Маргарита Южина - Пинок в светлое будущее

Зинаида поняла, что сболтнула лишнее. Жизнь уже научила ее, что подвоха можно ожидать даже от самых милых соседей. Теперь она не собиралась доверять никому, по крайней мере пока не отыщет преступника. Поэтому она резко остановилась, вытаращила недоуменные глаза и высокомерно фыркнула:

– Неля! Хочу тебя огорчить – у тебя начались старческие галлюцинации. Я ничего сейчас не говорила, только извинилась. А тебе что послышалось?

– А-а… мне послышалось, что преступники… террористы… маньяки… Нет? Я вот недавно по телевизору слышала…

Дальше Неля подробно стала пересказывать, какие страсти произошли на территории региона за истекший месяц. Зинаида передохнула – можно надеяться, что Неля выкинет из головы ее непростительную оплошность.

Дома одетая в шелковый халат Юнона плавала по комнатам и упоенно, безнадежно фальшивя, выла какую-то мелодию.

– Зиночка, как великолепно, что вы появились, – искренне обрадовалась она. – Сегодня как раз ваша очередь готовить чаепитие. Могу посоветовать вам к чаю говяжью вырезку. Ее если в молочке замочить, потом молоточком отбить и в сухариках обвалять, очень вкусно получается, Гриша так любит.

Почему-то всегда на выходные Зинаиде выпадало дежурство. А на чаепитие в эти дни, тоже непонятно почему, принято было готовить что-то мясное.

– Простите, я сегодня работаю. У меня ненормированный день, – тяжко вздохнула Зинаида и с самым несчастным видом поплелась к себе.

– Вот и ладно, – кричала под дверью Юнона. – Ужин приготовьте, а потом бегите работать. Вы еще успеете.

Зинаида предпочла не расслышать.

Она раскрыла тоненькую тетрадку, которая осталась еще с прежних расследований, вытащила из-под дивана ручку и задумалась. В сущности, картина вырисовывалась следующая: Нюра направлялась к машине, проходила мимо первого подъезда, и ее окликнул грубый голос. Грубый голос мог принадлежать как женщине, так и мужчине, здесь все ясно. Дальше – ее ударили чем-то по голове… Ой, и почему Зинаида не спросила у Василия, не находил ли он под лестницей или у подъезда тяжелых предметов? Надо будет спросить, когда кастрюлю понесет. Итак, Нюрку бьют по голове… Зачем? Хотят ограбить? А потом просто не успевают? Рискованно. Нет, Вася прав: Нюрку ограбить вовсе не хотели – ее собирались убить. Только бомж спугнул мерзавца. Скорее всего, когда появился Вася, преступник еще находился там, за лестницей, вместе с Нюркой… Ну а что было потом, ясно – Вася, обнаружив «подарочек» на своей территории, до смерти пугается, что его заподозрят, вытаскивает Нюрку к мусорным контейнерам, а там ее находят, вызывают медиков и милицию… Вот хорошо, что кому-то срочно потребовалось выкинуть ночью кресло, а так бы, пролежи Нюрка до утра, кто знает, что бы с ней стало…

– Зиночка! Мясо уже разморозилось! – вежливо напомнила о себе Юнона через закрытую дверь. – Как вы думаете, Зиночка, может, переложить сегодняшнее дежурство на плечи Нели? Думайте скорее, а то Григорий Фадеевич должен скоро с работы прийти.

В прихожей что-то загремело, шлепнулось и раздался возмущенный глас Нели:

– Нет, Зин, ты слышишь, да? Ее мужик больше всех жрать хочет, а я ему готовь! Зин, слышишь, что говорю? Юнона, а ну быстро к плите! Ходит тут в халатах китайских, как гейша, прости господи… Дашенька, не плачь, детка… тетя нехорошая, она мамочку нервирует…

Услышав, что соседки разбрелись по своим делам, Зинаида на цыпочках вышла из комнаты, ухватила пальто и выскользнула за дверь.

Теперь она неслась к Глафире Ферапонтовне.

Старушка, вероятно, только прибыла, потому что была еще закутана в шаль, когда приоткрыла на звонок свою дверь. Предусмотрительная бабушка выглянула в маленькую щелку, смерила Зинаиду цепким взглядом и безошибочно отчеканила:

– Корытская Зинаида Ивановна, сорока пяти годов, прописалася в нашем доме два года назад, первой группы крови.

– Ага, резус отрицательный, – непроизвольно добавила Зинаида.

– Входи, неча сквозняки гонять, – позволила старушка и загремела цепочкой.

Прихожая хрупкой бабушки больше всего напоминала камеру пыток – здесь аккуратно прислонился к косяку заржавелый топор с мощным топорищем, рядышком стоял молоток, на гвоздике висели две палочки на веревке, такие Зинаида видела в китайском боевике, и еще две бейсбольные биты прилежно торчали прямо возле двери. Зинаида просто глаз не могла отвести от такого арсенала.

– Это чтоба не лезли, – поджала сморщенные губы миниатюрная бабушка. – Хто знат, с кем придется свидаться, народ-то сейчас знашь какой пошел! А у меня прохфезия не спокойна.

