Лариса Ильина - Вредность не порок

— Дай запить! — зарычала я, наконец прожевав.

Надежда смиренно вернула мне кружку и уселась рядом. Ирка все это время молча моргала на нас из угла, старательно двигая челюстями.

— А я к тебе зашла, Стас сказал, что вы пошли чай пить. Ну я тоже решила присоединиться.

— Правильно решила, — вздохнула я. — Слушай, а ты случайно Стасу Иркин адрес не сказала?

— Да он не спрашивал, — пожала плечами Надька.

Я было успокоилась, но тут заметила, что пирог исчезает с блюда столь стремительно, словно растворяется в воздухе.

Пару минут царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь нашим торопливым чавканьем и сопением.

— Классно! — изрекла наконец Надька, ловко уцепив последний кусок. — Полный отпад!

Я печально оглядела пустую тарелку и согласно кивнула. Было бы гораздо отпаднее, опоздай она хотя бы на пять минут.

— Угадай, с кем наша учителка сегодня разговаривала! — подала голос Ирка, отставляя пустую кружку и блаженно потягиваясь в плетеном кресле.

— Ну и с кем же?

— Ас тем самым милым мужиком, что твой халат воротника лишил. — Ирка повела глазками в сторону и хихикнула:

— Предлагал нашей девушке в бар сходить…

Услышав это, Надька раскрыла рот, словно Ирка сообщила ей о моем твердом и бесповоротном решении лететь на Марс.

— Да ну? Правда? — Я кивнула, а Надька озлобилась:

— А воротник мне пришить он не предлагал?

— Нет, — рассмеялась я.

— Сукин он сын, — сказала Надька, — воротник начисто оторвал… Надеюсь, ты этому подлецу отказала во внимании?

— Конечно!

— Правильно! Хотя вообще-то он весьма и весьма… — Она обвела нас озорным взглядом. — Мужчинка весьма недурен, а? Что скажете?

— Не в бровь, а в глаз! — прокомментировала учительница русского языка и литературы и мечтательно добавила:

— Если бы не в подобных обстоятельствах!

Дружно запечалившись, мы затрясли головами и завздыхали.

Потратив на обсуждение интересной темы еще минут двадцать, мы успели допить банку кваса и теперь медленно, но верно клевали носами, паузы между словами становились все длиннее, и все труднее было удерживать нить разговора. Наконец Ирка встрепенулась, с трудом выползла из кресла и, глянув на нас сверху вниз, внесла предложение:

— Может.., это, полежим под яблонькой на одеяльце?

Полежать под яблонькой на одеяльце было нашим излюбленным занятием во время летних каникул, поэтому, обреченно покивав, мы с Надькой откликнулись на предложение и отправились за одеялом и подушками.

…Часа через полтора я открыла глаза и зевнула. Рядышком тихо посапывала Надька, хозяйки на одеяле не наблюдалось. Лениво потянувшись, я перевернулась на живот и оглядела сад. Однако участки здесь не подмосковные шесть соток, поэтому я довольно долго вглядывалась в зеленое буйство, пытаясь увидеть оранжевую Иркину футболку. Решив, что она скорее всего в доме, я собралась улечься поудобнее, но тут боковым зрением уловила едва приметное движение в дальних кустах смородины. Любопытство взяло вверх, я поднялась и, потягиваясь, пошла в ту сторону. Добравшись почти до забора, я кашлянула и тут же услышала испуганное:

— Ой!

В метре от меня, за кустом, на корточках сидела Ирка, лицо у нее было бледным и, как мне показалось, взволнованным.

— Да присядь же ты! — досадливо буркнула она. — Отсвечивает, как фонарь!

Я, плохо соображая, в чем дело, опустилась рядом и уставилась на нее. Она же что-то внимательно и осторожно разглядывала сквозь щель забора, отделяющего их участок от соседнего.

— Ирка, ты чего? — шепотом поинтересовалась я, завороженная таинственным поведением подруги. — Куда смотришь-то?

Ирка повернулась ко мне:

— Не нравится мне все это… — Я терпеливо ждала продолжения, и по мне отчего-то поползли мурашки. — Видишь этот участок? Это уже по 50-летия Октября, тот самый, здесь Савченко живут…

— Ясно, — отозвалась я, — а что тебе не нравится?

— Все не нравится. Вон тот сарай, — она показала пальцем на добротный сарай белого кирпича, расположенный неподалеку от забора. Сарай явно был сложен не так давно и по сравнению с самим домом выглядел просто шикарно, — построили в прошлом году, как Вадим из тюрьмы вернулся. Тетя Лена еще все гадала, откуда у них деньги взялись, бабка на одну пенсию живет, Вовка учится, а родители оба на заводе. Так всегда еле концы с концами сводили. А пришел старший из тюрьмы, словно с прииска вернулся. Так это ладно, слава богу, если у людей деньги появились. А сегодня утром тетя Лена с соседкой Валентиной Петровной разговаривала, так та сказала, что Вадим на днях бабку в город отвез, к родителям…

— Ну и что?

