Дин Кунц - Интерлюдия Томаса

— Мэм, вам известна надпись на той карточке… «Вам суждено навеки быть вместе».

— А потом она умерла. Но карточку ты сохранил. Продолжая верить, что на карточке написана правда. Ты по-прежнему в это веришь?

— Да, — отвечаю я без колебаний. — Я должен верить. Это все, что у меня есть.

— Что ж, Одди, если тобой движет правда этой карточки, тогда, возможно, ускорение, которое пугает тебя, на самом деле именно то, что тебе нужно. Может, это ты сам приближаешься к реализации предсказания? Может, лавина, которая несется на тебя, и есть Сторми?

Открыв глаза, я вновь встречаюсь с ней взглядом. Колышущиеся крылышки, отражающиеся на ее лице и в глазах, могут быть отблесками золотистых огоньков. Я напоминаю себе, что огонь не только пожирает, он еще и очищает. А синоним очищения — искупление грехов.

Аннамария склоняет голову и улыбается.

— Будем искать тебе замок с подходящей комнатой, где бы ты смог найти тот ответ на знаменитый гамлетовский вопрос, который успокоит твое сердце? Или останемся здесь?

Оказывается, я все-таки способен улыбаться.

— Останемся здесь, мэм.

Наш багаж — плетеная корзина с едой для нас и золотистого ретривера, которую собрала наша подруга Блоссом Роуздейл в Магик-Бич. После того как Рафаэль находит полоску травы, чтобы отлить, я следую за Аннамарией и собакой к коттеджу номер шесть, выбранному моей спутницей для себя, и оставляю корзину ей.

На крыльце, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, она говорит:

— Что бы здесь ни случилось, доверяй своему сердцу. Оно такое же надежное, как любой компас.

Белая немецкая овчарка, Бу, составляет мне компанию уже несколько месяцев. Теперь он сопровождает меня к коттеджу номер семь. Поскольку это собака-призрак, справлять нужду ему не надо, и он проходит через дверь до того, как я успеваю ее открыть.

В коттедже чистенько и уютно. Гостиная, ниша-спальня, ванная. Похоже, коттедж недавно отремонтировали.

Есть даже встроенный холодильник, который служит баром. Я достаю банку пива, открываю ее.

Я измотан, но спать не хочется. Теперь, за два часа до зари, я на ногах уже двадцать два часа, но голова работает, как центрифуга.

Включив телевизор, я сажусь в кресло с пультом дистанционного управления в руке. Бу тем временем обследует все уголки коттеджа, его любопытство после смерти осталось прежним. Телевидение спутниковое, так что каналов великое множество. Но везде старье и занудство.

Если судить по новостным каналам, обезвреженные ядерные террористы из Магик-Бич сенсацией не стали. И я подозреваю, не станут уже никогда. Государство считает, что широкая общественность предпочитает оставаться в неведении о таких вот предотвращенных катастрофах, а политическая элита предпочитает держать широкую общественность в неведении, чтобы не будить в ней подозрения о коррупции и некомпетентности в коридорах власти.

На канале «Нат-Джео», в документальном фильме о больших кошках, диктор сообщает нам, что пантеры — разновидность леопардов, черных с черными пятнами. Пантера с золотистыми глазами смотрит прямо в камеру и низким, грубым голосом говорит: «Спать».

Я осознаю, что скорее сплю, чем бодрствую, нахожусь в том сумеречном состоянии, когда сны и реальный мир иногда пересекаются.

На экране пантера впивается в антилопу когтями, валит на землю, рвет добыче горло. Телевизионное насилие не шокирует меня, не будит, наоборот, давит, прижимает к креслу. Подняв голову, торжествующая кошка смотрит на меня — из пасти капают кровь и слюна — и говорит: «Спать, спать».

Я не только слышу слова, но и чувствую их, звуковые волны из телевизионных динамиков пульсируют во мне, этот звуковой массаж расслабляет мышцы, успокаивает нервы.

Несколько гиен пытаются отобрать добычу у пантеры, которая затаскивает антилопу на дерево, чтобы сожрать ее на ветвях, где ей не помешают ни эти волкоподобные твари, ни львы: они не умеют лазать по деревьям и не смогут последовать за ней.

Гиена, с дикими глазами и невероятно мерзкая, обнажает неровные зубы и шепчет в камеру: «Спать». Остальные гиены повторяют: «Спать», — и звуковые волны, проходя сквозь меня, создают очень приятный успокаивающий эффект так же, как голос пантеры на дереве, а голова антилопы болтается на разорванной шее, и глаза смотрят в одну точку, указывая, что их обладательница уже спит самым крепким сном.