– А вы… разве ж вы с такой-то битой управитесь? Вас же ею и того… по головушке-то… – не удержалась Зинаида.

– А вот и фигушки! – злорадно вытаращила глазки бабулька, скинула шаль, ухватила две палочки на веревочке и начала выделывать ими такие кренделя, что нижняя челюсть Зинаиды упала на шелковый шарфик.

Глафира Ферапонтовна с гиканьем крутила палочки, ловко перехватывала их руками и скрюченными ножками быстро перемещалась по маленькому коврику в прихожей. Зинаиде немедленно захотелось вежливо попрощаться и отбыть к себе.

– Ну как? – тяжело дыша, спросила бабулька, вешая палочки на место. – Чаво рот-то раззявила? Глянется тебе моя сноровка?

– А то! – криво перекосило Зинаиду.

– Я нарошно уроки брала. Китаец был самый что ни на есть настояшший. Такой мастер был, такой мастер – один против девятерых управлялся… Царствие ему небесное. Плавать не умел, утоп. А ты, девонька, проходи, сейчас и помянем его, узкоглазого.

Зинаида молча кивнула и безропотно продвинулась в комнату.

– Ты в кухню ступай, у меня там окно большое. А в комнате никудышное окошко, вон тот угол двора совсем плохо проглядывается, давеча пялилась, пялилась…

Зинаида перебралась на кухню, где хозяйка уже выставляла на стол угощения, не забывая косить одним глазом в окно.

– Ну садися, говорю же – помянуть надо.

После первой и единственной рюмочки бабушка Глафира раскраснелась, заблестела глазами и, хрустя огурцом, спросила:

– Ну и чего, Зинаида свет Иванна? За какой нуждой ко мне? Вот приглядуюсь к тебе сейчас, приглядуюсь, а собразить не могу. Когда ко мне другие-то бабы приносютси, я их с одного маха раскусываю: Вальке Сидоркиной про свово мужика узнать интересно, не гулят ли; Бобовой надо знать, чем ее сынок заниматся, не пьет ли, травкой не балуется ли; а Коркина из четвертого подъезда – ну така коровиста, помнишь? – та про всех жильцов гадости узнает. Ой, ну до чего ж баба вреднючая! Насобират сплетен, а потом выйдет на саму середину двора и давай всех помоями обливать. Так и брыжжит, так и брыжжит злобою! Я ей всегда говорю, что за ей участковый следит, она тода смирная делается. А вот тебя чего ко мне принесло?

– А что, участковый и в самом деле за Коркиной следит? – на всякий случай уточнила Зинаида.

– Да на кой ляд она ему сдалася? – отмахнулась бабушка. – Не быват его тута у нас! Не, вру, аккурат в прошлу неделю здесь в первый подъезд приезжали и участковый наш, и ишо какой-то мужик с им. Я все блюла, думала даже, грешным делом, что убили кого, пришлося поспрошать. Оказалось, нет, не убили, токо по голове приложили. Ну вот и как жа тут без молоточка в прихожей-то?

Зинаиде не хотелось раскрывать карты. Может, так из бабушки удастся вытянуть нужные сведения. Поэтому она поддела на вилку огурец, повертела его перед носом и совершенно равнодушно поинтересовалась:

– А вы не усмотрели, кто ее по голове приложил? Мне говорили, вы все примечаете.

– Примечаю, а как же, – согласилась бабулька. – Токо тут вот сплоховала. Не углядела. Да и как углядишь – я только проснулася, а возле первого подъезду ужо милиция топчется! Видать, вечером дело-то приключилось. А у меня рабочий день до семи. Стало быть, я свое оконное наблюдение токо до семи веду, позже ведь не видать не черта. Я уже говорила нашему управдому, вкрути, мол, фонари здоровые, чтоб видно было как днем. Говорю, всем жа удобно будет. Люди не будут пугаться ночью ходить, а ежли кого и споймают, дык я ж в один присест бандитов милиции сдам. Так ведь этот ирод никак не хочет народного-то блага! Вот и приходитси работать токо до семи.

Старушка так расстроилась, что вперилась взглядом в окно и надолго оставила Зинаиду без внимания, будто именно та не захотела вкрутить те самые здоровые фонари. Гостья поерзала на стуле, погремела ложечкой, хозяйка никак не реагировала, пришлось звонко хлопнуть ладошкой о стол и зычно заявить:

– А и в самом деле! Отчего это наш управдом не заботится? А если ему на вид поставить?

– Кого? – охотно повернулась старушка. – Кого ты ему поставишь, они сейчас, знашь, молодые-то, всякого навиделись.

Глафира Ферапонтовна повернулась, значит, можно было выспрашивать дальше.

– Я вот тоже про ту несчастную из первого подъезда слышала, – начала Зинаида, ковыряя вилкой квашеную капусту. – Ой, вы знаете, так испугалась, так испугалась… Думаю: вот хожу с работы вечерами, а кто-нибудь так же – тюк по голове-то. Да еще, не дай бог, силы не рассчитает, и либо вообще погибнешь в самом соку, либо будешь какой-нибудь… только на рефлексах будешь жить… Вы у нас во дворе никого случайно подозрительного не замечали?