Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна "Avada_36"

Он не был снова запуганным секретарем, но и не внушал ужаса. Обычный человек. Клерк, которых тысячи в Лондоне. 

 — Большой Ка скажет вам, что делать, Себастиан, — мягко сказал он. — И, кажется, я упоминал, что меня зовут Джим? 

 — Да… сэр, — кивнул Себ. Пересилить себя он не мог. Не в том, что касалось субординации. 

 — Мы над этим поработаем. Вы можете идти. Малютка Сьюзен будет рада вас видеть, не сомневайтесь. 

И прежде, чем Себ нашелся, что на это ответить, Джим поднял с пола тряпку, взял пульверизатор и продолжил свою работу.

Клаус ждал его за дверью приёмной, быстро окинул взглядом, как будто проверял, все ли конечности на месте, и сказал:

 — Пошли со мной. 

После путешествия по запутанным коридорам они оказались в тёмном и совершенно безликом кабинете. Клаус залез в сейф, достал пачку листов, положил на стол и пояснил:

 — Фоули сказал, что берёт тебя. 

 — Фоули? 

На квадратном лице Клауса появилось выражение, которое можно было бы трактовать как веселость. Или у него прихватило живот. Не разберёшь.

 — Джим Фоули, так его зовут. 

 — Я думал, собеседование будет с мистером Мелтоном, — заметил Себ. В конце концов, именно так ему сказал вчера сам Клаус. Тот покачал головой:

 — Формально, да. Но Мелтон редко появляется. Он старик уже. А Фоули… — Клаус чуть замялся, что в его исполнении выглядело просто как длительная пауза, сопровождаемая почесыванием затылка, — вроде как глаза и уши мистера Мелтона. 

Класс. Значит, работать придётся с Джимом по фамили Фоули. Точно нет. 

Себ подвинул к поближе бумаги, оказавшиеся договором, в который уже кто-то внёс все его личные данные. Пробежал взглядом первую страницу и уточнил:

 — Этот Фоули… он псих? 

 — Конечно, псих, — согласился Клаус спокойно. — Но ты не бойся, платить будут как по часам, если что — вытащат из любой задницы, прикроют хоть от Скотланд-Ярда, МИ-5 и Интерпола вместе взятых. 

Тридцать тысяч фунтов в месяц. И работа. Это ведь не то, что Себ искал, верно? Совсем нет. Он думал, что займётся чем-то другим. Чем обычно занимаются гражданские? Вот этим. В конце концов, в армию ему дорога заказана, а с ЧВК[1] он зарёкся связываться. Так что выбора особого и не было. Он должен был обосноваться на гражданке, вести нормальную жизнь, в которую совершенно не вписывается работа на Клауса и Джима Фоули, как минимум потому что её предложили после выстрела в Бирмингеме. 

Себ подвинул себе жесткий стул и сел, забрал договор и продолжил изучать его. Навыками скорочтения он не обладал, но и спешить не собирался. Подождёт Клаус. 

На последней странице рядом с пустой строкой уже было напечатано: «Себастиан Майлс», а напротив стояла длинная витиеватая подпись мистера Дэвида Мелтона. Себ задумчиво потёр переносицу — была у него такая дурная привычка, тереть нос, когда требовалось сосредоточиться или подумать о чём-то. Временами мешала на службе. Интересно, когда Клаус успел подготовить все эти бумаги, если подошел сразу по окончании собеседования? И как Фоули, черт возьми, успел вызвать Клауса, если не дотрагивался ни до компьютера, ни до телефона? 

Очевидно, он влипает в некое очень хорошо оплачиваемое дерьмо. Отлично это осознавая, Себ поставил короткую подпись в договоре. Клаус отдал ему второй 

экземпляр и посоветовал идти отдыхать с многообещающей формулировкой: пока дают. 

У него было ещё больше часа в запасе, но он поехал к Гайд-парку — всё равно больше делать было нечего. 

Эмили и Сьюзен подошли ко входу ровно в назначенное время. Себ увидел их издалека и невольно засмотрелся. Сьюзен подросла, как он мог судить. На ней было белое платье и розовая курточка. Крепко держась за руку матери, она постоянно озиралась по сторонам — и вдруг, стоило им перейти дорогу, рванула вперёд с визгом: «Папа!»

Себ подхватил её на руки и крепко прижал, поцеловал по очереди в обе щеки и с неохотой поставил на землю. Наклонился. 

 — Привет, принцесса, — сказал он мягко, чувствуя, что на лице сама собой появляется широкая улыбка. 

