Роксолана Коваль - Незапертая Дверь

Когда я немного пришла в себя, в который раз удивляясь очнувшейся впечатлительности, обнаружила, что у книжонки нет ни названия, ни имени автора, ни привычного анонса. Ни строчки об издательстве, формате и заверений автора, что все герои и события вымышлены. В ней не было место ничему лишнему, даже страницы не были пронумерованы. Это — плоть, не тронутая печатью повседневности. Но ведь так не бывает. Если только эту книжонку не сотворили на каком-нибудь самопальном оборудовании.

Пройдя в зал и завалившись в кресло, я включила бра и несколько нерешительно погрузилась в чтение. Каким-то из незадействованных органов чувств ощущала, как меня стремительно затягивает в феерический мир. Я спускалась по лестнице слов, иногда обрываясь в глубину пробелов и утопая между берегами строк. Я медленно погружалась в поделенное страницами пространство, вдыхала столь ощутимый запах знакомых цветов и почти осязала предметы. Зная, что сижу в кресле кататоником, мысленно шла по тропам и щурилась от закатных лучей солнца, смаковала сладость выпитых напитков. Я была странствующим рыцарем, скачущим на огромном коне, была влюбленной в него девой, шорохом листьев и росой.

Частью разрастающейся вселенной.

Из непередаваемого ощущения меня выдернул Пешка. Я вздрогнула, вынырнула из хмельного плена и, еще плохо соображая, уставилась на пекинеса. Тот стоял в середине зала и лаял на сумку, как мне показалось вначале. Но вскоре я поняла, что Пешка смотрит в сторону телевизора. И когда я подняла глаза на выключенный «ящик», меня чуть не парализовало от ужаса. За телевизором стояло соседское зеркало, в котором отражался зальный проем. А в нем, в полумраке прихожей, стоял Игорь Яковлевич. Именно на него лаял Пешка, не решаясь подойти ближе.

Не знаю, как удержалась от крика. Не помню и того, что делала, поняв, что в квартире никого нет, а входная дверь закрыта изнутри. Выпив валерьянки, расплескав половину, я включила свет в ванной, в туалете, в кухне, в спальне и зале. Люстры, ночники, бра и даже фонарь. Осталось еще дверцу холодильника распахнуть! Я искала спасения в свете. Мне нужен был хоть один лучик того закатного сияния, что сочился в «незапертую дверь».

— Что это могло быть? — слоняясь по залу, бубнила я. — Может, заснула? Померещилось на почве просмотренных недавно фильмов? Тогда почему бы мне ни увидеть вампира? И Пешка! Он лаял на отражение, он видел… кого? Соседа? Если бы соседушка действительно был в квартире, а потом по-молодецки выскользнул в форточку кухонного окна, то Пешка, учуяв чужака, лаял бы в сторону коридора. Соседушку этого он терпеть не мог, и не преминул бы вцепиться ему в штанину. Но нет, он спокойно лежал в своей корзине и вдруг кинулся прямиком в сторону телевизора.

Пришла к выводу — я сошла с ума. Накинула на зеркало полотенце и села возле телефона. Мне хотелось позвонить Верке, но посмотрев на мирно тикающий будильник, не поверила глазам. Пятнадцать минут четвертого. Читать я села в начале одиннадцатого, с час бродила по комнатам, устраивая светопреставление на радость энергосбыту. Неужели я часа три была погружена в события выдуманного мира? Той мне, сидевшей в кресле кататоником, показалось, что время пробежало бусинами по наклонной плоскости. Отделившаяся от тела вторая я, плававшая среди символов, звуков, запахов, прожила отрезок чужой жизни, так глубоко проникшей в душу.

Запрыгавший на полочке мобильный хотел меня доконать. Снова за такой короткий перерыв тело словно пронзило молнией. Обычно я немногословна, но на сей раз, отдышавшись, материлась так, что покраснела от стыда. Мой дед, ярый поклонник матерщины, мной бы наверняка гордился. Будь он художником, сломал бы свои кисти, признав, что ученик в мастерстве его переплюнул.

Ответив на звонок, я заверила пьяного мужика, что он ошибся номером, а после гордо удалилась в кухню и выпила еще одну рюмку валерьянки.

В ожидании спасительного рассвета, под радостные щелчки лихо мотающего счетчика, я нечаянно заснула, уронив голову на край стола. Разбудили меня поздним утром звонки в дверь. Встрепенувшись, я потерла затекшую руку и поспешила узнать, кто ко мне пожаловал.

— Что случилось, Денька? — взволнованно пробубнила вошедшая с Ракушкой Верка и осмотрела включенные плафоны. — Я уже полчаса до тебя достучаться не могу. И на звонки не отвечаешь! Ладно, потом расскажешь, а то я и так катастрофически опаздываю. Пригляди за Ракушкой, лады? Ее Светка в другой детсад переводит, пока все уладит, ну короче, я ушла, буду часов в пять! Пока!

