Кэрол Дуглас - Кот в малиновом тумане

Полуночник Луи был не единственным существом, решившим вернуться к ней.

В гостиную, одетый в пеструю гавайскую рубашку и брюки, с зеркальными очками стиля «авиатор» на носу вошел Макс Кинселла, держа в руках темные очки Темпл.

Обычно последнее слово остается за мной. Ну, или предпоследнее. Моя так называемая соавторша настаивает на сохранении ее «законных» привилегий.

Меж тем, в первый раз за все время, мне совершенно нечего сказать.

Дорогие читатели, я, натурально, в шоке, и так же поражен, как и вы, ужасающим поворотом сюжета моих последних приключений.

Я представления не имею, почему вдруг этот персонаж, Макс, решил объявиться, и, более того, почему ему было это позволено, когда именно я являюсь главным героем сюжета и любимцем моей преданной компаньонки, мисс Темпл Барр.

Что касается облика мистера Макса Кинселлы, могу вам сказать, что шокирован до глубины души вульгарностью данного субъекта. Я надеялся, что у мисс Темпл Барр более изысканный вкус. Гавайские рубашки принадлежат гавайцам, и все, больше ни для чего они не пригодны. Разве что для использования в качестве половых тряпок.

Я всегда гордился элегантностью и сдержанностью, присущими моему собственному облику до такой степени, что некоторые обвиняют меня в ношении униформы. Никогда я не был замечен в ношении разных флюоресцентных ошейников, например. Начнем с того, что это вообще одиозное изобретение.

Что до эффекта, который может оказать данное неожиданное возвращение на жизнь и творчество моего окружения, — я даже боюсь его себе представить.

До меня доперло (извините за выражение) во время моих недавних скитаний, что родственные связи не так легко разорвать, как можно было бы подумать. В данный момент я обнаружил, что сам нахожусь в ловушке, в которую нередко попадают яппи. В моем, скажем так, среднем возрасте, когда я уже должен наслаждаться плодами своего труда и непрерывно отдыхать, я оказался зажат в клещи между потребностями и желаниями двух поколений — моего предка, то есть отца, и потомка — то есть весьма активной дщери. Насчет хваленого папаши все нормально, я не считаю Гуляку Луи таким уж противным родичем, по крайней мере, пока он держит дистанцию и не сует свой нос и лапы на мою территорию, которой является весь Лас-Вегас. Я могу уступить ему окрестности Темпл Бар. Но Темпл Барр (обратите внимание на двойное «р»!) и ее окрестности — моя личная, эксклюзивная территория, и это касается наглых пришельцев любого вида, в том числе и двуногих!

Теперь, что касается персонажа, в настоящее время известного под кличкой Полуночница Луиза. Я не в восторге.

Я не в состоянии в одиночку удержать слепых безумцев в «Хрустальном фениксе» от униженного падения к лапам этой весьма напористой штучки. И также не в силах запретить ей именовать себя Полуночницей Луизой, а другим — называть ее этим именем, слишком похожим на мое, чтобы это не вызывало у меня дискомфорта.

Однако, я не обязан радоваться вопиющей наглости и жадности, с которой эта выскочка захапала мою территорию в «Фениксе» и даже мое собственное имя.

А теперь — полюбуйтесь — еще один наглец оскорбляет саму атмосферу в моем собственном доме своей рубахой, которая выглядит так, точно ее сшили из платья Электры Ларк! Я намеревался посвятить моих многочисленных поклонников в тонкости предыдущего приключения, чтобы добавить изюминку в повествование и поделиться сложными выводами моего изощренного ума, которые привели меня к очередному триумфу. Но теперь я слишком расстроен, чтобы обсуждать процесс дедукции.

Размышления, которыми я занят в настоящий момент, приводят меня к выводу, что мисс Темпл Барр в ближайшие пять минут получит хороший урок общения с голосами из прошлого, то есть наглыми призраками, стремящимися сунуть свои давно отсутствовавшие носы в ее новые романы и связи.

Сомневаюсь, что ей это понравится больше, чем мне, однако будет только справедливо, если компаньоны совместно понесут и этот крест. 

Что ж, принимая во внимание то раздражение, в котором Луи пребывает по поводу последних событий, все могло быть и хуже. Например, я могла бы взять и ответить на его обычное ядовитое послесловие.

Хочу заверить, что он с течением времени оправится от шока, и у него еще будет что сказать по поводу Фокусника Макса и др. в следующей книге.

