Элис Маст - Хантер

– Какая разница, что велел Хамзат! Эта сука меня уже достала!

Давайте, чёртовы ублюдки! Думаете, я вас не понимаю! Горите вы все в аду! Я вам ничего не скажу.

Один из боевиков подошёл ко мне и запрокинул мне голову.

– Ты будешь говорить? – на очень ломаном английском спросил сомалиец.

– Я ничего не скажу! – плюнув ему в лицо, сказала я, за что получила очередную пощечину. Он снова запрокинул мне голову и стал своими грязными пальцами обводить вокруг моего рта, улыбаясь.

– Какой милый ротик, – говорит по-арабски.

Я долго не раздумывала и вцепилась своими зубами в его палец изо всей силы. Сомалиец вскрикнул и ударил меня. Я сплюнула его грязную кровь.

– Ну, сука, ты сама напросилась! – взревел он, продолжая говорить на арабском языке.

Двое боевиков зажали мою голову и опрокинули назад, а третий взял щипцы и открыл мне рот. От страха я зажмурила глаза. Он зажал мой зуб щипцами и резко дёрнул. Весь рот наполнился кровью, а я вскрикнула от боли. Боль была невыносима. Они снова зажали голову и вырвали ещё один зуб. Слёзы непроизвольно лились из глаз. Я плюнула кровью прямо в лицо боевику. Я пыталась вырваться, но меня ударили по лицу. Во рту чувствовался вкус железа. Рот был полон крови. Я кричала.

Сомалиец бросил в сторону щипцы, взял ружье и прикладом ударил меня по голове, в область виска. Голова закружилась. В глазах задвоилось.

Очередной приём холодной воды. Живительная влага! Я тряхнула головой, воспринимая реальность.

– Ты будешь говорить?

Я лишь покачала головой и улыбнулась. Не дождётесь, ублюдки!

Они опрокинули меня со стула на пол и стали бить ногами. Били везде: в живот, по спине, по ногам… Боль! И ничего больше. Так продолжалось, примерно, минут двадцать. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. Всё тело было в синяках, кровоподтёках и ссадинах. Они резко прекратили. Я открыла глаза, посмотрела на одного из них и улыбнулась.

Вам меня не сломать, чёртовы ублюдки! В одну секунду сомалиец озверел от моей улыбки. Он замахнулся своим тяжелым ботинком и ударил прямо в лицо, выбив мне ещё пару зубов и разбив нос. Больше я не помнила ничего!

Полумрак. Тошнота комом застряла в горле. Трудно дышать. Лицо в непонятном бесформенном, посиневшем, опухшем состоянии. Боюсь даже прикасаться к нему. Любое движение доставляет боль. Лежу, свернувшись калачиком, на холодной земле, в моей уже ставшей мне родной камере. Меня несколько раз выводили и избивали. Дни еле ползут. Я потеряла счет времени, оно остановилось.

В мозг прокрадывается мысль: сказать то, что они от меня просят? Но только кому от этого станет легче? Если я скажу, тогда они найдут и убьют Петрова. А подельники Петрова потом убьют Боба и его семью. И в придачу тех людей, кто был в курсе этой операции. И соответственно, Хамзат всё равно убьёт меня. Нет, я ничего никому не скажу. Меня итак убьют. Какая разница. Буду молчать.

Дверь резко открылась, и в камеру вошли двое боевиков. Они подняли меня за руки и потащили. Мешок уже не надевали. Видимо, скоро меня убьют. Либо я сама умру. Боль невыносимая. Меня посадили на стул и привязали. Я больше не сопротивлялась. Сил нет вообще. Организм истощён и обезвожен. Я не ела почти неделю, возможно больше. Иногда давали пить, но очень редко.

– Ты не надумала говорить? – спиной ко мне стоял Хамзат.

– Я ничего не знаю! Отпустите меня!

Он резко развернулся и ударил по лицу. Мне кажется, там уже не осталось ни миллиметра живого места.

– Скажи мне, кто заказал меня? И, возможно, я отпущу тебя!

– Я ничего не знаю! Оставьте меня в покое!

– Ты врёшь! – он почти вплотную приблизился ко мне – Если бы ты была обычной туристкой, ты бы не выдержала подобных пыток. Так что не ври мне! Ты наёмница! – он отошёл к столу, взял щипцы и снова посмотрел на меня. – Я спрашиваю в последний раз, на кого ты работаешь?

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и посмотрела на него.

– Я обычная туристка! Я ни на кого не работаю. Я приехала сделать фоторепортаж о стране.

– Ты не работаешь в журнале, София Фрошель! Такого человека вообще нет. За тебя даже не у кого просить выкуп!

– Я ничего не знаю! – я прокричала, вложив последние силы.

– Может быть, это поможет тебе вспомнить! – он схватил мою руку, другой боевик перехватил её и крепко сжал, а Хамзат, взял палец и щипцами зажал ноготь. Ужас сковал меня.

– Последний раз спрашиваю, – он зажал сильнее, а я зажмурилась в ожидании боли. – Ты сама напросилась!

Резкая боль во всей руке. Мой крик разлетелся по всей округе, сгоняя птиц с деревьев. Меня окатили холодной водой, приводя в чувство.

