Крейг Расселл - Мастер карнавала

В квартире зазвонил телефон. Значит, наконец-то прибыл переговорщик.

— Не хотите ответить на звонок? — спросил Фабель сквозь проем в двери.

— Нет. Это ловушка.

— Никакой ловушки. Вам хотят помочь. Звонит один из моих коллег. Тот, кто знает, как вам помочь.

— Я буду говорить только с вами.

Фабель оставил без внимания укоризненный взгляд Брайденбаха.

— Послушайте, герр Айхингер. Человек, что сейчас звонит, гораздо лучше меня сумеет помочь вам найти выход из этой ситуации.

— Я сказал, что буду говорить только с вами. Я знаю, что тот, кто сейчас звонит, начнет пудрить мозги всякой чепухой, пытаясь убедить меня в том, что он мой лучший друг. Я готов говорить с вами. И только с вами. Я слышал о вас, герр Фабель. Ведь это вы раскрыли серию убийств в прошлом году.

— Герр Айхингер, я хочу, чтобы вы открыли дверь и мы могли побеседовать с глазу на глаз, — продолжил свои уговоры Фабель, не обращая внимания на отчаянное жестикулирование Брайденбаха.

— Они застрелят меня.

— Нет, не застрелят… — заверил Фабель, подкрепляя свои слова многозначительным взглядом, брошенным на Брайденбаха. — Я приказал им не открывать огонь, если вы сами не станете стрелять. Пожалуйста, герр Айхингер, откройте дверь.

Наступила долгая пауза.

— Герр Айхингер?

— Я думаю.

Через какое-то время в проеме показался кончик ствола и дверь распахнулась.

— Я войду и остановлюсь, чтобы вы могли меня видеть, герр Айхингер. Я не вооружен.

При этих словах один из полицейских попытался остановить его, схватив за рукав, но Фабель резким рывком освободился и вошел в квартиру. Его сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Воспользовавшись тем, что повысившийся уровень адреналина обострил способность к восприятию, он моментально оценил обстановку. Человек в коридоре был абсолютно ничем не примечателен. Около сорока лет, коротко стриженные черные волосы покрыты гелем, внешность самая обычная: подобное лицо не выделялось в толпе, сама толпа имела такое лицо. Лицо не задерживалось в памяти. Георг Айхингер был из тех, кого никогда никто не замечал. Но вот сегодня все изменилось. Айхингер держал в руках новенькую спортивную винтовку. Но ствол был направлен не на Фабеля: дуло упиралось в задранный подбородок Айхингера, указательный палец на курке подрагивал от напряжения.

— Спокойно… — Фабель протянул руку. — Не волнуйтесь. — Он бросил взгляд за спину Айхингера в глубь коридора. В дверном проеме гостиной виднелись ноги. Маленькие. Детские. Вот черт! Командир группы МЕК был прав. — Георг! Нужно сдаться. Пожалуйста, отдай мне винтовку.

Фабель сделал шаг вперед, и Айхингер напрягся. Палец на спусковом крючке перестал дрожать.

— Если вы подойдете ближе, я выстрелю. И убью себя.

Фабель снова бросил взгляд на ножки ребенка в проеме и почувствовал прилив тошноты. Ему стало все равно, вышибет ли себе Айхингер мозги или нет. И вдруг он увидел, что ножки чуть дрогнули. Движение было таким мимолетным, что он вполне мог его не заметить. Но он его уловил.

— Георг… Дети. Твоя жена. Давай пойдем к ним и поможем. — Фабель услышал за спиной какое-то движение и, обернувшись, увидел в дверях Брайденбаха, целившегося в голову Айхингера. — Опусти оружие! — сквозь зубы прошептал он. Брайденбах не шевелился. — Ради Бога, он сам уже направил на себя оружие — свое собственное! Опусти автомат — это приказ!

Брайденбах чуть опустил дуло автомата. Фабель повернулся к Айхингеру:

— Ваша жена… дети. Они пострадали? Вы что-нибудь сделали со своими детьми, Георг?

— Все бессмысленно, — обреченно повторял Айхингер, будто не слыша вопроса. — Я вдруг понял, что абсолютно все лишено какого-либо смысла. Наверное, я много об этом думал в последнее время. Сегодня утром я проснулся и почувствовал… почувствовал, будто я весь какой-то ненастоящий. Что во мне нет ничего натурального. Будто я персонаж некоего второсортного сериала или чего-то подобного. — Айхингер замолчал и нахмурился, сдвинув брови, словно пытался объяснить что-то, чего сам толком не понимал. — Когда я был ребенком, то ощущал себя личностью; во всяком случае, должен был ею стать. А потом выяснилось, что ничего из этого не получилось. Я не тот, кем хотел быть. Я кто-то другой. — Он снова помолчал. Фабель прислушивался к тишине, надеясь уловить какие-то звуки из гостиной. — Это все настоящее безумие! — продолжил Айхингер свой монолог. — Я имею в виду то, как мы живем, все, что происходит вокруг нас, все это дерьмо и хаос. И все бессмысленно… Взять хотя бы этого вашего коллегу. У него руки чешутся всадить мне пулю в голову. Вы сами здесь потому, что у меня есть оружие и я угрожаю пустить его в ход. У него тоже оружие и он тоже угрожает пустить его в ход. Но с ним все в порядке. А почему? По той простой причине, что он полицейский. Он призван поддерживать порядок. Только никакого порядка нет.

