Дарья Донцова - За всеми зайцами

– Луизонька, – зашептала я со слезами на глазах, – ты обязательно поправишься, поступишь в Академию художеств, а мы потом будем за безумные деньги покупать твои пейзажи. Потерпи немного, все пройдет, здесь чудесные врачи, новейшие лекарства, великолепный уход.

Я говорила и говорила, не веря собственным словам. Уж очень плохо выглядела девушка, краше в гроб кладут. Найти бы негодяя, который так изуродовал бедняжку. Вдруг я поняла, что Луиза пытается что-то сказать. Ее щеки напряглись, губы беззвучно зашевелились. Я прижалась ухом к ее лицу, пытаясь уловить звук.

– Дима, Дима, – шептала Луиза.

– Ты хочешь, чтобы сюда пришел Дима? – изумилась я.

Глаза Луизы наполнились слезами, она опять пошевелила губами:

– Дима, Дима.

– Я сейчас привезу его.

Девушка через силу, отрицательно покачала головой.

– Дима, Дима бил.

Я оторопела от ужаса. Нет, наверное, что-то не так поняла. Или у несчастной от побоев помутился рассудок.

– Ты хочешь сказать, что это Дима так тебя изуродовал?

Луиза с неожиданной силой закивала головой:

– Дима, Дима.

– Луизонька, может, ты перепутала? Полиция говорит, что напали сзади. Ты не могла видеть разбойника, да и Диме незачем тебя избивать!

Слезы потекли по лицу девушки.

– Дима, Дима бил, видела Диму, он бил ногами.

Больная пришла в сильное возбуждение, стала метаться по кровати. Я вызвала сестру, и та моментально сделала укол. Через несколько минут Луиза заснула, держа меня за руку. Ее пальцы, холодные и влажные, никак не хотели разжиматься, когда я вытаскивала ладонь.

Врач, лечивший Луизу, молодой и чрезвычайно серьезный, сидел в ординаторской у компьютера.

– Мне хочется узнать о состоянии здоровья Луизы Роуэн.

Доктор повернулся на стуле.

– А вы кто?

– Близкая подруга. А что, после такой травмы может помутиться рассудок?

– Запросто. Черепно-мозговая травма – коварная вещь. Головные боли, тошнота, амнезия, носовое кровотечение, потеря слуха – вот далеко не полный перечень осложнений.

– А галлюцинации бывают? Может ей сейчас казаться, что она вспомнила имя нападавшего?

– Конечно, но я всегда предостерегаю полицейских, советую быть очень осторожными, допрашивая подобных потерпевших. Тем более что они, как правило, находятся под влиянием сильнодействующих лекарств. Сейчас ей кажется, что она все отлично вспомнила, однако чаще всего подобные больные заговариваются. Нет, я не стал бы полагаться на такого свидетеля. А что, ваша подруга называет какие-то имена? Полицейские просили записывать все, что она говорит.

– Да нет, бормочет ерунду, А какой диагноз, сумеет Луиза выкарабкаться? Ординатор развел руками:

– Я не Иисус Христос. Будем лечить, а там посмотрим. Сегодня в наших руках довольно мощные лекарства, хорошо еще, что не пришлось делать трепанацию черепа.

Расстроенная и уставшая, я вернулась домой вечером и застала домашних за ужином. На горячее подали кровяную колбасу с тушеными яблоками, и я внимательно следила, как Дима расправляется с сочной кожицей.

Пребывание в Париже явно пошло подкидышу на пользу. Его лицо приобрело спокойное, расслабленное выражение. Густые светлые волосы, подстриженные парикмахером, лежали красивой волной. Он больше не носил застиранную футболку и индийские джинсы. Этим довольно прохладным осенним вечером на нем была светло-бежевая рубашка от Гуччи, простые темно-синие "Левисы" и кожаные ботинки от Пазолини. Конечно, не самые дорогие вещи, но и не дешевые. К тому же от Димы одуряюще пахло духами Пако Рабана. Интересно, сколько ему платят в этой фирме? И где он берет деньги на всякие покупки?

Ни я, ни Наташка последнее время не давали ему ни копейки. Может, Аркадий спонсирует прижившегося оболтуса?

Дима оторвался от аппетитной колбасы и поглядел на меня.

– Послушай, а как долго продлится твоя стажировка? – спросила я, поймав его взгляд.

– Обещают еще полгода, а там посмотрим.

– И ты собираешься все это время жить у нас?

– А что, надоел?

– Да нет, просто подумала, вдруг тебе захочется снять жилье.

– Ну уж нет, – рассмеялся Дима, – я к вам привык, даже собак полюбил, да и денег мало платят, я еще хотел маме подарков привезти. Вы не волнуйтесь, скоро уеду, через год – точно.

И он смачно захрустел тостом. Ольга отодвинула тарелку и медленно вылезла из-за стола.

