Мишель Креспи - Охотники за головами

– Святой Петр – американец?

– Естественно. В данный момент Бог – американец.

Эта бессвязная, почти безумная речь была единственным признаком его волнения. Внешне Шарриак выглядел невозмутимым. Я бросил взгляд на озеро, грозящее поглотить все мои надежды.

– Остается выбор, – заметил я. – Что будем делать? Потрошить друг друга?

– А что еще?

– Предлагаю вот что: собираем всех, вводим в курс дела и решаем все вместе.

– Совет… Это уже устарело, знаешь ли…

– Нет, просто все объясним. Начинаем с нуля. Иначе все пойдет вразнос. Мы потеряем контроль.

Он подумал:

– Да… Пожалуй…

– В десять часов в рабочей комнате?

Шарриак неохотно согласился. Я был почти уверен, что он не придет.

Я вернулся к своей команде и рассказал обо всем без утайки. Мэрилин среди нас не было. Брижит Обер дала ей полную характеристику, назвав ее гадюкой и другими, еще более неприятными словами.

– Вот видишь, – упрекнул меня Мастрони, – мы с самого начала действовали неправильно. Я был против. Надо было играть по правилам.

– Не огорчайся, Мэрилин уже отметила, что ты возражал. Сейчас ее нет, так что зря стараешься. На твоей карточке будет написано «послушная собачка», успокойся.

– Бесполезно нападать на нее, – сказал Хирш. – Я понимаю, что на тебя давят, но подумай о своей команде.

Он был прав. Я начинал трещать по всем швам. Надо взять себя в руки. Я хлопнул Мастрони по ладони, как это делают подростки.

– Извини… Ты не сердишься на меня?

– Нет, я сам виноват, – великодушно ответил он.

– Лады. А как дела с дисками?

– Все в порядке, – ответил Хирш. – Вот с переводом – умора. Тип, у которого копирайт, хотел сам перевести, он боялся, что будут неточности. А такое случается. Читаешь, бывало, инструкцию к какой-нибудь штуковине и ничего не понимаешь… Сплошные ляпы. В общем, если здесь какое-либо слово не будет переведено точно, у нас возникнут юридические проблемы. Я заставил опытного эксперта нотариально заверить перевод. Мы уже запустили диски в продажу, Брижит занялась рекламой. Хорошо бы это пошло, потому что с крючками у нас ничего не получится…

– Есть идея, – вмешался Мастрони. – Можно устроить что-то вроде аквапарка, куда люди ходили бы рыбачить после закрытия сезона. Я посмотрю, разрешено ли это законом. Заодно там соорудили бы ресторан, отель…

Хирш засмеялся:

– «Диснейленд» для рыбаков… Недурно. Но нужна куча бабок, а?

– Ну, как и для дисков. Заинтересуйте кого-нибудь. Уверен, что уже есть рынок…

– Рискованная затея… Все эти парки – дело семейное. Я хочу сказать, что дети полгода проводят дома, школа закрыта, и не знаешь, чем их занять. Тогда начинаешь думать, куда бы их сводить. Если устроить что-нибудь, но детям это не понравится, то ничего не выйдет. Если дети примут – все получится. В противном случае – ты банкрот.

– А я имел в виду пенсионеров, – заявил Мастрони. – Детишек у них нет, а пенсионеров становится все больше и больше, и они скучают. Им бы понравилось порыбачить, разве нет? Сил на это немного надо…

– Тогда следует подумать и об их женах. А они, как правило, равнодушны к рыбалке. Поработай над этим. А кто принесет нам кофе, если уж нет Мэрилин?

Брижит Обер недобро посмотрела на меня:

– На меня не рассчитывайте! Женщина-вещь, которая обслуживает своего господина, – это не по мне…

– Вот еще, женщина-вещь! – возмутился Хирш. – Черт побери, вы и так захватываете вожжи, три четверти американских денег принадлежит женщинам, и у вас хватает наглости говорить нам о женщинах-вещах!

Я издал рычание, озадачившее всех.

– У-у-у-фф! Здесь не кафе! Мы учимся! Поспорите в другой раз…

Около десяти часов утра мы отправились на второй этаж. Команда Лоранс уже была на месте, сгрудившись у окна. Эль-Фатави засмеялся и, подвинувшись, указал мне на пристань. Там, рядом с итальянцем-перевозчиком, стояла Мэрилин с чемоданчиком в руке. В лодке были навалены другие чемоданы. К ней семенил Леруа. Нам не было слышно, о чем они говорили, но сцена походила на смешной немой фильм.

– Быстро же они заметают следы, – заметила Лоранс.

В этот раз на ней был желто-синий ансамбль, веселенький и броский. Очень широкие брюки закрывали лодыжки. Мелькнула мысль, что я никогда не видел ее в короткой юбке. Возможно, икры ног у нее были толстоваты, и она старательно прятала их. Очевидно, Лоранс хорошо отдохнула вечером или обновила макияж: на ее покрытом легким загаром лице не было ни единой морщинки.

