Наталья Никольская - Неуловимый Серый

– Давно, – кивнул Игорь.

– Ищите его, значит?

– Ищем.

– Ну, так вот, я тоже буду его искать, – неожиданно заявил он. – Так что давай-ка, Игорек, связь держать. Мне ваш Серега тоже нужен.

– Зачем? – спросила Маша, но тут же осеклась под тяжелым взглядом Шурика.

– Нужен, – повторил он. – Машку в курсе держи, – заявил он Игорю, – я через нее знать буду, добились ли вы чего. Ты ведь, надо полагать, не один его ищешь?

– Не один, – снова кивнул Игорь.

– Детектива, что ли, наймите. Я ему заплачу, если у вас бабок не хватает. А сейчас, – он тяжело поднялся, – пора мне, ребятки.

Шурик коротко пожал ошарашенному Игорю руку и, бросив Маше: «Не провожай», вышел из комнаты.

Так, Игорь ехал домой, будучи, что называется, на взводе. Похоже, что Шурик-то вовсе не имеет никакого отношения к исчезновению Сереги! Это ж надо было так, дураку, облажаться! Размечтался, балбес, ругал себя Игорь, что раскрутит это «дельце» в считанные дни?! Не тут-то было!

Словом, поток мыслей детектива Костикова имел явно уничижительный характер. Игорь злился не только на себя, но и на Бабусю, которая, как всегда, представлялась ему злым его гением, способным только на то, чтобы морочить Костикову его светлую голову, забивая ее всяческими бредовыми идеями и гипотезами.

«Ну, уж достанется ей на орехи, – не без злорадства думал Игорь. Говорил ведь он ей, чтобы не лезла в это дело. Нет же! – Ну, держись, баба Дуся, будешь теперь знать, как нос в чужие дела совать!»

Игорь ополчился на старушку не на шутку. В такие моменты, когда, в принципе, случавшиеся с ним фиаско были исключительно его собственными провалами, он начинал сваливать всю вину за свою неудачу на Бабусю, без которой не обходилось ни одно из его начинаний. В такие моменты она рисовалась ему не только в тонах мрачных и мстительных, но и вызывала чувство острой идиосинкразии.

«Все, – думал Костиков, – теперь уж я ее отправлю обратно в деревню!» И воображение услужливо рисовало сцены, в которых несчастная старушка со слезами на глазах собирает свои вещички и съезжает навсегда из его квартиры.

Вот, в таком расположении духа, Костиков вошел в собственные апартаменты, готовый выяснить с надоевшей бабкой все вопросы. Он прошествовал на кухню и застал виновницу (так ему казалось) собственного очередного (в который уж раз!) просчета за приготовлением салата.

Игорь нарочито громко и демонстративно вздохнул и уставился на Бабусю тяжелым, немигающим взглядом.

– Ой, Горяш, чтой-то с тобою? – всплеснула ручонками ненавистная старушенция. – Вид у тебе какой-то нездоровый! Заболел что ли?

Игорь молчал.

– Ладно, – Бабуся, видимо, почувствовала неладное и затараторила, – ты садись, отобедай, Покушаешь, подобреешь, авось и сможешь говорить, как человеки…

Игорь промычал что-то нечленораздельное.

– Вот, вот, – согласно закивала головой Бабуся, – и я об тем же, – и засуетилась, собирая на стол.

Игорь по-прежнему стоял у окна и смотрел на бабку испепеляющим взором. Ему очень хотелось сказать что-то такое, отчего она бы перестала присундыркивать и обиделась, да обиделась так сильно, что стала бы сразу собирать вещи. Но, с другой стороны, в нем уже начала просыпаться его обычная жалостливость. Он вдруг посмотрел на эту маленькую, хрупкую старушку, и ему стало ее жаль, жаль до безобразия, до какого-то щенячьего состояния.

Она так старательно собирала на стол, суетилась, бросая на него короткие обеспокоенные взгляды, что он уже почувствовал накатывающую волну отвращения к себе самому. Игорь мучительно вздохнул, отвернулся и поплелся в ванную мыть руки, понимая в очередной раз, что он лох чилийский и ему в детективном бизнесе делать нечего… По крайней мере, без помощи этой маленькой старушки, что готовила ему сейчас обед. Начинались муки рефлексии.

Игорь, виновато пряча глаза, отобедал. А затем, уединился в кабинете. Набивая трубку, он чувствовал себя полным негодяем, ему было стыдно за собственные мысли, относящиеся к разнесчастной старушке.

А разнесчастная старушка тем временем, перемыв посуду, захватила свой кисетик и, робко стукнув в дверь кабинета, вошла и скромненько устроившись в креслице, сказала:

– Горяш, а ты знаешь, парень-то твой, не промах был насчет женского пола…

Игорь тоскливо взглянул на Бабусю, но, поборов желание выставить ее за дверь, решил все же выслушать очередные гипотезы, только затем, чтобы наказать себя за недавнее недостойное мужчины поведение. Он раскурил трубку и вздохнул. Бабуся потеребила кисетик, взяла понюшку табачку и, чихнув смачно, со вкусом, продолжила:

– Да… У него-то, у Сережки твово еще одна полюбовница имелась…

– Что-что? – нахмурился Игорь.

– Да-да! Я ведь, Горяш, нынче на его работе была… – она неуверенно посмотрела на внука. – Ты не серчай… Я ведь только помочь хотела…

Игорь вздохнул глубоко и обреченно и приготовился слушать очередной монолог. Наказывать себя, решил он, так уж по полной программе.