Чтобы избежать быть снова втянутой в очередную полемику с Луи, я промолчу. Порой в своем творчестве писателям приходится сотрудничать с яркими, но неуправляемыми персонажами, которые так и норовят загрести себе все бонусы.

Слишком часто моя редкая возможность поделиться профессиональными планами с читателем бывала испорчена едкими комментариями Луи. Так что я воспользуюсь моментом, чтобы ответить на главный читательский вопрос: «Сколько жизненной правды в ваших книгах?».

Оставив в стороне неизбежное вмешательство Полуночника Луи, я, в свою очередь, многое беру из своей собственной жизни. Например, в течение долгого времени я писала сатирические скетчи для «Гридирона» в штате, где тогда жила.

Когда я впервые что-то сочинила для местного «Гридирона», я только что закончила колледж и изредка печаталась в ежедневных газетах. Увидев объявление с призывом написать скетч, я откликнулась на него, не имея понятия о том, что этот призыв не касался тех, кто не работает журналистом (и, тем более, он не касался женщин). Мое наивное нахальство, глупая попытка проникнуть в закрытое сообщество в те безвозвратно канувшие старые добрые времена, так поразило устроителей, что они пригласили меня на послепремьерный ужин, хотя мой скетч и не был принят. Им просто хотелось на меня посмотреть.

Я была единственной женщиной на этом ужине, кроме парочки жен устроителей, и так получилось, что мне пришлось сидеть за столом рядом выпускающим редактором газеты, в которой я печаталась. Когда я сказала ему, что хочу быть журналистом, он предложил мне пройти «репортерский экзамен» в отделе кадров.

Я послушалась, и обнаружила, что этот экзамен жестко ориентирован исключительно на мужчин. Тестировались, например, знания спортивных правил — включая лакросс[118]. Даже вопросы по искусству фокусировались на тех направлениях, которые я считала мужскими — архитектура и музыка, а литература и изобразительное искусство не присутствовали вовсе. Естественно, я не получила блестящей оценки. Зато вышла далеко за пределы оценочной шкалы по части «мотивации». Так что через несколько месяцев, спасибо поддержке редактора, я стала работать репортером на полную ставку, несмотря на отсутствие журналистского образования.

По-прежнему меня не пускали в шоу «Гридирона». Просто потому, что женщинам это было не положено. В древних шестидесятых женщинам было «не положено» участвовать во многих мероприятиях и событиях. Даже женщин-политиков, которых грубо высмеивали в скетчах «Гридирона», на само представление не допускали. Поскольку я писала сатирические скетчи в школе и колледже, я не собиралась бросать это дело из-за того, что меня не пустят посмотреть шоу, для которого я стараюсь. Так что я продолжала бомбардировать местные и общенациональные комитеты «Гридирона» своими сценариями, которые неизменно возвращались ко мне с редакторской пометкой: «Жестче». Читай: грязнее.

Вы можете себе представить, какого сорта шоу они устраивали?.. Впрочем, через два года я стала единственной женщиной, которой было официально позволено участие в шоу «Гридирона» вместе с сотнями мужчин — политиков, бизнесменов, глав медиа. И тогда я узнала, что это были за шоу.

В конце концов, женщинам все же разрешили посещать представления, потому что продажи билетов падали, а подготовка шоу обходилась недешево. Когда прибыли под угрозой, любые железобетонные правила лопаются, точно гнилая резинка для волос.

Знак того, что я успешно внедрилась в «Гридирон», пришел с неожиданной стороны. На одном из представлений сидящий по соседству пьяненький исполнительный директор, наклонившись ко мне, произнес: «Это ужасно, что такая юная леди должна слушать все это!»

«Слушать?! — ответила я в полном изумлении. — Да я это написала!»

В следующие два года я стала первой женщиной-директором нашего местного «Гридирона». Этот год был отмечен несколькими событиями, случившимися впервые: первое сатирическое мультимедийное слайд-шоу, первый передвижной ансамбль (голубой вагон на колесиках) и еще в подготовке шоу впервые приняли участие сорок человек, вместо обычных восьми инсайдеров.

Все это не вызывало восторга у старшего поколения — примерно так же, как Полуночница Луиза у Полуночника Луи.

После окончания представления мой коллега подошел к нам с мужем, чтобы сообщить, что «настоящее классическое шоу «Гридирона» — это то, в котором директором был он, и сценарий которого написал он — сам от корки до корки — за шесть недель. Что ж, через пару лет, когда этот образец скромности снова стал директором, «Гридирон» тихо умер. Любой общественный проект, приспособленный для ублажения тщеславия нескольких человек, обречен.