Полюбовавшись немного сценкой на берегу озера, которая у всех вызвала победоносные улыбки, я взглянул на часы:

– Десять минут одиннадцатого. Шарриак не придет.

– Ну и ладно, обойдемся без него, – фыркнула Лоранс.

Внизу Моран волочил по гравию аллеи здоровенную корзину. Итальянец запустил мотор и теперь суетился возле троса, пытаясь его распутать. Эль-Фатави прощально помахал рукой, но его не увидели.

– Во всяком случае, – заметила Брижит, указав большим пальцем на окно, – уже тремя меньше.

– Это не считается, – тихо сказал я. – Нас никогда не было шестнадцать.

Ее верхняя губа задорно вздернулась, открыв зубы, – ну прямо белочка, грызущая орех. Когда ей было лет десять, кто-то, видимо, находил эту гримаску очаровательной.

– Правильно. Тринадцать. Несчастливое число, верно?

Не ответив, я пригласил всех сесть. Заседание оказалось абсолютно бесполезным, – из тех, что меня так раздражали еще на старой работе, когда там начинали увлекаться собраниями. Все знали, о чем будут говорить, каждая фраза была заранее известна. Ораторы старательно произносили свои тексты, словно актеры в театре. Брижит Обер была язвительной, Мастрони скрупулезным, Хирш немногословным, эль-Фатави эмоциональным, Шаламон недалеким. Никто не вышел за рамки своего характера, не сказал ничего нового, не дал информацию к размышлению. Задумчивая Лоранс не произнесла и пяти слов. После впустую потраченного часа мы единодушно решили: придется продолжать работать, как будто ничего не произошло. У дель Рьеко на руках все козыри, нам с ним не сладить. Восторженные вечерние иллюзии лопнули, как мыльный пузырь, оставив нас глубоко разочарованными.

Мы нехотя разошлись по своим рабочим кабинетам. Хирш просмотрел электронную почту. Новости были неутешительными.

Шарриак избрал другой угол атаки. Теперь он наступал на трех фронтах. С одной стороны, он предложил новую скидку для ряда супермаркетов при условии увеличения поставок – начиналась коммерческая война. С другой стороны, Шарриак продолжал наступать на наш капитал. Он внес предложение о покупке наших акций, утверждая, что группой легче поднять норму прибыли. По мнению хозяина игры, кое-кто клевал на такой довод, обещающий прибавку в десять-двенадцать процентов к акционерному капиталу: этого явно недостаточно, чтобы реально угрожать нам. Особенно Шарриак наступал на юридическом фронте. По его наущению, вероятнее всего, один клиент, якобы поранивший нашим крючком какую-то девочку, затеял против нас судебный процесс, требуя возмещения ущерба на колоссальную сумму и призывая другие жертвы объединиться в ассоциацию.

– Всегда так, – заворчал Хирш, – стоит кому-нибудь вывихнуть лодыжку, и он сразу начинает думать, кому бы предъявить иск. Миллион исков в год. Если ты делаешь метлы, теперь надо прикреплять к ним таблички: «Осторожно! Не засовывать в задницу», – а иначе клиент будет звать полицию и орать, что его не предупредили об опасности.

– Это уж слишком! – бушевал Мастрони. – Рыболовный крючок предназначен для того, чтобы проколоть губу рыбы. А если вместо рыбы подсекают девочку, спутав ее с форелью, значит, ей им прокололи губу, и тут никуда не денешься!

– Точно, – подтвердил Хирш, – но дело-то будет разбираться судьей, который рыболовного крючка никогда не видел. Ему предоставят фотографии изуродованной девочки, письменные заключения экспертов с описанием ужасных ран – и приговор тебе обеспечен. Пришла американская мода. Пукнешь – и на тебе, уже судебный процесс. А адвокаты набивают себе карманы. Так что отнеситесь к этому очень серьезно. Тот субъект со своей тяжбой может принести нам гигантские убытки, а судья приговорит нас к выплате умопомрачительной суммы. Возьми СПИД, к примеру, – выплачено уже четыре миллиарда, и об этом ни слова. Нет, вот увидишь, правосудие нас доконает.

– Можно и так сказать.

– Да, если хочешь. Когда все прошляпил, остается юстиция. Постой-ка, еще не все, пришло новое сообщение… Теперь он набросился на наш устав. Говорит, что устав нашего акционерного общества идет вразрез с законом, и нас следует распустить.

Так вот что изучал Шарриак, когда я приходил к нему, и что он небрежно засунул под бумаги. Он – юрист, а я нет. Может быть, и не было ничего серьезного в мотивировках, которыми он нас завалил, но его козни отнимут у нас уйму времени. А если и пресса подключится, что не замедлит произойти, то забеспокоятся наши клиенты или наши акционеры.