– Боже, как мне надоел живот. Аркашка обнял ее и повел наверх. Дима зевнул:

– Пойду лягу, устал.

Остались только я, Наташка и Оксанка.

– Видала, – рассмеялась Наташка, – он здесь еще год собирается жить.

– И мы с Денькой поселились у вас неизвестно на сколько, – вздохнула Оксанка.

– Вы – другое дело, – отрезала Наталья, – а Дима просто бесцеремонный нахал.

Поздно вечером, около полуночи, мне безумно захотелось есть. Поборовшись немного с голодом, я тихонько пошла на кухню. Погода испортилась окончательно, мелкий дождь сеял по крыше. Сегодня Софи включила отопление, и приятное тепло растекалось по коридору, только из-под дверей Диминой комнаты несло могильным холодом. В тишине слышалось поскрипывание. Ветер дунул сильней, что-то резко стукнуло, раздался звон разбитого стекла.

Окно… Дима заснул с открытым окном, и вот теперь оно разбилось. Я постучала в дверь.

– Дима, проснись.

Нет ответа. Постучала сильней, опять безрезультатно. Что там случилось? Вдруг ему плохо. Дверь, запертая на ключ изнутри, не открывалась, подкидыш не отвечал. Встревоженная, я надела джинсы, свитер и вышла в сад. Сбоку стояла большая садовая лестница. Я пододвинула ее к окну. Влезу через разбитое стекло и посмотрю, что случилось.

Мокрые ступеньки скользили под ногами, пока я карабкалась вверх, противный дождь заливался за воротник, ветер задувал под свитер. Окончательно промокнув и замерзнув, я ввалилась в Димину спальню. Кровать стояла пустой. В робком свете ночника комната казалась огромной, но Димы нигде не было. Ни в ванной, ни в туалете. А дверь оказалась запертой на задвижку. Значит, он, поужинав, поднялся наверх. До этого подставил к окну лестницу и, когда все заснули, спустился вниз. Отодвинул лестницу и отправился по своим таинственным делам.

Здорово придумано. Все уверены, что он спит. Интересно, часто он проделывает подобные штуки? И куда ходит по ночам, может, любовницу завел? Я вылезла назад в окно, спустилась и поставила лестницу на место. Не стану никому рассказывать об открытии, лучше послежу за ним и выясню все сама.

Утром, около девяти, беглец как ни в чем не бывало, зевая, пил кофе с круассанами.

– Не выспался, – фальшиво посочувствовала я.

Дима кивнул с набитым ртом.

– Ну и жуткая погода. Заснул с открытым окном, а оно ночью разбилось. Наверное, ветер рамой хлопнул.

– Ну и крепко же ты спишь!

– Устаю очень на работе, да и поднимаюсь ни свет ни заря.

– Восемь утра, разве это рано.

– Ну, кому как, а я всю жизнь ходил на службу к одиннадцати.

Я внимательно поглядела на парня. Надо узнать, чем он занимается на работе и сколько получает в месяц.

Вытянуть из Димы название фирмы, пригласившей его на стажировку, оказалось невозможным. Он ловко уходил от расспросов. Два раза я предлагала подвезти его до места, но каждый раз подкидыш вылезал на бульваре Распай и исчезал в толпе, как привидение. Проследить за ним я тоже не могла, слишком велик риск быть обнаруженной.

Через несколько дней бесплодных попыток меня вдруг осенило, и, купив газету бесплатных объявлений, я тут же нашла адрес частного детективного агентства.

Симпатичная молодая брюнетка внимательно выслушала меня, мило улыбаясь. Потом деловым тоном сообщила, что ее зовут Мадлен, что проследить за Димой не составит труда и что надо оплатить не толко каждый день слежки, но и непредвиденные расходы.

– Такси, на котором будут ехать мои люди, разнообразные взятки – за ваш счет, – втолковывала Мадлен.

Мы договорились пока на неделю. И ровно через семь дней я получила озадачивающий отчет.

Итак, в понедельник объект высадился в 9 утра на бульваре Распай. Сначала бесцельно бродил по улице, в 11 выпил кофе с булочками. В 12 отправился в кино, где просидел до 15. Затем со вкусом пообедал в дорогом ресторане и отправился домой. Вторник, как две капли воды, походил на понедельник, в среду Дима вместо кино направился на выставку древних монет, а в четверг любовался аквариумными рыбками, в пятницу опять пошел в кино.

Выходило, что он вообще не работает, а дурит всем голову, регулярно уходя на "службу". Мадлен удалось узнать, что приглашение для въезда во Францию послал Диме Вацлав Новицкий, француз польского происхождения,

– Очень скользкий тип, – морщилась Мадлен, рассказывая подробности. – Вацлав приехал во Францию около 30 лет назад, как жертва репрессий. Рассказывал всем, будто протестовал против ввода советских войск в Чехословакию и оказался за решеткой.