Керри Гринвуд - Убийство в «Зеленой мельнице»

Костлявая лапка, похожая на птичью, потянулась к ее пальцам, и Фрине пришлось собрать волю в кулак, чтобы не отдернуть руку. Госпожа Фриман говорила хрипло и прерывисто, словно рыдания повредили ей горло.

— Я обзвонила всех его друзей, которых знала. Никто из них его не видел. Бобби Салливан — знаете, эти Салливаны из Корка, эти ирландцы, — так вот, он рассмеялся и сказал, что Чарльз вернется сам, как овечка Мэри, если я оставлю его в покое. Он смеялся! Чарльз, конечно, якшается с весьма легкомысленными молодыми людьми, они ветрены, но не порочны.

Ага, как же, подумала Фрина и мысленно выругалась. Знаем мы этих молодых красавцев. Они напоминают мне о том, что я уже не так юна, как прежде.

— Да, госпожа Фриман, — ободряюще согласилась Фрина. — Так вы поговорили со всеми?

— Бобби очень близкий друг. Кто-кто, а он должен знать, где Чарльз. О, мисс Фишер, меня не оставляет мысль… а вдруг авария, а ведь есть еще и река!

— Есть ли причина опасаться, что Чарльз мог… — Фрина помедлила, подыскивая нужные слова, и остановилась на самом туманном определении: —…совершить какую-нибудь глупость?

Оно оказалось не особенно туманным. Госпожа Фриман вскрикнула и разразилась такой истерикой, что Фрине пришлось воспользоваться бренди, нюхательной солью и очередным платком.

— Послушайте, — строго сказала она. — Если вы намерены взвиваться в стратосферу при малейшем упоминании о возможных неприятностях, нас это ни к чему не приведет. Успокойтесь. Будете так себя изводить — долго не протянете. И какая польза Чарльзу, если вы превратите себя в развалину? Итак, успокойтесь. Я прикажу подать вам завтрак, вы его съедите, а потом мы поговорим о Чарльзе, и вы прекратите вопить.

Это лекарство подействовало. Фрина отдала необходимые распоряжения; госпожа Фриман перестала хныкать и покорно съела вареное яйцо, три ломтика поджаренного хлеба, а также выпила две чашки чая. Поднос убрали. Привести себя в порядок хозяйке помогла словоохотливая горничная, которая Фрину явно не одобряла, однако сказать об этом не решалась, поскольку никто с момента исчезновения Чарльза был не в силах заставить госпожу Фриман поесть хоть что-нибудь.

Служанка вышла, чересчур громко хлопнув дверью, и Фрина вернулась к своему вопросу:

— Итак?

— Нет, судя по поведению, он никогда не хотел… сделать такое.

— А наркотики? Подозрительный белый порошок, оставленный в кармане выходного костюма? Не замечали у него возбуждения или подавленности? Постарайтесь припомнить. Вы должны были обратить внимание.

— Нет, он всегда вел себя одинаково, — судя по виду, госпожа Фриман снова собиралась разрыдаться, однако, взглянув на Фрину, передумала. — Он был очень чувствительным, это верно — за завтраком всегда замечал, что яичница пережарена или что рубашка плохо накрахмалена, такие вещи. А вечерами по большей части его дома не было — уходил куда-то с Бобби или другими молодыми людьми; вот почему я была так рада, мисс Фишер, что вы взяли его с собой в «Зеленую мельницу». Он почти не знается с девушками, хотя эта придира Мэри Эндрюс пыталась заполучить его для своей чахлой невзрачной дочурки. Разумеется, Чарльз на такое не польстился, хотя денег у них куры не клюют. Нет, Чарльз всегда вел себя ровно. Был таким заботливым, когда скончался его отец. Оставался дома, читал мне и… Он же у меня один остался, с тех пор как Виктор…

— Его старший брат?

— Да, Виктор. Он участвовал в боях на Галлиполи[14]. Такой впечатлительный мальчик, пошел в армию, когда ему исполнилось восемнадцать. Там, на фортепьяно, его фотография.

Фрина взяла снимок. Юное лицо, менее симпатичное, чем у Чарльза, широкие скулы, решительный рот под маленькими усиками, глубоко посаженные глаза. Взгляд его казался напряженным, словно в ожидании грядущих сражений. В своей шляпе со страусиным пером юноша напоминал рыцаря в дозоре.

— Он так и не вернулся? — осторожно спросила Фрина.

