Дмитрий Леонтьев - Дипломатия греха

      Катер послушно завернул, но иерей не удержался от вопроса:

      - Почему именно направо?

      -Пена... И вообще, отче... Я на всякий пожарный хочу напомнить: уполномоченный угро - это я, а ты отец Владимир, священник Ты об этом еще помнишь?

Иерей недовольно покосился на меня, но промолчал.

      - Это хорошо, кивнул я. Но этот катер не предназначен для гонок по каналам, где, как и на наших дорогах, “семь загибов на версту”. Я очень хочу дожить до полковничьих погон, а при таких виражах... Где ты катером управлять научился? ... Вот он!, - заорал я, увидев мелькнувший впереди за поворотом катер. - Давай, жми быстрее!

      - То быстрее, то медленнее, - не удержался Разумовский, выжимая из катера все возможное.

      Перегретый мотор все чаще издавал странное похрюкивание, напоминавшее нам, что если в ближайшее время мы не дадим ему передышку, то остаток пути нам придется продолжать на веслах. Катер преступника был, несомненно, более скоростным, а впереди была река Фонтанка, куда менее изгибистая, чем каналы, и, следовательно, спасительная для быстроходного катера. Все наше преимущество в бесконечных изгибах каналов исчезнет, как только нас встретит водная гладь пересекающей город реки. Но неожиданно нам повезло. Идущий впереди катер, на полной скорости выскочивший из-под моста, едва не врезался в кооперативно-экскурсионную баржу, переоборудованную под плавучий ресторан; избегая столкновения, слишком резко взял вправо, “чиркнул”' бортом о гранитную набережную и едва не перевернулся. Силой удара преступника буквально вырвало из-за штурвала и с размаху бросило на каменное ограждение. С ошалелыми глазами, лишенный способности соображать и сопротивляться, негодяй, несомненно, послужил бы приятным разнообразием в меню речной корюшки, если б не сильная рука Разумовского, успевшего ухватить его за шиворот и приподнять над поверхностью. Наш катер замедлил движение и наконец, остановился.

      - Втаскивай его, - сказал я, дрожащими пальцами доставая намокшую от водяных брызг пачку сигарет, - У меня возникло к нему много вопросов после круиза по каналам

славной колыбели трех революций. В отделе я даже отведу ему персональную камеру, как победителю гонки. Это будет нелегко, но я это сделаю.

      - А зачем нам торопиться в отдел? - Разумовский явно не спешил вытаскивать мужчину из воды. Серое, рассыпающееся от старости здание не способствует откровенной беседе по душам. Природа и архитектурные красоты куда как более располагают к откровенности.

      - Ты так думаешь? - я прикурил мятую сигарету и посмотрел на преступника, лицо которого постепенно принимало осмысленное выражение. - Мнения разделились. Третий голос будет решающим.

      - Что вы хотите?! Вам нечего мне предъявить, - заявил мужчина и попытался вырваться из стальной хватки иерея. ­ Вы ответите за этот беспредел!

      - Сдаюсь, - развел я руками. - Два голоса против одного за беседу на природе. Я требую объяснений и адво...

Буль! Под давлением мощной руки Разумовского голова исчезла под водой.

      - Что он сказал? - невинно поинтересовался иерей.

      - Что ему потребуется время на раздумье, - уверенно ответил я.

      Влекомая, мускулистой рукой Разумовского голова вновь появилась на поверхности. Кашляя и дико вращая глазами, мужчина неустанно матерился.

      - Сволочи! Я еще заставлю вас пожалеть об этом! Вы еще...

      Буль!

      - А теперь что он имел в виду?

      - Все еще думает, - ответил я. - У меня по ассоциации возник вопрос: крещение это омовение водой?

      - Это таинство выражено в целой серии символических действий и знаменует стремление освободиться от власти первородного греха и грехов личных. При троекратном погружении в освященную воду крещаемый получает силу для борьбы внутри себя самого. Это не значит, что он перестанет грешить, но у него, но является шанс начать новую жизнь. Поэтому предпочтительнее креститься в зрелом возрасте, когда это таинство осмысленно и означает раскаянье и отказ от злых помыслов...

      Голова вновь показалась на поверхности, но на этот раз поток брани сменился завываниями и поскуливанием.

      - Я буду... кхе-кхе... жаловаться!.. Ой-ой... вы права не имеете...

      Легкое нажатие руки, и голова вновь скрылась под водой.

