Роберт Кормер - После первой смерти

  Мы пожали друг другу руки, Бен – ты и я, хотя мне нужно было воздерживаться от любого рукопожатия, от любых личностных и родственных эмоций. Я вошел в здание. Они подумали, что лучше всего, если я не увижу твой долгий и уязвимый путь на мост. Я сел около трансляции связи и старался воздерживаться от некоторых мыслей, но я знал, что не смогу заставить себя не слышать. И я также знал, что скоро я буду слышать твой голос из фургона.

  «Коммуникации Установлены».

  Сообщение подразумевало, что мы сумели устанавливать линию связи с фургоном без ведома Арткина. Один из бойцов спецподразделений, обученный для работы в антитеррористических операциях, поднялся по опоре моста и установил подслушивающее устройство, приёмник которого находился в штабе. Это было очень сложное устройство, разработанное для военной разведки. Боец работал кропотливо, лёжа под самим фургоном, под покровом темноты, что вероятно было бы не возможно, если бы не было пространства между шпалами, чтобы иметь доступ к днищу фургона. Подслушивающее устройство принимало и передавало в эфир все звуки, издаваемые внутри фургона, которые прослушивались на мониторе в нашем штабе.

  Я ждал, когда ты пересечёшь пешком край ущелья к въезду на мост. Ты теперь был частью операции, частью успеха или неудачи. Я не хотел, чтобы это была неудача. Я меньше всего боялся добровольно стать быть одним из козлов отпущения, если мы потерпим неудачу. Худшее, чего я опасался, был ты, Бен. Когда ты входил на мост, я вообразил себе, как ты туда пришёл. В здании, в котором я сидел, была мёртвая тишина, которая вдруг могла взорваться криками. Твоими криками.

  Я всё ещё слышу эти крики, даже здесь в этой комнате много времени спустя. Крики, ставшие такой значительной частью тебя и меня. Крики, которые никогда не прекращаются.

  Я, конечно же, знаю, куда ты ушёл, выйдя из этой комнаты.

  Я сказал прежде, что я знаю тебя лучше, чем кого-либо ещё, и я должен был понять, что ты пытался сбить меня со следа, когда ты написал на одном из этих листов, что ты не пойдёшь на Бриммлер-Бридж, пока я не вернусь в комнату.

  И ты ушёл.

  И я должен уйти.

  Пока ещё не поздно.

  А, может, уже слишком поздно, Бен?

  Подросток был голым. Первым делом Миро должен был наблюдать за происходящим по сторонам. Подросток выглядел настолько жалко, несчастно и запуганно, что Миро даже не захотелось вторгаться в тайны его визита. Но вид этого подростка также вдруг очаровал Миро, он увидел в нём почти зеркальное отражение самого себя, за исключением того, на его теле почти не было ни волосинки, когда у Миро на груди образовался густой свитер чёрных кудрявых волос. Подросток старался не встречаться с Миро глазами. Но почему его руки были сложены крест на крест, закрывая его интимное место, расположенное между ног. И почему он был голым?

  Арткин сказал:

  - Для нас было бы важно его обыскать. Полностью, - это был добровольный ответ на незаданный Миро вопрос. - Но он гол, он ничего не может скрыть на себе. И он принес то, что нам нужно.

  Он вручил Миро серый гладкий камень размером с яйцо. Миро протёр его большим пальцем. Это был камень с его родины. Видел ли он когда-нибудь это место, казавшееся таким далёким от этого моста, фургона?

  - Теперь мы знаем, что они говорят нам правду, - сказал Арткин. - Седат в их руках. Но у нас всё ещё есть дети. И этот мальчик, - он повернулся к подростку. - Оденься, - он бросил в подростка его одежду, тот весь аж светился от неопрятной бледноты своего нагого тела. Подросток также не поспешил отреагировать, и его одежда кучей рассыпалась по полу.

  Пока подросток одевался, натягивая на себя одежду суетливо-неуклюжими руками, стараясь не видеть его, Миро внимательно наблюдал за Арткиным. Седата схватили. Теперь всем командовал Арткин, а Арткин любил действовать. Произойдёт ли что-нибудь, наконец? Но лицо Арткина не говорило ему ни о чём. Арткин просто наблюдал за тем, как одевается этот подросток, будто процесс одевания его чем-то пленил. Миро пристально наблюдал за ним. Он наблюдал и старался не терять бдительности. Арткин вызвал его, оставив с девушкой и детьми Стролла. Лучшее, что он мог бы сделать этим утром для Арткина, так это не терять бдительности.

  Наконец, этот подросток уже был одет. Его выдох повторялся маленькими острыми взрывами, будто перед этим он бежал долго и без остановки. Его руки дёргались и дрожали. Миро определил, что этот подросток был младше его на год или два, и он, конечно, помнил, как сам выглядел пару лет тому назад.

