Красная Бурда - Несчастливый билет

Следователь ещё раз сверился с бумажкой и подошёл к двери драчёвской квартиры. Из-за двери вкусно пахло пирогами и кутьей.

Орлов хотел было позвонить, но потом передумал и несколько раз сильно пнул ногой массивную, отделанную красным деревом дверь.

Через секунду дверь распахнулась, и Михаил Петрович увидел перед собой приятную, но грустную женщину средних лет в шлёпанцах и банном халате. На голове её было чёрное траурное полотенце.

Только сейчас Михаил понял, как нелепо в его руках выглядят букет гвоздик и бутылка шампанского.

— Хорошо, что вы сразу дверь пнули, — сказала женщина. — всё равно звонок не работает…

Едва Михаил Петрович успел войти, как к нему, стуча когтями по паркету и басовито гавкая, выбежал огромный дог с красными слезящимися глазами. Ткнувшись своей слюнявой мордой в грудь Орлову, пёс затих. Следователь осторожно потрепал его по обвисшим слюням. «Ничего, ничего, всё ещё образуется», — зачем-то буркнул он, хотя сперва хотел сказать «Место!»

По обстановке в квартире было видно, как жирует у нас чиновный люд. В огромной прихожей опытный глаз Орлова сразу заметил бухту контактного провода, прикрытую, как бы невзначай, норковым манто.

— Проходите, пожалуйста, на кухню, — поспешно пригласила милиционера вдова. — Мы как раз чаёвничаем…

Вся семья Драчёвых (за исключением её главы, конечно) сидела за кухонным столом и пила чай. Напротив незанятого кресла стояла полная чашка, накрытая бубликом.

Пирогов, аромат которых Орлов почуял ещё в подъезде, на столе не было. «Убрали в холодильник», — догадался следователь.

Семья покойного замминистра состояла, в основном, из Елены Автандиловны, её престарелой матери и довольно взрослого сына Евстигнея.

Орлов сел в пустое кресло.

— Скажите, Елена Автандиловна, вам жалко вашего мужа? — спросил он у вдовы и отхлебнул из чашки остывший чай. — Только честно.

Вдова поперхнулась бубликом и закашлялась. Видно было, что ей сейчас трудно говорить о муже. Глаза её наполнились слезами.

— Честно? — переспросила она, отдышавшись. — Честно… Хорошо, я скажу вам правду… Евстигней, пойди в свою комнату, поиграй… Мама, ляг поспи.

Евстигней послушно удалился. Старуха тоже молча вышла. Елена Автандиловна продолжила:

— По правде говоря, Драчёв с недавних пор сделался для меня совершенно чужим человеком. Начал приглашать меня в рестораны, дарить цветы, ухаживать ни с того ни с сего, — словом, всё предвещало наш скорый разрыв…

— Выходит, вы знали, что у Владимира Ананьевича были другие женщины?

— Да, знала, конечно, знала. всё собиралась развестись, ждала удобного случая… И вот, дождалась, называется!

Елена Автандиловна горько заплакала.

— А ничего подозрительного вы не замечали? — перебил её Михаил Петрович. — Никто не угрожал вашему мужу?

— Да, вы знаете, наверное, нет. Хотя… Примерно за неделю до смерти какие-то незнакомые люди пришли к нам домой и пытались выбросить мужа с балкона. Они рамы не смогли открыть, мы их на зиму обычно заклеиваем… Я этому случаю как-то и значения не придавала, пока эта история с Вовой не случилась…

— Скажите, — спросил Орлов, — как вы думаете, а может, он сам выпрыгнул из окна своего кабинета?

— Может быть, и сам…Я ведь ему говорила! — неожиданно лицо женщины сделалось злым. — Говорила ему: ты, Вова, допрыгаешься со своими бабами! Вот и допрыгался…

— Он что, — попытался уточнить следователь, — раньше с женщинами прыгал? Это что, не в первый раз?

— Прыгнул-то впервые, а вот с бабами… ох, не в первый… не знаю, в последний ли. Я и ТАМ за него не поручусь…

Вдова снова заплакала. Орлов решил ей не мешать и отправился в детскую, где на кровати сидел Евстигней, тупо уставившись глазами в стену.

Орлов долго раздумывал, с чего начать разговор с юношей, и наконец спросил:

— Скажи, Евстигней, ты… э-э… хорошо помнишь отца?

Евстигней не ответил и даже не взглянул на следователя.

— Почему он тебя так назвал, Евстигней? — попытался зайти с другой стороны Орлов, причём в тоне его не было и намёка на издёвку

— Не знаю! — неожиданно резко ответил юноша. — Сестру вот мою он назвал Епитимией. Наверное, это у него в характере. Его дурацком характере! Ему, наверное, заплатил кто-нибудь, чтобы он меня так назвал. Он ничего просто так не делал!