      - К сожалению, грустно сказал иерей, - правила церковного устава, по которым при крещении должны присутствовать лишь самые близкие крещаемому люди, то есть

крестные отец и мать, часто нарушаются в последнее время. Крещения совершаются многолюдно, священник выполняет свои обязанности чисто формально... Увы, это входит

в моду, лишается подлинного смысла. Для крещения необходима вера, а родители торопятся крестить своих детей в младенчестве, когда дети еще не могут сознательно верить...

      - Вы сумасшедшие! - завопил вновь появившийся из воды преступник. - Что вам надо?! Это не Я!.. Вернее, это я, но я - это не я... Что вы хо...

      Буль!..

      - Многие просто не знают таких тонкостей, - сказал я иерею. - Людям нужно объяснить все, научить...

      - Когда?! - искренне возмутился Разумовский. - В годы гонения церкви государством?! Мы и так учим, по мере скромных наших сил. Но если человек хочет что-то знать, он

должен спросить.

      - На это можно возразить... - начал, было, я, но истерический вопль за бортом не позволил мне развить мысль до конца.

      - Скажу! Скажу! Не надо больше!..

      Перепачканное плавающим на поверхности реки мазутом, перекошенное лицо с дико вытаращенными глазами выражало раскаяние и готовность помочь.

      - Только отвезите меня... в милицию... к людям... к следователю... Я в милицию хочу! - он судорожно вздохнул.

      - “Крещение не плотской нечистоты омовение, но обещание Богу доброй совести”,- говорил апостол Петр, - изрек Разумовский, не спеша, однако, вытаскивать “грешника”- из воды. - В чем хочешь покаяться, брат?

      -Крали, крали мы из церквей, - торопливо лопотал человек, крепко вцепившись в борт катера, - три церкви в городе и четыре в области... Только мы делали это по навод... приказу Соловьева... самое старое и самое ценное... Он нам платил... Мы себе ничего не оставляли. К нашему старшему приходил человек, все забирал и увозил, а с нами расплачивался по заранее договоренным тарифам. У нас ничего нет... Все у Соловьева!

      - И последняя партия? - спросил я.

      - Последняя партия у Пепла... у Пепловского...

      - Зачем тебя вызывал Соловьев?

      - Сказал, чтоб мы сматывались из города. Чтоб я передал Пепловскому, что человек придет за иконами завтра... Потому что завтра уезжает Соловьев.

      - Где хранятся иконы?

      - Не знаю! Клянусь - не знаю! Пепел все забирает...

      - Почему Соловьев позвонил тебе, а не самому Пепловскому?

      - Пепел на даче, там нет телефона... Отвезите меня в милицию!.. Пожалуйста! Разумовский задумчиво смотрел на меня.

      Я пожал плеча­ми, потушил окурок сигареты о каблук и бросил его под сиденье.

      -Представляешь: семь церквей, - сказал иерей, - бесценные иконы, история России... Ради нарисованных бумажек... На пропитание не хватает? Здоровым, не убогим, не калекам, не заработать на хлеб?! Церкви “чистят” ради жратвы и выпивки...

      - Вытащите меня, ну пожалуйста!.. Я все сказал! Я все расскажу!

Разумовский поморщился и одним мощным рывком втащил негодяя в катер. Трясущийся мужчина икал и охал, пытаясь отползти от священника в дальний угол. Я отцепил

от пояса наручники и надел их на подставленные руки.

      - Все кончилось, - утешал я его. - Теперь мы отвезем тебя в милицию, там ты все подробно расскажешь, твой рассказ запишут, будет суд, тебе дадут срок... Если ты будешь

твердо стоять на своих показаниях, то уедешь далеко-далеко и больше нас не увидишь... Нас к тебе туда не пустят, а тюремщики будут тебя охранять от нас.

Мужчина благодарно всхлипнул и съежился в углу катера, стараясь казаться неприметным и маленьким. До конца нашей поездки он больше не давал о себе знать...

*  *  *

      - Ну и какого... лешего ты притащил меня сюда? воз­мутился я, обливаясь потом посреди песчаного пляжа. ­ Я должен быть там, чтобы лично проконтролировать весь процесс. Мне нужно, чтобы его показания были записаны в правильном русле, слово в слово, чтобы у следователя не возникло желания...

      - Его показания запишут и без тебя, - невозмутимо прервал меня Разумовский, - сейчас не это главное. И для тебя и для меня куда важнее в настоящий момент сами иконы. Без них все показания развалятся при первом же адвокате.

      - Явка с повинной - царица доказательств! - ярился я. - Хотя ты и прав... Но какое отношение имеет пляж Финского залива к похищенным иконам?