— Ах нет, мисс Фишер, вернулся. Но мы все равно его потеряли. Потеряли и теперь даже не знаем, как он и что с ним. Бедный Вик! Он вернулся совсем другим — не выносил городской жизни и ушел куда-то странствовать. Мы много лет посылали ему чеки куда-то в Гипсленд, он всегда получал их, но никогда не писал. Затем, года четыре назад, чеки стали приходить обратно. Я не знаю, что случилось с Виктором. Видите ли, у меня был Чарльз. Теперь же, когда Чарльз пропал, полагаю, я должна выяснить, что с Виктором. Но он всегда был таким трудным мальчиком, нетерпеливым и своевольным, а Чарльз…

А Чарльз, язвительно подумала Фрина, был тут как тут, постоянно утешал маменьку, подавал ей нюхательные соли и говорил, что не стоит беспокоиться о непочтительном и, возможно, контуженом сыне, который вдобавок не столь привлекателен и чье тело и разум, вероятно, обезображены отметинами войны. Так пусть бедный Виктор влачит свою жалкую долю в безлюдном буше, тогда как милашка Чарльз останется, чтобы купаться в материнской любви и наслаждаться деньгами и положением.

— И вы действительно не знаете, что произошло с Виктором? — спросила Фрина, безуспешно пытаясь скрыть звучащее в голосе недоверие.

Госпожа Фриман сдержалась и потянулась к нюхательной соли.

— Там, в буше, ему не угрожала никакая опасность, а я всегда могла написать ему. И писала ежегодно на день рождения, рассказывала, что произошло за год, как идут дела и что Чарльз…

Что Чарльз просто великолепен, подумала Фрина, а Виктор не нужен здесь, и лучше ему оставаться на прежнем месте и не рушить домашнее благополучие. Ох, госпожа Фриман, вам очень повезет, если вы не растеряете своих сыновей — при таком-то обращении. Но вслух она произнесла:

— Итак, госпожа Фриман, каких действий вы ждете от меня? К сожалению, в последнее время мне пришлось поднять гонорары. Знаете, жизнь дорожает.

— Гонорары? Мисс Фишер, я так поняла, что…

Взгляд Фрины был учтив, но тверд.

— Ну да, конечно. Сколько скажете, если отыщете Чарльза. — Затем госпожа Фриман добавила: — Я думаю, вы могли бы еще и Виктора найти. Если Чарльз пропал, мне может понадобиться Виктор. В последний раз, когда мы о нем слышали, он был в Толботвилле, в Гипсленде.

— Давно?

— В двадцать четвертом. Затем чеки начали возвращать.

— А письма?

— О, я перестала писать, — не задумываясь, ответила госпожа Фриман. — Какой смысл, если его там уже нет?

— Понятно. — Фрина проглотила рвущуюся наружу ярость. — А как насчет наследства? Разве ему ничего не причитается, раз его отец э-э… скончался?

— О Господи! — госпожа Фриман резко выпрямилась. — Завещание! Господин Фриман так и не изменил его! Мисс Фишер, вы должны установить, что Виктор умер! Дело переходит к Чарльзу, а дом и деньги — к Виктору!

— Это вам скажет адвокат. Я полагаю, у вас есть адвокат?

— Конечно, — подтвердила госпожа Фриман. — Но я сказала ему, что Виктор умер. Ради Чарльза, понимаете?

— Ради Чарльза, — кивнула Фрина. — Разумеется.

Фрина устроила себе обед в «Ритце» — такой обильный, что с трудом съела его. Мисс Фишер была потрясена встречей с госпожой Фриман и решила, что омар поспособствует ее мыслительному процессу.

Она снова взглянула на фотографию Виктора Эрнста Фримана, который вернулся с Великой войны контуженным и был так запросто отвергнут. Очень приятное лицо, подумала она, честное, открытое и до боли юное. Расспрос язвительной горничной госпожи Фриман показал, что внешне Виктор пострадал не слишком сильно, лишь на виске у него остался белый шрам — там его задела шрапнель, едва не снеся голову. Однако юноша стал раздражительным, резким, не выносил никакого шума и того, что горничная назвала «хозяйкиными глупостями».

— Он был хорошим мальчиком, — признала горничная, — лучше Чарльза да и честнее — всегда было понятно, что у него на уме. Но эта мерзкая война испортила его, и он сильно изменился.

Разумеется, изменился. Кампания в Галлиполи оказалась безуспешной и малоприятной. Фрина решила, что стоит пригласить на обед Берта и Сеса и расспросить их об этом.

Однако остается еще и Чарльз. Куда он мог подеваться? И какое отношение имеет к убитому?

Неторопливо смакуя кофе с конфетами, Фрина вспоминала Тинтаджела Стоуна, на которого положила глаз. Затем позвонила домой.

— Господин Батлер, меня никто не спрашивал?

— Да, мисс Фишер. Звонил господин Тинтаджел Стоун, просил пойти сегодня вечером в клуб вместе с ним. Номер телефона он оставить не мог, так что позвонит позже.

— Скажите ему «да». Что-нибудь еще?

— Кто-то звонил, но ничего не сказал и бросил трубку. Два раза.