— Почему вы так говорите? Он ведь ваш отец, он вас вырастил, на ноги поставил, образование дал…

— Дал, дал! — Евстигней сорвался на крик. — Дал, потому что брал! Даже я ему давал на лапу! Я ему за то, что он меня вырастил, заплатил! За каждый поход в зоопарк, за каждую порцию мороженого, понимаете?!..

У Евстигнея началась истерика, он стал кататься по кровати, визгливо хохоча. Слезы катились из его глаз. Михаил Петрович вышел из детской и осторожно закрыл за собой дверь.

Возле двери стояла мать Елены Автандиловны.

— Здрасьте! — от неожиданности Орлов поздоровался со старухой ещё раз. — Вы, насколько я помню, приходились покойному…

— … старой каргой, — договорила за него старая карга. — Тёщей то есть. Уж и не чаяла пережить зятька своего.

— Что вы можете сообщить следствию о покойном?

— Хорошего — ничего, — твёрдо заявила тёща.

Орлов потёр руки.

— Ну что же, рассказывайте… э-э-э…

— Клавдия Петровна.

— Рассказывайте, Клавдия Петровна, я вас внимательно слушаю…

Полтора часа пролетели как одна минута. Орлов еле успевал записывать. К сожалению, ни одна из рассказанных старухой историй не могла пролить свет ни на убийство замминистра Драчёва, ни на загадочную смерть кондуктора Старобабина.

За окном уже начинало темнеть, когда следователь сердечно поблагодарил старуху и пошёл на кухню, где жена покойного, вся в слезах, досматривала при помощи видеомагнитофона вторую часть «Голого пистолета».

— Елена Автандиловна, я бы хотел осмотреть кабинет вашего мужа, — сказал Орлов.

Драчёва молча встала и пошла из кухни в залу. Милиционер направился за нею следом. Елена Автандиловна подошла к большому серванту и взялась рукой за фигурку Дон Кихота каслинского литья, стоявшую на полке. Часть серванта плавно отъехала в сторону, открывая вход в кабинет.

— Ох… Ну… О-о-о… Вот это да!.. — только и смог вымолвить потрясённый Орлов.

— Вот Вовин кабинет, — сказала вдова. — Здесь он и работал и ночевал, когда мы с ним ссорились.

Посреди просторного кабинета стоял большой двуспальный стол. На столе Орлов заметил телеграмму.

— Это из Горноуральска телеграмма, — пояснила женщина. — Её принесли незадолго до всего этого...

Орлов взял бумажку в руки. На телеграфном бланке печатными буквами, вырезанными из газеты «Спорт-экспресс», было написано: «ДРОЧЕВ ВСКЛ БУДИШ ГОРНОУРАЛЬСКЕ ДИПО НЕ ХАДИ ПАЗВАНИ СНАЧАЛА ЗПТ МНОГО МУСОРУ»

Где-то Орлов уже встречал эту своеобразную орфографию.

— А когда пришла телеграмма?

— Двадцатого.

«Это как раз в тот день, когда я в депо заходил», — подумал сыщик.

— А зачем ваш муж ездил в Горноуральск?

— Начальство заставило. Он тогда работал в Министерстве электричества, отвечал за провода и ток… Вова говорил, что ему надо было там в какое-то троллейбусное депо… За ту поездку ему обещали много денег. А если не поедет — обещали убить. Так Вова сказал…

— Кто обещал?

— Вова не сказал, но скорее всего — начальство. У них в министерстве такие порядки. Дисциплина суровая.

— А что он должен был сделать в Горноуральске?

— Как что?! — удивилась вдова. — Изобретение своё внедрить! Вова же у меня был очень талантливый.

В голосе Драчёвой сквозила гордость за покойного мужа.

— Какое изобретение?

— Ну, чтобы, вот, троллейбус едет, едет, и тут отключается ток. А люди деньги за проезд уже заплатили и выходят. А ток включается, и троллейбус новых пассажиров сажает, и те снова деньги платят. И троллейбусное депо получает вдвое или втрое больше денег. И с Вовой делится. Правда, гениально?

Впервые за весь вечер вдова улыбнулась.

— Да уж… — вынужден был согласиться Орлов. — А как вы обо всём этом узнали?

—Я случайно у Вовы бумаги в портфеле нашла. Искала тряпку, пыль вытирать — и в портфель его заглянула…

Орлов вспомнил, что когда они вместе с капитаном Гилевичем осматривали кабинет и личные вещи убитого Драчёва, они не обнаружили в портфеле никаких документов, зато там лежала какая-то пыльная тряпка. Значит, вдова замминистра говорила правду. Всё сходилось…

Ещё сидя в самолёте «Ту-134», выполняющем рейс «Москва — Горноуральск», Орлов неожиданно вспомнил, что у него в СИЗО всё ещё сидит задержанный Калюжный Тимур Иосифович, директор филармонии, задержанный на месте убийства кондуктора. Вспомнил он и о странных звонках от городского начальства с требованием непременно Калюжного посадить. Орлов решил допросить задержанного, благо самолёт прибывал в два часа ночи, и до начала рабочего дня заняться ему всё равно было нечем.