Он соскучился. Ужасно. 

А Сьюзен изменилась за полгода. Себ даже не мог точно сказать, в чём именно, но было заметно, что она стала старше. 

 — Я скучала! — Сьюзен снова обняла его за шею. — Тебя долго не было. 

 — Я работал, — тихо сказал Себ, не выпуская её из объятий и думая, что готов держать её так вечно, — прости. 

 — Я не сержусь, — она вывернулась из объятий и поправила курточку, — но больше не уезжай так надолго. Ты не попал на спектакль. Я играла мышку!

 — Ничего себе, — Себ положил руку ей на плечо, — и ни слова мне не сказала по телефону?

 — Я думала, ты приедешь, и будет сюрприз. Но мама сделала для тебя фотографии. Да, мам?

К ним как раз подошла Эмили. Улыбнулась:

 — Вы пугающе похожи. Сью, руки!

Себ успел заметить, как дочь виновато убирает руку ото рта.

 — У неё появилась привычка грызть ногти. Никак не отучу. Что — мам?

 — Ты сделала для папы фотографии со спектакля?

 — Целую стопку, мы же с тобой вместе смотрели. Покажу вечером. Ну, идём гулять? 

Они шли, держа Сьюзен за руки с обеих сторон. Но её терпение быстро закончилось. Она сначала отбежала в сторону, чтобы посмотреть на белку. Потом спросила, можно ли ей сорвать цветок (Эмили запретила). Выпросила мороженое — и, получив рожок, пошла чуть впереди, о чём-то задумавшись. Так было всегда: поболтав и наведя шороху, Сьюзен предпочитала замолчать и погрузиться в свои мысли.  

 — Ты отлично выглядишь, — сказал Себ, когда Сьюзен отошла. И не соврал. Эмили выглядела великолепно: тоненькая, с тёмными волосами, которые отпустила до середины спины, белокожая и чем-то напоминающая дорогую фарфоровую куклу. 

 — Спасибо. Ты тоже. Только ещё сильнее загорел. 

 — А, сойдёт, — пожал плечами Себ. 

 — И оброс. 

 — Отстригу, — он фыркнул. Действительно, оброс. Сам замечал. Просто пока было лень возиться с машинкой. 

 — Не надо. Тебе так лучше. И уже ведь можно, да?

 — Мне неудобно, — он провёл пальцами по волосам. По хорошему, надо было уже сантиметра полтора снимать, если не два. 

Какое-то время они шли молча, наблюдая за Сьюзен. Со стороны, пожалуй, их легко было принять за супругов. 

 — Ты остаёшься? — тихо спросила Эмили.

 — Да, — отозвался Себ, немного помолчав, — да, хватит с меня. Буду жить в Лондоне. Знаешь… сниму себе что-то поприличнее. Куплю кровать. Хотя и так неплохо. У меня есть горячий душ, интернет, дверь в спальне. Кажется, я начал это ценить. 

Эмили рассмеялась, потом вздохнула:

 — Ушам не верю, Басти. Но я рада. И Сьюзен будет счастлива, она скучает по тебе. 

 — Я по ней тоже. 

Они дошли до пруда, и Эмили извлекла из сумки батон белого хлеба. Сьюзен забрала его и ушла к самой воде, где ещё с десяток детей разных возрастов кормили уток и лебедей. Когда особо наглый лебедь попытался отобрать у неё лакомство, Сьюзен отдернула руку и грозно заявила:

 — Будешь себя так вести — останешься голодным!

 — У неё прямо талант командовать, — заметил Себ не без умиления.

 — Вчера она сказала, что хочет быть учителем и ставить всем хулиганам «U», чтобы им было стыдно, — поделилась Эмили.— Уж не знаю, кто её так разозлил. 

Стоять недалеко от воды и смотреть на Сьюзен было приятно. Эмили зябко повела плечами и поёжилась. Себ накинул на неё свою куртку. Потом вздохнул и начал неприятный разговор.

 — Я говорил со Сьюзен по телефону две недели назад. Она рассказала мне о твоём парне. Джексон, так? — плечи Эмили (Себ видел боковым зрением) напряглись, на лице появилось упрямое выражение. 

 — Это моё дело. И прости, Басти, тебя никак не касается. 

 — Да, твоё, — согласился Себ, — пока не затрагивает Сьюзен. Джексон ей не нравится. 

 — Она ревнует, — резко сказала Эмили. — Это нормально для детей её возраста. Но я не собираюсь хоронить себя из-за капризов ребёнка.