Вот так, прибежала, вылила ушат скороговорок и посеменила по делам. Пока я очухалась, Ракушка уже играла с Пешкой, радостно вилявшим хвостом.

Похоже, он охладел лишь ко мне.

— А где почтайон Печкин? Он всегда на авочке сидел, а сегодня нету! Тетя Надя!

Я усердно пыталась понять, о чем лопочет Ракушка, снявшая сандалики и утащившая в кухню пакет. И только после всех объяснений поняла, что речь идет о Игоре Яковлевиче. А он и впрямь похож на мультяшного героя любимого Ракушкой «Простоквашино». Воспоминания пережитого минувшей ночью ворвались в меня снежным вихрем, и я даже передернула плечами. С трудом верилось, что все это было на самом деле.

Сунув Ракушке старую кассету с записанными с телевизора мультфильмами, я поспешила в душ. Сонно жуя зубную щетку, долго наводила запоздалый марафет. Когда освежилась и вытерлась, твердо решила избавиться от чертовой книги. Засуну ее в почтовый ящик «Печкина» и открещусь от странно влияющего на психику рисунка. И от непронумерованных страниц, гладких и теплых на ощупь, как человеческая кожа. И от мира и его героев, живущих в дебрях предложений.

Накинув халат, я вышла в прихожую, причесалась и, взяв книгу, открыла дверь.

— Ты куда? — встрепенулась Ракушка.

— К соседям. Сейчас вернусь. Смотри свои мультики.

— Аадно, — смилостивилась Ракушка, с маленькими хвостиками, торчащими над ушами, похожая на чертенка.

Я вышла в подъезд и спустилась до стены с давно забытыми ящиками, подернутыми пылью и паутиной. Отыскав почти стертую четверку, занесла книжонку над прямоугольной пастью ящика.

Господи! Даже представить себе не могла, как непросто будет с ней расстаться! А ведь я едва в нее заглянула. Теперь понимала Печкина, над которым еще недавно подсмеивалась, встречая его и ранним утром, и днем, и поздним вечером с этой… заразой. Никогда ни с чем подобным не сталкивалась.

Я втолкнула ее в щель и решительно вернулась в квартиру.

— Ты завтракала? — спросила я у Ракушки, хотя все мысли были о содержимом ящика, который вскоре опустеет.

— Ага. Тетя Надя, а когда мы пойдем гуйять с Пешкой?

— Я совсем о нем забыла. Бери, надевай на него поводок.

— Тока я буду его водить! Ты обешшала! Пешка! Ко мне!

Впрыгнув в джинсы, я натянула футболку, и мы отправились на прогулку. Если бы не ответственность за Ракушку, я бы надолго застряла у ящика, уверяя себя в том, что глупо избавляться от интересной книги, не узнав, что было дальше. И в то же время понимала, что это не просто книга. В голове вертелось два варианта. Либо же страницы пропитаны каким-то наркотическим веществом, вызывающим галлюцинации, либо же… Мне было страшно озвучить второе предположение. Не верят во всякого рода чертовщину лишь те, кто не сталкивался с ней лично, не испытал на собственной шкуре это чувство бесконтрольности происходящего. Я ведь сама еще на днях называла себя атеисткой!

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила я, заметив изучающий взгляд Ракушки, прижавшей к себе пса.

— Ты стаа совсем дхугой, тетя Надя, — пролепетала девчонка, мастерски коверкая слова своей картавостью и страстью избегать нелюбимых букв.

— Лучше или хуже?

— Ты теперь красивая. Но аньше ты мне бойше нравиась.

Бросив мячик и опустив на аллею Пешку, она побежала за ним следом, а я осталась сидеть на лавке, обескураженная подобным высказыванием. Раньше я не замечала, как Верка и ее племянница похожи. Даже нижняя губа у Ракушки так же выдавалась вперед. Те же лучистые, голубые глаза, темные волосы, выгоревшие на солнце, и корявая скороговорка речи. Ей повезло, поскольку Светка — сестра Верки — обладала заурядной наружностью.

Так, и кого я пытаюсь обмануть? Рассуждаю о чем угодно, только бы не думать о том, чтобы рвануть в подъезд и начать выковыривать из ящика эту проваленную книгу! Если я этого в ближайшее время не сделаю, ее выпрет соседский пацан, давненько отирающийся у забытой всеми стены. Поглядывая в мою сторону, ждет, когда я уйду. И тогда примется за взлом замка, малолетний медвежатник! Вот паршивец, решил не дожидаться! В наглую принялся ломать донышко!

Я не выдержала и в момент оказалась рядом.

— Тебе родители не говорили, что чужое брать нехорошо?

— Я папе пожалуюсь! — обиженно пригрозил пацан, попятился от меня и вдруг рванул наверх.