Владимир Орешкин - Вдох Прорвы

— Ты к чему-то клонишь, — сказал я.

— Смотри… У нас вчера в обед было тысяча четыреста евро. Так?.. Бензин, жратва на неделю, мороженое для Маши, — двести нет… Заплатить долги за квартиру, — еще двести нет… И ровно в девятьсот евро обошлась нам операция по освобождению из психического рабства этого беспомощного, стараниями ее бездушных предков, человека.

— Тебе бы в дипломатическую академию, — сказала Маша. Она уже успокоилась и теперь с улыбкой слушала Ивана. Который продолжал говорить гадости.

— Итого, у нас на все про все осталась бумажка в сто евро. Хочешь, покажу?.. Нужно что-то придумать. Срочно… Иначе завтра пойдем собирать бутылки, все вместе.

— Вижу, ты придумал, — сказал я, покачав головой.

— Да, придумал, и в этом нет ничего обидного, ни для нас, ни для тебя, Маша. Раз у тебя не родители, а исчадия ада… Исчадия?

— Ты так этого хочешь.

— Замечательно… Поэтому мы разыграем похищение. Через пару дней позвоним и предъявим им счет, за освобождение дочери… Как думаешь, сколько они за тебя могут заплатить?

— За меня? — вдруг задумалась Маша. — За меня они могут заплатить много… Они меня уже ищут… Вдруг они нас найдут? Мне страшно.

Она, на самом деле, испугалась. Только что слушала Ивана, не выпуская из рук бокала с шампанским, улыбаясь его горячности, — и вот, тень нешуточной тревоги пробежала по ее лицу.

— Ребята, мне страшно за вас. Вы такие хорошие. И ты очень хороший, — Ванечка…

— Кто не рискует… Тысяч сто дадут?

— Они дадут больше, — сказал Маша. — Я, наверное, на самом деле ничего не понимаю в жизни. Простите… Я не понимаю, о чем мы говорим…

— Иван хочет взять с твоих родителей деньги за твое возвращение. Но тебя, в итоге, родителям не отдать. Деньги превратить в наш стартовый капитал. Что здесь не понятного, — сказал я.

— Это я поняла, — сказала Маша. — Этого делать нельзя. Там профессионалы… Михаил, ты этого не допустишь.

— Конечно, нет… Иван, — нет.

— Я не поняла другого, — продолжала Маша, — вы говорите о деньгах. Зачем нам деньги? Тем более деньги от моих родителей?.. Вот этого я никак не могу понять.

— Я так и знал… — горестно сказал Иван, — что вы будете заодно… Но как мы станем зарабатывать на жизнь?.. Когда здесь ни шагу нельзя ступить без денег… Нас вон какая прорва, — и одни потребности. Я хочу на английские курсы записаться, у меня тяга к языкам: What can I do? Как произношение?.. С машиной что-то нужно делать… Ты, Маша, не захочешь, ведь, целыми днями на диване валяться, куда-нибудь учиться потянет. На какие-нибудь кулинарные курсы… А это — деньги… Ты, Мишка, теперь, я так думаю, к своим холодильникам ни ногой… Что ты еще умеешь?

— Они вас убьют, — сказала Маша. И стала смотреть на нас. Как будто это уже случилось. Такими черными огромными страдающими глазами.

— А тебя? — спросил Иван.

— Меня — нет.

— Да не волнуйся ты так, все концы обрублены. Мишка постарался. Ни один профи не докопается… Главное, не это, главное: достать бабки на жизнь.

— Деньги, такая чушь, — сказала с улыбкой Маша. У нее отлегло, — и видно было, она поверила в мой профессионализм в обрубании концов, и в силу моего вето на идею Ивана. Это польстило.

— Да?!. — саркастически переспросил Иван.

— Конечно, — согласилась Маша.

— Я знаю, — сказал Иван, — ты любишь стирать в тазу. Хотя никакого таза в жизни ни разу не видела.

— Что ты прицепился к этому тазу, — не выдержал я.

— Не к тазу… К тому, что булки растут на деревьях. Там же, вместо листочков, зелененькие баксы. Ведь так, правильно я говорю, Маша?.. Я такой же был, пока моих, папу и маму, не взорвали. Ничем от тебя не отличался… А потом полгода собирал бутылки. Восемьдесят копеек за штуку. Пробовал еще кое-что, сейчас торгую батарейками на рынке — часа четыре ближе к вечеру простоишь, — стольник… Мишка пахал по восемь часов в день, и что? Где его тысячи, — за инструмент, который у него украли летом, до сих пор не может расплатиться… Я тоже думаю, что деньги, это чушь. Не в них счастье. Я это хорошо понял за последнее время, голову даю на отсечение… Но какой-то минимум нужен. В месяц на человека хотя бы долларов двести, — меньше нельзя никак.