  - Теперь, - сказал Арткин, став перед подростком. - Я тебя кое о чём спрошу. И оттого, как ты ответишь, зависит, останешься ты в живых или нет. Ты понимаешь? Ты должен говорить правду и делать это быстро.

  Подросток кивнул, очевидно, испугавшись. Ужас в людских глазах всегда очаровывал Миро, и он с нетерпением ждал, когда Арткин начнёт задавать ему вопросы. Ведь ещё до того Арткин сказал ему, что отобранный им подросток будет примерно его возраста, он доставит камень как доказательство того, что Седат схвачен, и любопытство и интерес Миро усилились. Но почему подросток? Потому что, как Арткин ему объяснил, он предпочёл кого-нибудь из непрофессионалов. Когда голос генерала в мониторе сказал, что он предпочитает послать своего собственного сына, как жест доброй воли, чтобы ускорить завершение операции, сократив время, отводимое на торг, то это заинтриговало Арткина. Сын самого генерала? Обычно, кто-либо, становясь посыльным в такой ситуации, сам тут же становится заложником, фигурой, которой жертвуют в процессе игры. Обе стороны играли друг с другом. Это была игра, в которой стороны не имели серьёзных преимуществ друг перед другом. Баланс сил был почти совершенным. Но, возможно, сам генерал в эту игру и не играл. Возможно, ему действительно хотелось заключить сделку, чтобы больше не рисковать жизнью детей. Возможно, смерть маленького мальчика в ответ на смерть Антибэ сослужила большую службу, чем месть. Чего вообще можно ожидать от американцев? Таким образом, он принял сына генерала как посыльного. И он сказал Миро: «Внимательно наблюдай за ним, слушай каждый его ответ. Он – где-то твоего возраста. Ты сможешь увидеть то, чего не увижу я».

  Но всё, что Миро мог увидеть в этот момент, теперь было лишь дрожью робкого подростка.

  - Скажи нам, - начал Арткин. - Являешься ли ты сыном одного тех генералов?

  - Да, - ответил подросток. - Мое имя – Бен Марченд. Мой отец – генерал Марк Марченд. - В его голосе появилась детская нотка. Голос был тонким и дрожащим, будто внутри него говорил маленький ребенок.

  - Скажи нам, что ты знаешь об этой ситуации в целом, и почему твой отец выбрал именно тебя, чтобы ты принёс нам этот камень, - голос Арткина был резким, требовательным и настойчивым, чтобы извлечь всю правду из этого напуганного подростка.

  - Отец вызвал меня к себе в кабинет. Мы живем на Форт Дельта. Он сказал, что людям на мосту необходимо доставить пакет. Он сказал, что это может сделать лишь тот, кому могут доверять обе стороны.

  - Допускал ли он, что когда ты попадёшь к нам в руки, то твоя жизнь будет подвергнута опасности?

  - Да, - ответил подросток, уже взяв себя в руки, и его внезапно возмужавший голос будто бы придал ему храбрости. - Он сказал, что это будет опасно, но риск того стоит. Он сказал, что искренне верит в успех переговоров.

  - И так, твой отец дал тебе пакет и послал тебя к нам, ничего при этом больше тебе не сказав.

  Подросток закачал головой:

  - Ничего.

  Арткин посмотрел на Миро, но тому нечего было сказать и нечего спросить.

  - Скажи мне, что ты обо всём этом знаешь – о происходящем?

  - Я знаю, что вы держите в автобусе детей в качестве заложников. Это было по радио и телевидению. Это – то, откуда я об этом знаю. Мой отец целый день был занят, на Дельте и здесь. Он лишь однажды пришел домой, чтобы убедиться в том, что я в порядке, и чтобы сказать мне, чтобы я не волновался. Поначалу они сильно волновались, потому что дети некоторых офицеров из Дельты похищены и находятся в этом автобусе. Он велел мне оставаться дома. Затем к нам прибыла охрана, чтобы наблюдать за домом.

  - И ты оставался дома, пока посреди ночи тебя не вызвал отец?

  Подросток кивнул, его подбородок слегка задрожал.

  - Что он тебе сказал ещё?

  Он закачал головой:

  - Ничего, - его глаза загорелись.

  Миро знал, что за этим последуют слёзы. Он чувствовал презрение к этому подростку. Он чувствовал презрение ко всем этим американским мальчишкам и девчонкам, ведущим эгоистичную, легкомысленную жизнь и думающим, что они настолько сильны и храбры, пока жизнь не сталкивает их с по-настоящему горькой правдой. И всё же Кет не плакала.

  - Твой отец сказал, что будет заключаться сделка, или будет нападение?