– Ну что, так и не вспомнила?

Я лишь слегка улыбнулась и, собрав оставшиеся силы, плюнула ему в лицо. За что получила очередную смачную пощёчину.

На левой руке были сдёрнуты три ногтя. Я молчала. Хамзата это стало раздражать. Он велел отвести меня, а напоследок сказал, что если я не начну говорить, то он передумает и «пустит» меня через сотню своих солдат.

Мне уже было всё равно. Пусть делают, что хотят. Единственное, что я хочу, так чтобы это поскорее закончилось. Я хочу умереть! Это всё, о чем я сейчас думаю. Боль невыносима. Терпеть нет сил. Жить? После всего этого жить не хочется. Психика уже нарушена! Мозг практически не соображает: я постоянно нахожусь в полуобморочном состоянии.

Меня закинули в тёмную и сырую камеру. Я осторожно подняла руку и, оторвав небольшой кусок ткани от футболки, замотала пальцы на левой руке. Пальцы дёргались от боли, а кровь не переставала капать. Я села на колени и прижала руку к груди. Сил не было даже заплакать.

Сколько я уже здесь? Неделя, две? Время проходит незаметно для меня. Мне кажется, что я нахожусь в плену уже целую вечность. И почему они так долго тянут? Разделались бы со мной поскорее! Пальцы на руке немного зажили, но опухли от грязи. Ко мне пару раз приходили, но не трогали, дали воды и черствого хлеба, который я проглотила в считанные секунды. Я пугалась каждого звука и вздрагивала от каждого шороха, ожидая, что вот-вот за мной придут и, как сказал Хамзат, «пустят по кругу». Это было самое страшное. Это то, после чего я, если и выживу, сама покончу с собой. Быть изнасилованной сотней солдат – это было выше моих сил. Я этого не переживу. У меня никогда не было мужчины. Я никогда об этом и не думала, но вот сейчас, в этот момент, я поняла, что возможно, никогда не испытаю те чувства, которые испытывает человек в жизни. Страсть, счастье, любовь… Любовь? Что значит любить и быть любимой? Что это значит? Мне никогда этого не узнать! Никогда!

Дверь заскрипела – и моё сердце оборвалось. Вот этот момент и настал. Сейчас они сделают это со мной!

Меня в очередной раз схватили под руки. Я шла, едва перебирая ногами. В голове бессвязно мелькали разные мысли. Меня завели в комнату. Руки связали кожаным ремнём и пристегнули к кольцам, подвешенным к потолку, заставляя меня встать на носочки. В стороне я увидела боевика, сыпавшего соль в ведро с водой. Я нервно сглотнула и даже боялась подумать, что со мной могут сделать. В дверь зашли ещё двое боевиков, у одного в руках был кнут. Грубые мужские руки сорвали одежду, оставив меня обнажённой до талии. Страх отнял способность говорить, думать.

– Я спрашиваю тебя последний раз, София Фрошель. Кто тебя нанял? У меня много врагов, София! Скажи мне кто, и я отпущу тебя. Рассел? Али Бакран? Петров? Кто, чёрт тебя побери! – Хамзат потянул меня за волосы, подойдя сзади, запрокидывая мою голову.

Кажется, независимо от меня, откуда-то изнутри, прохрипел мой голос:

– Шакалы! Изверги! Я вам ничего не скажу!

Он резко отпустил волосы и махнул своему боевику.

Тот быстро смочил плеть в солёной воде и, подойдя ко мне, поднял кнут. Я затаила дыхание и зажмурила глаза в ожидании удара. Послышалось мягкое шипение. Я вздрогнула скорее от удивления, нежели от боли. Единственный звук, который я издала, это было моё тяжелое дыхание.

Хамзат засмеялся.

Громкий свист разорвал воздух, и жало кнута обвилось вокруг моих рёбер… Из глаз посыпались искры. Кнут снова и снова обжигал кожу. Раны стали лопаться и расползаться – из них закапала кровь. Я извивалась, пытаясь освободиться. Но кнут бил сильнее и сильнее. Наконец я обмякла и перестала сопротивляться. Сил не хватало даже на то, чтобы кричать. Боль. Невыносимая, ужасная, нестерпимая, адская. В глазах сверкали искры после каждого удара. Я невольно всхлипнула. Откуда-то из глубины сознания я услышала, как Хамзат приблизился к моему лицу и спросил:

– Ты будешь говорить, чёртова сука?

– Гори в аду, шакал! – еле прошептала я и скорчилась от боли, проваливаясь в кромешную тьму.

Холодная вода, вернувшая меня в чувство, смыла соль со спины. Жутко щипало, жгло, всё болело. Вся спина была сплошным кровавым месивом.

– Мне надоело с тобой возиться! – закричал Хамзат, ударив ногой ведро с водой. Глаза его были переполнены яростью, горели огнём. Он схватил толстую палку и ударил меня сначала в живот, а потом изо всей силы ударил по ногам, отчего я затряслась. Слёзы непроизвольно лились по щекам. Господи, молю, пусть всё это закончится сейчас. Я не могу больше терпеть. Я хочу умереть!