— Зачем ее летом в город отвозить? Они зимой всегда ездят.

— Мало ли зачем! — пожала я плечами. — Ничего в этом особенного нет.

— А я думаю, это он перед приездом своей братвы сделал.

— И правильно. Чего бабке с ними делать? Одной грязи вовек не вывезешь. Да водку, сама говоришь, они лакают без меры.

— Ой, нет, — покачала подружка головой. — И знаешь что? На люди показываются, не считая Вадима, девять человек. А вечером.., ну, когда стемнело.., я двенадцать насчитала. В темноте только не разглядишь ничего толком. И, понимаешь, ведут они себя осторожно, вот что мне странно! Какого черта они прячутся? Это во-первых… — Тут подруга таинственно вытаращила глаза и еле слышным шепотом сообщила:

— Во-вторых, у них есть оружие!

В этом месте я мягко переместилась с корточек на пятую точку и сказала:

— Э-э…

— Ну! — энергично подхватила Ирка. — А я про что!

Честно сказать, совсем мне такое соседство не нравится.

К тому же дядька с тетей Леной уехать должны, мне здесь что, одной рядом с ними оставаться? Мне уехать нельзя, на мне этот недоделанный огород и парники! И сказать тете Лене не могу, она сразу помрет со страху, она такая!

Я с сочувствием смотрела на подругу, решив, что тоже не очень хотела бы соседствовать с людьми, имеющими при себе оружие.

— А ты откуда про оружие узнала?

Она всплеснула руками:

— Господи, а чего я здесь сижу, по-твоему?

— А зачем ты здесь сидишь?

— Я и полночи из-за них тут проторчала, когда они бузить начали… Но вроде песни пели, пили, ничего особенного. Я так, на всякий случай, решила глянуть… Да засиделась чего-то, сама не знаю, а они затихли. Потом смотрю: из сарая мужик вышел, я его не видела раньше.

Ну я опять уселась… И как раз машина подъехала к воротам, да так тихо, без света. Видно еще плохо, кусты кругом. Так вот в этот сарай два ящика перетащили. У меня же отец военный, сколько мы с ним по гарнизонам помотались! Очень похожи, Стаська, ящики… Ты можешь себе представить, сколько там оружия?

— А чего ты сразу не сказала?

— Чего… Мало ли, думаю, ошиблась! — Ирка развела руками, а я уточнила:

— А сейчас.., не ошиблась?..

Вместо ответа Ирка прижала палец к губам и затем ткнула в забор:

— Только тихо!

Замирая от непонятного волнения, я прильнула к щели. Пока я сориентировалась, что там где, подружка зашипела:

— Вон смотри, видишь мужика в клетчатой рубашке?

Вон там, возле бочек?

Присмотревшись, я наконец разглядела и бочки, и спину мужика в клетчатом, но ничего особенно странного в них не было.

— И что?

— У него пистолет… Под рубашкой кобура…

Я отлепилась от забора и покосилась на Ирку. Ничего чрезвычайного я не усмотрела. Может, он милиционер.

Или омоновец какой-нибудь. В наше время впадать в панику из-за одного-единственного пистолета просто несерьезно. Ох уж эта мне провинция!

— Ладно тебе, Ирка! — ткнула я в бок подружку. — Нагнала страху-то! Ну подумаешь, оружие у человека. Ты же не знаешь, кто он. Может, ему положено иметь пистолет.

Тут Ирка развернулась и, подобравшись ко мне вплотную, выдохнула:

— С глушителем.., с глушителем, понимаешь? На кой хрен милиционеру глушитель? Я когда проснулась, слышу что-то: пум, пум… Но так глухо, непонятно. Только я к забору подошла, смотрю: выходит из сарая, в руке пистолет. А глушитель не сразу свинтил, понимаешь?

— Нет, — чистосердечно призналась я.

— Горячий…

— Что ты хочешь этим сказать? — встревожилась в конце концов я. — Что он сейчас кого-то в сарае пристрелил?

— Ну не обязательно пристрелил… Но стрелял точно.

Мы уставились друг на дружку и молчали. Что говорить и что делать, я не представляла. Единственной мыслью, пришедшей в голову, я не замедлила поделиться с Иркой.

— Может, к участковому сходим?

Участковый милиционер Петр Игнатьевич был в Горелках единственным представителем силовых структур, являлся коренным жителем деревни и пользовался у местного населения вполне заслуженным уважением. В Горелках он знал не только каждую собаку, но и количество блох, на этой собаке проживающих.

Ирка глянула на меня укоризненно:

— А если мы ошибаемся? Опозорим людей, как мне им потом в глаза глядеть? А ежели не ошибаемся, опять-таки нам с тобой башку запросто отшибут. Согласна?