Галина Полынская - Суп из птичьих гнезд

– Да-а-а, – Тая смотрела не в экран, а в громадное зеркало напротив, нравится мне все это, нравится. И я себе в этом интерьере нравлюсь!

Цвет волос Тая меняла так же регулярно, как и прически, но в последнее время она немного угомонилась и стала брюнеткой с красным отливом. Высокого роста, с хорошей фигурой, она постоянно сидела на каких-нибудь диетах, не желая понимать очевидного: у нее просто широкие кости, а они худеть не будут, даже если совсем есть перестанет.

– Согласна я с тобой, Сена, целиком и полностью, – вздохнула она, – надо богатеть, надо. Пускай мужики сколько угодно распевают о том, что женщина должна быть абсолютно нематериальна, что должна она думать только о любви, о том, как ему, мужику жизнь сделать сказкой. Ерунда все это. Без денег – никуда. Если каждый день думать, у кого на килограмм картошки занять, ничего не захочется, ни любви, ни романтики, вообще никакой жизни.

– Что ты мне рассказываешь, – вздохнула я, – сама так живу. Но, надеюсь, мои страшные и суровые будни позади, сейчас напишу книгу… кстати, ты будешь моим соавтором, ты в курсе?

– Пока нет, – усмехнулась подруга. – Каким таким соавтором, если я не умею книг писать?

– А ты никому не говори об этом. Половина писателей не умеет, а пишут же. И издаются как миленькие! Ты подожди, мы с тобой еще заживем.

– С одной-то книги?

– Почему с одной? Мы много напишем. Пойдем чего-нибудь перекусим?

На кухне, потрясшей наши меркантильные души мебелью, невиданной техникой, белой видеодвойкой и холодильником с зимним пейзажем во всю дверь, мы освоились быстро, к хорошему вообще мгновенно привыкаешь, что тут говорить! Соорудив обед из разогретой в микроволновке пиццы, копченой курицы и китайского салата, мы принялись пировать. Снег наконец-то прекратился, сквозь низкие бородатые тучи проклюнулось неуверенное мартовское солнышко, и на душе стало светло и спокойно…

– Слушай, Сена, – Тая запила китайский салат ананасовым соком, – а какая у Лёни фамилия?

– Смешная, – я раздумывала, курить на этой великолепной кухне или не стоит, – и довольно нелепая – Кишлаков.

– Да, действительно, – хмыкнула подруга.

Послышался звук подъехавшей машины.

– Лёня что ли вернулся? – удивилась я. – Рано же еще.

Внезапно раздался грохот: кто-то, что есть силы колотил в железные ворота.

– Это явно не Лёня, – мгновенно перепугалась Тая, – и не пожилая домработница.

– А кто тогда? – аппетит пропал напрочь, и почему-то очень захотелось домой, к Лаврентию. Мы напряженно уставились в окно и увидели, как через забор, один за другим перемахнуло двое внушительных пареньков в куртках одного фасона и с лицами примерно одного покроя.

– Воры? – предположила Тая, отпрыгивая от окна вглубь кухни.

– Зачем ворам шуметь на всю округу? Что-то мне не по себе…

Молодые люди тем временем уверенно пересекли газон и скрылись из вида. Через секунду молодецкие кулаки забарабанили в дверь.

– Бежим наверх, – беззвучно, почти мысленно прошептала Тая, и мы, сорвавшись с места, понеслись наверх. На втором этаже мы бесцельно заметались, не зная, куда дальше.

– В спальню! – прошипела Тая, и мы ворвались в уютное романтическое гнездышко Лёни и его американской Наоми.

Я собралась, было, лезть под кровать, но подруга решительным пинком направила меня к платяному шкафу с зеркальными дверьми. Запрыгнув внутрь шкафа и, по возможности плотно закрыв за собою дверцы, мы замерли, сделав вид, что мы просто одежда, или даже обувь, на худой конец – скелеты в шкафу. От висевших на вешалках платьев и пеньюаров приятно пахло ненавязчивыми, терпковатыми духами и я, несмотря на страх, подумала, что у Лёниной жены отличный вкус, незнакомая Наоми нравилась мне все больше и больше… И тут послышались шаги. Мы с Таей перестали дышать и даже закрыли глаза, чтобы они не светились в темноте и не выдали нас.

– Не понял, – сказал чей-то голос, – он же ехал сюда, мы ж видели! Еще с девками ехал! Куда он делся?

– А я знаю? – ответил кто-то простуженный и чихнул. – Надо дом обыскать.

– Видел, какой свинарник на кухне? Есть тут кто-то!

Устроительницы свинарника несколько раз умерли от инфаркта, инсульта и апоплексического удара. Тая наступила мне сразу на обе ноги, видимо это было прощальным рукопожатием, и приготовилась упасть в обморок, если незваные гости полезут в шкаф. Незнакомцы топтались в опасной близости от нас, а простуженный все время чихал.