Я закрываю глаза, и пантера из телевизора следует в мой сон. Я слышу мягкие, но тяжелые шаги, чувствую, как ее гибкое тело движется по коридорам моего разума. На мгновение меня охватывает тревога, но незваный гость мурлычет, и мурлыканье успокаивает меня. Теперь большая кошка забирается на другое дерево и тащит меня с собой. Хотя я не умер, у меня нет сил сопротивляться. Я не боюсь, поскольку пантера говорит мне, что бояться нечего, и, как прежде, меня успокаивает не значение слов, а звуковые волны, которые, словно масло, утихомиривают волны моего разума.

Это дерево ночи, с черными ветвями, вытянувшимися высоко-высоко к беззвездному небу, и ничего не видно вокруг, кроме глаз-фонарей пантеры, которые прибавляют в размерах и яркости, пока не становятся совиными. Низким, грубым голосом пантера говорит: «Почему я не могу прочесть тебя?» Возможно, это не пантера и не сова, потому что я вроде бы чувствую чьи-то пальцы, словно я — книга с бессчетными страницами, которые переворачиваются, но все страницы пусты, пальцы скользят по бумаге, выискивают выпуклые точки моей биографии, написанные шрифтом Брайля.

Настроение меняется, раздражение читателя буквально прощупывается, и в темноте глаза вдруг становятся зелеными, с эллипсовидными зрачками. Это, возможно, сон, но при этом нечто большее, чем сон.

Хотя сон обычно раскручивается сам, и тот, кому он снится, влиять на него не может, если мне нужен свет, я могу его призвать. Темнота начинает отступать от перепутанных черных ветвей дерева, а силуэт читателя — появляться из тьмы.

Я резко просыпаюсь, словно таинственная фигура кошмарного сна вышвырнула меня из него. Я поднимаюсь, периферийным зрением улавливаю движение справа, но, повернувшись, обнаруживаю, что никого, кроме меня, в комнате нет.

За моей спиной что-то гудит, словно пара умелых рук дернула басовые струны арфы. Когда я поворачиваюсь, местонахождение источника звука не столь очевидно — вроде бы он доносится из ниши, где стоит кровать.

В поисках этого источника я иду в нишу, а потом к двери ванной комнаты, которая приоткрыта. За ней темнота.

Из-за усталости и эмоционального замешательства я забыл взять пистолет. Он остался под передним сиденьем «Мерседеса».

Пистолет принадлежал жене одного священника в Магик-Бич. Ее муж, преподобный, застрелил жену, прежде чем она успела застрелить его. В их конкретной версии христианства, истинно верующие слишком нетерпеливы, чтобы ждать, когда молитва разрешит их проблемы.

Я распахиваю дверь ванной и включаю свет. Гудение усиливается, но вновь за моей спиной.

Повернувшись, я вижу, что Бу вернулся, но он меня не интересует. Мое внимание приковано к объекту, который зачаровал и собаку: что-то быстрое и прозрачное, видимое только потому, что искажает предметы, находящиеся позади, пересекает нишу, выходит в гостиную, кажется, прыгает в телевизионный экран и исчезает.

Объект такой быстрый и бесформенный, что я уже думаю, а не причудился ли он мне, да только по фильму о дикой природе расходятся концентрические круги, словно вертикальный экран — горизонтальный пруд, в который бросили камень.

Несколько раз моргнув, я задаюсь вопросом, видел ли я все это или у меня проблемы со зрением. Феномен постепенно сходит на нет, на экране вновь четкая и устойчивая картинка.

Это был не призрак. Когда я вижу призраков, они полностью повторяют облик когда-то жившего человека и не могут двигаться так быстро, что за ними не уследить глазу.

Мертвые не говорят и не издают никаких звуков. Ни тебе звяканья кандалов, ни тебе зловещих шагов. Они невесомы, так что ступени под ними не скрипят. И уж конечно, не могут они дергать за басовые струны арфы.

Я смотрю на Бу.

Бу смотрит на меня. Не виляет хвостом.

Теперь сна у меня ни в одном глазу.

Сон с деревом и пантерой длился менее пяти минут. Я по-прежнему страдаю от недосыпания, но в данный момент бодр, как солдат в окопе, знающий, что наступление врага может начаться в любой момент.

Оставив свет включенным, чтобы не возвращаться в темный коттедж, я выхожу за порог, запираю дверь и достаю пистолет из-под переднего пассажирского сиденья «Мерседеса».

На мне футболка и свитер, и я засовываю пистолет между ними, под ремень, на поясницу. Это не идеальный способ для ношения оружия, но кобуры у меня нет. И в прошлом, придерживаясь этого способа, я ни разу случайно не прострелил себе ягодицу.