– Так вот… Я рассказываю, да? – Игорь кивнул. – Так вот… Утречком-то я собралась, как говорила, к Светке. Зоя Федоровна, бедная, всю ночь не спала… Жаль мне ее стало, сердешную. Ну, я со Светкой побалакала, да и думаю, а чем же мне еще помочь людям? Думаю, может, на работу съездить? Может, там чаво? Не знаю, Горяш, может у меня энта, интуция сработала…

– Интуиция, – вяло поправил Игорь.

– Ну, может, и так, – махнула рукой Бабуся. – Я, словом, домой вернулась. Посидела-подумала, тута еще звонок телефонный от этого Димки был…

– Дмитрий звонил? – встрепенулся Игорь. – Когда, что сказал?

– Да где-то в районе часу. У меня как раз тесто поспело… Велел сказать, что нынче они заняты с Юркой каким-то, в командировку что ли уехали. Передал, что вечером позвонит… Так вот, тут-то я смикитила, что раз их на работе не будет, то сам Бог велел мне поглядеть, где энтот Сережка работал, да кто там с ним еще. Я, в обчем, пирожков налепила, в духовку сунула и Светке-то отзвонила, адресок вызнала. А как пирожки-то поспели, благо духовка у нас хорошая, быстро в ней получается, я, значит, собралась и поехала… – Игорь недовольно посмотрел на бабу Дусю. – Да ладно, – сказала она в ответ на его взгляд, – ты волком-то не гляди, лучше дослушай, чаво я вызнала… Потом судить да рядить будешь…

В обчем, приехала я, захожу в зданию энту, поднимаюсь на третий этаж… Это я у вахтера вызнала, что контора Сережкина на третьем этаже. Он меня, зараза, пускать не хотел, говорит, не велено и все. А я ему, как же мол, не велено? Это что ж, нельзя бабке свово внучка повидать? – Игорь выразительно поднял брови. – Нет, нет, милок, то не о тебе речь. О Сережке. Энто я в одном кине видала, легендой такие вот рассказы зовутся, Ну, вранье то есть такое, чтобы проникнуть куды надо. Словом, поприпирался со мной вахтер, ну да я ему сцену показала, что мол, с деревни приехала, очень хочу внука повидать. Он куды-то отзвонил, потом нехотя, но пустил… – Бабуся довольно улыбнулась, видимо, вспоминая, как прорывалась через вахтерский заслон со «сценами».

– Так вот, поднялася я к ним. Встретила меня девчушка одна. Ой, говорит, А Сережи-то Клочкова нетути. Я в панику. Как это нету? Я к нему с деревни, а он, проказник, болтается где-то! Ни дома не появляется, ни у сестры! Где же он есть, они что же, мол, не следят за работниками своими? Девчушка энта говорит, успокойтесь, посидите, скоро, мол, начальник придет, вы с ним поговорите. Я опять причитать давай, где ж, мол, Сережку, олуха энтого бесы носют? А потом так, доверительно, говорю энтой синеглазой: «Дочка, а может, у парня любовь? Может он где с молодухой своей пропадает? Ведь он же у меня парниша горячий, есть ведь небось такая, что любит его? Ты не знаешь, а? Если знаешь, успокой старую, расскажи…» – Игорь недовольно хмыкнул. – Да ладно тебе, Горяш, чего только за ради дела не наговоришь! – досадливо отмахнулась Бабуся. – Да и потом, не за ради денег стараюсь, больно уж Зою Федоровну жаль, извелася вся, бедная… – Бабуся поерзала в кресле, помолчала, а потом продолжила:

– В обчем, еще одну сцену сделала. Девчушка-то глазами похлопала, да, видать, сжалилась над бабушкой, – тут Бабуся бросила выразительный взгляд на Игоря, вот, мол, чужие люди жалеют, а родной внук… Игорь под этим взглядом заметно покраснел и опустил глаза. – Вот так-то… – добила Игоря баба Дуся и вернулась к теме разговора, явно довольная его реакцией. – Словом, наклонилась она ко мне, милая, и говорит, так, мол и так, есть у него одна дамочка. И зовут ее Натальей, мол, богатая дама, замужем за банкиром каким-то… Фамилия у него еще такая… – Бабуся театрально пощелкала пальцами.

– А, вспомнила! Смирнов! Как водка, да? – она испытующе глянула на внука. Игорь коротко кивнул. – Ну, я, конечно, в слезы, как же так, мол, это что же? Нешто внук мой единственный с бабой замужней путается? Вот горе-то! Девчонка, видать, такого не ожидала, давай меня успокаивать, уговаривать… Побледнела, милая, растерялась, а я все причитаю, вот, мол, несчастие-то… Потом отплакалась и говорю, нет, мол, дочка, не буду я больше вашего начальника ждать, пойду домой, горе свое переживать. Завтра приду, про Сережку у начальника сведаю. Она давай уговаривать, мол, подождите, бабушка, сейчас Дмитрий Александрович приедет… Ну, я думаю, раз энто Митька у них в начальниках, то мне и вовсе пора ноги уносить, а ну как увидит. Говорю, ладно, красавица, я останусь, только ты мене покажи, где у вас тут сортир имеется, – Игорь поморщился, баба Дуся нахмурилась.