– Черт возьми, – возмутился первый, – чихай свои сопли в платок! Платком пятак закрывай, заразишься еще от тебя! Грипп кругом, еще ты тут!

– Я же не виноват, – прогнусавил простуженный. – Давай дом осмотрим.

Они вышли из спальни, а мы с Таей перевели дух.

– Может, сюда не заглянут? – прошептала подруга?

– Не знаю… – от страха мне было холодно и плохо, а голове скакали десятки сотни мыслей, но одна доминировала: надо прыгать в окно, сигать через забор и уходить огородами. Поделиться своими соображениями я не успела, вторженцы вернулись и первым делом полезли в шкаф. Пару секунд мы смотрели друг на друга, потом невысокий плотный паренек громко чихнул, и это всех вывело из столбняка.

– О, may God! – почему-то по-английски произнесла Тая, видать от ужаса позабыв родную речь. Парень повыше мгновенно расплылся в улыбке, показывая широкие крепкие зубы.

– Кто это у нас тут? – он разглядывал зеленую от ужаса Таю. – Уж не супруга ли Леонида Николаевича? Как вас зовут, девушка?

– Наоми, – неизвестно почему брякнула я. На меня никто не обратил внимания, парни были полностью поглощены созерцанием моей подруги.

– Мадам Кишлакова, – высокий протянул Тае руку, – прошу вас.

Тая медленно, как во сне выпала из шкафа, мне пришлось сделать тоже самое, хотя меня никто и не просил.

– Дамы, вам придется поехать с нами, – высокий выглядел таким счастливым, – не беспокойтесь, с вами ничего не случится.

Я не беспокоилась, я впала в какой-то тихий, романтический ступор, а Тая просто таращила круглые, блестящие глаза и, по всей видимости, ничего не соображала. Все произошло так быстро, что наши раскисшие от чужого богатства мозги, просто отказывалась переключаться и работать в новом направлении.

Нас вывели из дома и за воротами мы увидели старую, раздолбанную «Волгу», чему я не могла не удивиться, с каким-то полусонным дядькой за рулем. Высокий усадил нас на заднее сидение и пихнул мне под бок своего соплистого приятеля. Меня это очень огорчило, потому что любую грипозную инфекцию я подхватывала налету, даже если пролетала она очень далеко от моего носа.

– А тебя как зовут? – спросил высокий, поворачиваясь к нам лицом. Машина уже отъехала, прыгая по проселочной дороге с легкостью старой, больной жабы.

– Сена, – буркнула я, приготовившись в сотый раз рассказывать историю своего имени.

– Сеня? – удивленно переспросил он. – Семен, что ли?

– Последняя буква «а»! Такая река в Париже есть! Мои родители там познакомились!!

– А… – он кивнул и отвернулся, видимо информация требовала осмысления. Минут через пять вопросы возобновились. Теперь ему надо было выяснить, кто я такая и что делала в доме Кишлаковых, в стенном шкафу. Врать у меня всегда получалось превосходно, иначе меня бы не взяли в нашу газету. Сообщив, что я подруга и переводчица Наоми (то бишь Тайки), временно гощу у нее, а сама-то я, лично из Бостона… А так же, войдя во вкус, поинтересовалась, почему, на каком основании и куда нас, собственно везут? Высокий, как выяснилось, у него оказалось вполне мирное имя Сережа, охотно и дружелюбно сообщал, что у их «начальства» с Леонидом давние и мучительные разногласия, поэтому похищение его драгоценной супруги видится им самым оптимальным выходом из ситуации. Больше ничего не сказал, как я не пыталась выведать. А потом нам завязали глаза и, оказавшись в темноте, я почему-то уснула.

Проснулась я оттого, что меня весьма энергично трясут за плечо. Раскрыв глаза, и с недоумением глядя на Сергея, я никак не могла сообразить, где я и что происходит. Тая снова повторила:

– O my God, – но теперь это прозвучало тихо и обреченно. И я все вспомнила.

Мы находились перед небольшим, аккуратным одноэтажным деревянным домиком, очень милым и таким же мирным, как имя Сергей. Полусонный водитель пару раз просигналил, из домика вышел приятный пожилой господин с роскошной седой шевелюрой – вылитый доктор наук или профессор МГУ. Сергей выскочил из машины, подбежал к «профессору» и принялся докладывать о проделанной работе, время от времени, кивая в нашу сторону. Тая сидела истуканом, мне хотелось курить и, почему-то было совсем не страшно, а сидевший рядом грипозник деликатно чихал в кулак, и вытирал ладонь о сидение так, чтобы не заметил шофер.

Сергей с «профессором» подошли к нам, «профессор» наклонился и уставился в открытое окно на нас с Таей.

– Которая? – голос у «профессора» оказался сухим и надломленным.