— Георг… — Фабель снова бросил взгляд в конец коридора, туда, где виднелись детские ножки. — Дети…

— Вы знаете, чем я зарабатываю на жизнь, герр Фабель? Я консультант по найму. Это означает, что основную часть своего рабочего времени я сижу в конторе и готовлю людей к тому, чтобы они заполнили собой офисы разных фирм. Это самая бессмысленная растрата жизни, моей жизни. Это то, во что я превратился. Я как белка, крутящаяся в колесе, причем подыскивающая других белок, чтобы те также крутились в своих колесах. Мы поставляем сырье для жерновов крупных корпораций. Вот на что я трачу свою жизнь. Какой в этом смысл? Тридцать с лишним часов в неделю. Я подсчитал: к пенсии я проведу за столом у себя на работе почти сорок тысяч часов. Сорок тысяч! Это безумие! Я всегда старался поступать правильно, герр Фабель. Всегда. Делал то, чего от меня ждали. Играл по правилам. Все остальное — хаос. Вот что мне говорили. Но в этом нет никакого смысла! Неужели вы не понимаете? Сколько всего мне не удалось посмотреть. Сколько мест не смог посетить. — По щекам Айхингера катились слезы. Фабель искренне старался понять, о чем говорил Айхингер и что именно довело его до такого отчаяния. — Это все иллюзия! Мы проживаем смешные никчемные жизни. Живем в коробках. Работаем в коробках. Посвящаем себя бессмысленной работе. А затем… умираем. И все это потому, что мы считаем это нормальным. Мы считаем, что в этом заключается стабильность и порядок. Но однажды я проснулся и увидел мир в его истинном свете. Безумие. В нем нет ничего рационального, реального или достойного. Мир представляет собой хаос! Анархию! Что же, свое дело я сделал. Я перевернул мир с ног на голову. На его собственную голову. Перед вами не я. Вы должны мне поверить, что это не я! Я больше не желаю быть частью всего этого!

— Я не очень вас понимаю, — стараясь сохранять спокойствие, проговорил Фабель и медленно протянул руку. — Дайте мне винтовку, Георг. Вы можете мне все объяснить. Мы поговорим об этом. И все утрясется.

— «Утрясется»? — Айхингер печально улыбнулся. Фабеля удивило, что в этой улыбке была искренняя, хоть и грустная благодарность. Айхингер уже не выглядел таким напряженным. Палец на курке перестал дрожать. — Я рад, что здесь оказались вы, герр Фабель. Я знаю, что когда вы подумаете над моими словами, то все поймете. По крайней мере вы сами делаете что-то нужное. Каждый день вашей жизни наполнен смыслом, и вы это знаете, когда просыпаетесь утром. Вы спасаете людей. Защищаете их. Я рад, что смог объяснить все именно вам. Передайте им, что мне очень жаль.

Выстрел прозвучал довольно глухо — видимо, потому, что дуло упиралось в подбородок Айхингера. Над его головой веером разлетелись брызги крови, частицы мозга и раздробленных костей. Ноги у него подкосились, и тело рухнуло на землю.

Фабель перепрыгнул через него и бросился в гостиную. Туда, где в дверном проеме видел детские ножки.

Еда Ансгара была готова.

В скромном доме Ансгара в кёльнском районе Ниппес было на редкость опрятно. Он жил в нем один и никогда не принимал гостей. С ходом времени все его перемещения постепенно свелись лишь к преодолению расстояния между домом и работой. Он часто ловил себя на том, что его жизнь напоминает большой сельский дом, где жилыми являлись только несколько комнат, содержавшихся в идеальном порядке, а остальные просто запирались до лучших времен, и в эти запыленные потемки, как Ансгар был уверен, лучше даже не заглядывать.

Памятуя о кулинарных пристрастиях Ансгара, его кухня была на удивление миниатюрной, но, что вполне естественно, прекрасно оборудованной. Она сверкала чистотой и была залита светом, льющимся из большого окна, выходившего на маленький садик и глухую стену соседского дома.

Тренькнул звонок таймера духовки. Мясо было готово.

Как ни странно, но дома Ансгар предпочитал готовить незатейливые блюда. Самые простые, но позволявшие по достоинству оценить текстуру и истинный вкус мяса. Как и обычно, он рассчитал время буквально по секундам. Оставалось дождаться, когда на медленном огне конфорки спаржа дойдет до идеальной кондиции. Он достал из холодильника небольшую емкость с яблочным соусом: когда будут готовы мясо и спаржа, соус успеет чуть нагреться и достигнет надлежащей температуры. Он налил в бокал полбутылки пива «Гаффель» с идеальным соотношением жидкости и пены. Ансгар вытащил из духовки металлический поддон и освободил из кокона кусок мяса, завернутый в алюминиевую фольгу. Наклонившись, он с удовольствием втянул тонкий аромат закутанного в чабрец нежного мяса, и на мгновение его очки запотели. Он положил мясо на тарелку, украсил блюдо веточками свежего чабреца и яблочным соусом. Слив спаржу, он аккуратно положил ее на тарелку рядом с мясом.