— Ну, все, — сказал я, — достаточно… Иван, давай так: пусть это будут мои проблемы. Но с завтрашнего дня. Или наши общие, — но тоже с завтрашнего утра. Утро вечера мудреней.

Мы посидели с минуту молча. Маша смотрела на нас как-то изумленно, а Иван занимался пельменями. Потом он наложил себе очередную порцию и сказал:

— Но знаете, ребята, я вам так благодарен. Мне «Пежо» даже не жалко, тем более, что это я его ухандокал… Гораздо хуже, когда ничего не случается… Живешь, а ничего не случается. От этого тупеешь. Это невыносимо. Все время ждать, что в твоей жизни вдруг что-то переменится. Само собой… Если бы не вы, я бы скоро стал блеять, как баран… Так что, будем считать, что вы меня тоже спасли, от какой-нибудь грядущей психушки. И, если честно, — я сейчас почему-то счастлив. В глобальном, конечно, смысле… Так что, извините меня.

— За что? — удивилась Маша. — Вы все время сводите проблемы к обыкновенным деньгам… Но это же, на самом деле, — полная чушь.

Иван поперхнулся, потом все-таки доел злополучный пельмень, перевел дух, закатил глаза к небу, вернул их обратно, и смиренным тоном профессионального психиатора сказал:

— Тебе покупали, что ты хотела, и давали столько, сколько ты хотела, — как когда-то мне… Я тоже считал, что так должно быть, что деньги — чушь, пока родителей не взорвали. А все их бабки, во всяких там банках, самым таинственным образом до меня не дошли… Так что осталась квартира, машина и гараж… Дачу тут же слямзили себе родственнички, за заботу… Тебя, Маша, содержали родители, даже в сумасшедшем доме, куда сами же упекли, — теперь они тебя содержать не могут. Так что выбирай, — или свобода, со всеми вытекающими из нее последствиями, или, когда через несколько дней надоест проза жизни, возвращайся к ним… Тогда опять будет — чушь.

— Меня мои родители не содержали, — сказала Маша, — это я содержала их.

— Ты хочешь сказать, — устало как-то, как закоренелой двоечнице, проговорил Иван, — что это ты кормишь и поишь своих богатеньких предков, а не они тебя.

— Да, я хочу это сказать, — неожиданно согласилась Маша.

Неожиданно и для меня. Я взглянул на нее, — она не могла врать. Не потому, что мы с ней договорились когда-то, и тренировались во всю. Просто, она врать не любила. И, наверное, не умела… Даже не так, я просто знал: она не врала.

— Каким же образом? — равнодушно спросил Иван… Надежды в его голосе уже не оставалось.

— Потому что у меня, в отличие от некоторых, есть профессия, — сказала Маша. — Так это, кажется, называется.

— Да?.. Очень интересно. И какая? Извини, моей фантазии, чтобы догадаться, не хватает.

— Я могу работать, ну, скажем так, денежным мешком.

Иван горестно покачал головой. В его взгляде читалось милосердие к павшим, и к юродивым. Нельзя обижать божьих людей. Как нельзя бить лежачих.

— Сколько же ты, будучи мешком, можешь заработать в месяц?.. Сто баксов можешь?

— Могу.

— А пятьсот?

— Да.

— А тысячу?

— Конечно.

— А миллион?

— Запросто.

— А миллиард?

— Ваня, ты никак не можешь понять… Сто долларов или миллион, — это же одно и то же… Или миллиард, — какая разница.

— Теперь, кажется, мне стало окончательно понятно, — сказал Иван. — Разницы — никакой…

— Маша, — сказал я подозрительно, — ты утверждаешь, что можешь заработать столько денег, сколько сама захочешь?

Видно было, наша бестолковость начинает ее утомлять. Потому что Маша, наподобие Ивана, тоже закатила глаза к потолку… После ужина мы договорились устроить экскурсию по лучшим станциям метро. А здесь такие мелочи…

— Конечно, — я это хочу сказать. Что же еще… И уже ищут меня, и будут искать всегда, пока не найдут. Когда найдут, приголубят, а вас обязательно сотрут в порошок, — поэтому… И живу я так, взаперти. Вернее, — жила… От того, что могу заработать столько денег, сколько захочу… Поэтому я за вас боюсь.

— Как, каким образом?!. — спросил с придыханием Иван. Видно было, стена его бесконечной безнадежности, вдруг дала трещину… Уступив место ничем не оправданному детскому оптимизму.

— Могу показать, это просто. Вы сумку мою из машины принесли?

— Ты что, не шутишь?! — уставился он на нее. — Ты серьезно?!

— Все нужное — там… Хочешь, Ваня, мы сейчас заработаем тысяч десять, или двадцать. Или сто?.. Или твой миллион?.. Сколько ты хочешь?

— Ты что, на самом деле не врешь?!! — воскликнул Иван.

В этот момент нужно было на него посмотреть. На ребенка, которому пообещали показать необыкновенный фокус. Как из левого уха можно достать самого настоящего зайца.