал своих пассий по полной программе, устраивал им провокации и проверки, постоянно намекал на некие заразные болезни… Ну да эту историю ты тоже знаешь.

– Вот почему Андрей был патологически чистоплотен! Вот по какой причине боялся любого недуга и плюхался в кровать даже с легким насморком, – закричала я.

– Ну да, – кивнул Олег, – он просто дико боялся проказы. Наташа оказалась более сильной личностью.

– А Луиза?

Куприн вздохнул.

– Ее оставили в монастыре. После смерти отца Наташа съездила к Епифании и честно сказала: «Деньги имеются, отец не был нищим. Но сестру мы пока взять не можем, пригрейте у себя! Стану вам платить».

Епифания согласилась, но, чтобы взрослеющая девочка не задавала ненужных вопросов, настоятельница сходила в загс и попросила начальницу:

– Окажите божью милость. Живет с нами Анна Ивановна, бухгалтером в обители работает, дочь при ней, Луиза. Только неразумная мать, когда от мужа-пьяницы убегала, все документы потеряла. Пока-то девочке они не нужны, но ведь в школу оформлять придется, по закону все дети учиться обязаны. Уж порадейте, помогите. А мы за ваше здоровье молебен отстоим.

Не уважить Епифанию было невозможно, девочка стала Луизой Марковной Стекловой. Ей ни настоятельница, ни Анна правды не открывали, не хотели смущать ребенка. Когда Луиза, впав в подростковый возраст, начала бузить и пытаться вырваться из монастырских стен, Епифания живо придумала сказку про отца и воровство. Луиза поверила в историю, ей, жившей в монастыре, и в голову не могло прийти, что матушка способна на вранье. Но ведь ложь бывает разной. Епифания спасала психику ребенка, оттого и солгала. Удивительно другое. Как ты, моя дорогая, не заметила в этом рассказе нестыковок.

– Не очень понимаю, о чем ты говоришь, – протянула я.

Куприн улыбнулся:

– Луиза передала тебе содержание того разговора, в нем имелось много нелепиц. Ну, вот, например, такая. Анна убежала из дома в монастырь, чтобы спасти четырехлетнюю дочь от специнтерната?

– Да.

Олег засмеялся.

– Конечно, в советские годы закон был более суров, чем сейчас. Людей изолировали от общества легко: если в чем-то провинился, сиди за решеткой. Алкоголиков свозили в ЛТП[6], подростков-уголовников отправляли в спецшколы, но интернатов для дошкольников, совершивших преступление, не существовало. Право, такое было слишком даже для страны социализма. Ну как можно было поверить в подобную чушь? Я сейчас не о Луизе речь веду, а о тебе. Ладно, можешь не отвечать, продолжаем разговор.

Луиза провела в монастыре детство и отрочество, потом Анна умерла, Епифания вызвала Наташу и сказала ей:

– Что делать? Луизу надо увозить, она не способна жить при монастыре, нет в ней внутренней силы и желания служить обители, она рвется в мир. Забирайте девочку.

Вот тогда и родилась версия о разлуке сестер, об их сводном родстве. Луиза уехала в Москву.

Девушка отличалась от Наташи и Андрея. Хоть и говорят, что главное – это воспитание ребенка, только чем тогда объяснить жадность, корыстолюбие и жестокость девочки, которой с пеленок внушали библейские заповеди? Отчего у отца и матери Ереминых родились столь разные дети? Юрий, который, наплевав на родню, удрал с большим количеством денег, сластолюбивый, трусоватый Андрей, тихая, но решительная Наташа и жадная до одури Луиза.

Сначала Еремины не собирались открывать младшей правду, но потом Наташа увидела, что сестра маниакально стремится выйти замуж. Луиза знакомилась на улице с парнями, приводила их в дом и устраивала истерики, когда Ната трезво говорила ей:

– Ну подумай сама, зачем ты нужна бедному провинциалу с армией голодных родственников?

Луиза рыдала, соглашалась с сестрой, разрывала отношения и… снова пыталась захомутать первого приглянувшегося ей мужчину. Потом она вдруг завела разговор о детях, о том, как хочет иметь ребеночка, пусть даже и внебрачного. Вот тут Наташа испугалась по-настоящему и открыла ей всю правду про лепрозорий, побег и умерших от проказы родителей.

– Господи, – всплеснула я руками, – теперь понятно, почему Луиза задавала такие странные вопросы врачу в морге, про инфекцию, можно ли ее подхватить, целуя покойного, и не выползет ли зараза из-под земли!

– Да, – кивнул Олег, – она решила, что и Наташа, и Андрей погибли от приступа лепры.

– Глупости, проказа не инсульт, сразу убить не может, она ест человека медленно.

– А Луиза, которой Наташа раскрыла истину буквально за несколько дней до своей смерти, посчитала иначе, – вздохнул Олег, – она, в отличие от родных, подробностей о семейной болезни не знает. И еще, Луиза очень жадна, кончина брата и сестры радует девушку, деньги-то достанутся ей!

– Луиза решила поговорить со мной от страха? Боялась одна войти в квартиру?

– Да, – кивнул Олег, – именно так. Узнала о смерти близких, испытала сначала ужас, потом радость, затем поняла, что боится открыть хоромы Ереминых, и тут ты подвернулась. Но потом Луизу понесло, у нее началось нечто вроде истерики, требовалось высказаться, вылить свои эмоции, но она все-таки контролировала себя, потому и выдала «официальную» версию, ни словом не обмолвилась о проказе! Боялась, что ее отправят в лепрозорий. Наташа, чтобы урезонить сестру, капитально напугала ее, сказала: «Если кто правду узнает, мигом все за дверью медицинской тюрьмы окажемся».

– И откуда ты все знаешь! – поразилась я. – Ведь Наташа и Андрей умерли!

– Епифания жива, – пояснил Олег, – основные детали я узнал от нее, и Луиза оклемалась.

– Она не умерла?

– По счастью, нет, успели помочь.

– Луиза перед операцией велела позвать меня, зачем?

– Она поняла, кто хотел убить ее, и пыталась сообщить имя.

– Лера Опара!

– Верно.

– Она сущестует?

– Да!

– Кем же женщина приходится Анастасии Опара?

– Никем. У врача никогда не было семьи.

– Только не надо сейчас говорить, что они однофамилицы, – взвыла я, – подобное невозможно! Опара настолько редкая фамилия…

– И не думал об этом, – пожал плечами Куприн, – Лера Опара, с одной стороны, есть, а с другой – ее нет.

– Это как?

– Попробую объяснить, – вздохнул Олег, – знаешь, в чем твоя основная беда?

– Ну? – насторожилась я. – Интересно очень.

– Наметишь одну версию, сама в нее поверишь и идешь танком, не замечая ничего вокруг. Порой отметаешь «толстые» обстоятельства, если они не укладываются в твою схему, притягиваешь за уши незначительные. Ты лишена здравого смысла и объективности, а еще отчего-то веришь людям, хотя большинство из них склонно врать с абсолютно честным видом. Почти все, с кем ты разговаривала в последнее время, не сообщили тебе правды либо столь искусно перемешали ее с ложью, что только остается удивляться.