Людмила Ситникова - Не откладывай убийство на завтра

– Да ты че, ба, это ж «Собрание», знаешь, сколько они стоят?

Катка перевела взгляд на Луизу. После их последней встречи девушка еще больше похорошела. Русые волосы каскадом спадали на тоненькие точеные плечики, обрамляя правильной формы, загорелое не без помощи солярия лицо. Большие миндалевидные глаза фиалкового цвета и пухлые губки делали Луизу похожей на куклу. К тому же девушка имела рост сто семьдесят три сантиметра, довольно приличную грудь и осиную талию.

– Плевать мне на твои собрания, гадость – она и есть гадость.

– Твоей пенсии не хватит даже на блок…

– Хватит, – остановила Рита разгорающуюся ссору, – предлагаю подняться наверх. Катка, я в туалет хочу!

– Артем, – приказала Луиза, – бери коричневую сумку.

– А почему я? Я понесу свои вещи, шмотки сама тащи.

– Ты че, не врубился, я сказала, бери!

– Мам, пусть отстанет.

– Замолчите, оба! – вмешалась Ангелина Дормидонтовна. – У меня голова от вас раскалывается… поэтому я ничего нести не буду.

– Ба, так нечестно!

– Сделайте скидку на мой возраст.

– Скидки тебе сделают на том свете, давай, бери свои нафталиновые вещи.

– Рита! Ты слышала, нет, ты слышала, как она со мной разговаривает? Хамка, чистой воды хамка! Я старая больная женщина, у меня спина болит, ноги отнимаются, голова кружится!

– А когда неделю назад ты бежала из кухни смотреть сериал, меня чуть с ног не сбила, броненосец «Потемкин».

– Марго! – прогремела мать. – Скажи своей невоспитанной дочери пару ласковых, а не то я скажу! Ты знаешь, я женщина старая, мне терять нечего, таких пендюлей навешаю!

– Прекратите, давайте наконец двигаться.

Катарина попыталась подхватить неподъемный чемодан.

– У вас там камни?!

– Пашкины бумаги.

– Однако, похоже, его бумаги весят целую тонну…

Началось сорокаминутное перемещение, сопровождавшееся постоянными пререканиями Луизы с бабушкой, недовольными возгласами Артема и тихими вздохами Ритки. Но вот вещи оказались в квартире, и встал вопрос: кто, где, а главное, с кем будет обитать?

– Ритунь, у вас с Пашкой большая комната, остаются еще две, сами разбирайтесь, кому какая.

– Я предупреждаю сразу: буду жить в комнате одна, – сказала Луиза.

– А я, – заныл Артем, – мам, я что, должен жить в комнате с бабушкой?

– Нет, мы поступим следующим образом: бабушка поселится с Луизой…

– Мама!

– Не «мамкай», мы в гостях, ведите себя соответственно, это и тебя касается, мама.

– А почему сразу я? – надула губы Ангелина Дормидонтовна. – Эх, на старости лет приходится скитаться по чужим квартирам! Вот при Сталине-то мы хоть и жили небогато, зато всегда…

– Ба, кончай базар про Сталина, уши вянут.

– Хамье!

– Коммунистка!

– Да, я коммунистка, мать твою, и горжусь этим, а ты-то кто? В сорок седьмом году…

– Начинается, – Луиза махнула рукой и быстро прошмыгнула в ванную.

– Я сорок лет сердечница! – негодовала старушка.

– Тридцать, – выпалил Артем.

– Что?

– Вчера ты говорила – тридцать лет.

– Вы из меня всю кровь выпили!

– Папа сказал, у тебя столько крови – Дракула захлебнулся бы.

– Ах ты, маленький паразит, весь в отца, буржуазия!

– Мама!

Катарина прошла к себе.

«Добро пожаловать, веселенькая жизнь!».

Примерно два часа Щавелевы занимались распаковкой вещей, при этом их действия сопровождались недовольными криками Луизы и ворчанием Ангелины Дормидонтовны.

В восемь с работы приехал Павел.

– Уже устроились?

– Только закончили.

– Кат, мы тебе так благодарны, не представляешь, как выручила нас.

– Да ладно, давай проходи, мой руки и садись ужинать.

Павел Щавелев, сорокалетний лысеющий шатен, ростом под два метра и весом более центнера, походил на борца сумо.

– Он столько жрет, что его легче пристрелить, – часто говорила Ангелина.

«Симпатия» у зятька с тещей была взаимной, Ангелина не упускала возможности уколоть зятя, впрочем… Пашка в долгу не оставался.

Вот и сейчас, стоило мужику зайти в кухню, как старуха язвительно проскрипела:

– Что-то вы сегодня рановато, Павел Николаевич, обычно раньше десяти не заваливаетесь.

– У меня для всех сюрприз, – улыбнулся Щавелев, проигнорировав высказывание тещи. На столе появилась бутылка дорогого шампанского.

– Ого! – протянула Луизка. – По какому поводу бухать будем?

– Луиза!

– Предлагаю выпить за наш начавшийся ремонт, чтобы он поскорее закончился.

– Как же, ждите, закончится он быстро, да вы рабочих-то видели? – Ангелина Дормидонтовна презрительно хмыкнула. – Они ж чистой воды алконавты, будут возиться до скончания века.

– Это солидная фирма, мама, не переживайте.

– Он будет мне рассказывать! К тому моменту как они сделают ремонт, я буду на кладбище лежать.

– Ну что ж, нам будет вас не хватать.

– Знаете, Павел Николаевич, поберегите свой юмор для другого случая, я смотрю, вы сегодня разошлись.

– Мне можно капельку шампанского? – подал голос Артем.

– Если только капельку.

– Здрасьте, приехали, – Ангелина показала внуку фигу, – еще не хватало – ребенка спаивать.

– Ничего не спаивать, – пробурчал Артем, – Сережке Абдулову родители разрешают выпить немного шампанского.

– Я тебе сколько раз говорила, не водись с ним! Он плохой мальчик, и отец у него дурак.

– Ба…

– Что – ба, дружи лучше со Стасиком Пучковым, очень… очень положительный паренек.

Поймав удивленный взгляд дочери, Ангелина Дормидонтовна невозмутимо продолжила:

– Ну и что, если Стасик ходит в школу для дураков? Зато какой вежливый, всегда вам – здрасьте, до свидания и улыбается постоянно.

– Он, кроме этих слов, ничего не знает.

– Умные, я погляжу, очень собрались. Ну и пейте тогда за свой ремонт, а я отказываюсь.

– Ура! – закричала Луиза. – Бабке не наливать, нам больше достанется.

Увидев перекошенное лицо матери после заявления внучки, Рита быстро спросила:

– Слушай, Катка, ты сказала, что была на съемках, расскажи, на каких?

– Вау, на съемках? Кат, где снимаешься, надеюсь, не на Тверской?

– Луизка!

– Шутка.

– За такие шутки при Сталине тебя бы расстреляли.

– Ба, отдохни.

– Понимаете, ну… в общем, я снялась в малюсеньком эпизоде в сериале.

– Круто, – Луиза закатила глаза, – всегда мечтала стать актрисой!

– Едрит меня в Мавзолей! – У Ангелины отвисла челюсть. – В сериале? Это что ж, решила заделаться актрисой? Так сказать, новоявленная Звезда Иванна?

– Мама, помолчи, Катуш, а как тебе удалось попасть на съемку?

– Таня Карпова… – Копейкина осеклась: перед ее глазами возникла утренняя сцена на площадке.

– И какой сериал? – с интересом спросила Ангелина, считающая себя спецом по теленовеллам.

– «Святые грешники».

– Еперный театр, век мне Ленина не видать! Это ж мой любимый сериал, ни одной серии не пропустила. Ты, значит, и Серебрякову видела? – оживилась старуха.

– Видела.

– И Любомира?

– Ага.

– Мать моя, Надежда Крупская! Каточка, какая же ты счастливая, видно, в рубашке родилась. Живо рассказывай в мельчайших подробностях, как там дела на съемочной площадке?

– Ничего особенного: суета, крики, беготня.

– Я сейчас закричу! Разок бы взглянуть на них живьем, а потом и помереть не жалко.

Павел усмехнулся:

– Ангелина Дормидонтовна, так в чем проблема, это можно устроить, ради такого случая я лично могу отвезти вас на съемку.

– Я с хамами не разговариваю.

– Кат, а правду говорят, что Серебрякова делала пластическую операцию? – спросила Марго.

Не успела Копейкина открыть рот, как Ангелина проревела:

– Все брехня! Ничего она не делала! Это люди из зависти придумали, она и так красива, как розочка майская, картиночка!

– Да ты че, ба, ты ее без грима видела? Она страшна, как смертный грех.

– Неправда!

– Я сама видела фотку в журнале.

– Ты сама лучше заткнись! На тебя саму утром смотреть страшно. Каточка, у меня маленький вопросик.

– Задавайте.

– Не могла бы ты узнать у них насчет билетов?

Рита закрыла глаза руками, Луизка хихикнула.

– Билеты?

– Понимаешь, в двадцать седьмой серии застрелился Антон Евдокимович, помнишь его? Он играл мерзавца Смирнова, чем-то на нашего Павла Николаевича похож.

– И?

– Перед самоубийством мужик купил билет на Каралы…

– Канары.

– Неважно! Когда мерзавец понял, что его разоблачили и вот-вот должны арестовать, он застрелился. Представляешь, прямо на персидском ковре, мать его так! Не мог два шага в сторону сделать, урод! Когда я эту серию смотрела, пузырек сердечных капель выпила.

– Настолько сильно вам нравился мерзавец Смирнов?

– Бог с тобой, он же негодяй, каких свет не видывал. Переживала по поводу ковра, это ж каким бездарем надо быть, чтоб такой ковер дорогой испачкать.

– А при чем здесь билеты?

– Так денег бешеных стоят, поэтому ты узнай, успели их обратно сдать или пропали денежки?