Моника Фет - Сборщик клубники

Во дворе за оградой были гараж и маленький пруд с бордюром, сложенным из декоративного камня. Каждый камешек был величиной с небольшую дыню. Отлично.

Он снова обошел вокруг дома, вернулся во двор, размахнулся и швырнул камень в стекло. Затем он увидел собаку.

Натаниел усмехнулся. Старая шавка. Неопасная, но досадная помеха. Он занес руку.

Вчера вечером завершилась полицейская операция по задержанию Похитителя цепочек, подозреваемого в совершении нескольких преступлений, который несколько недель терроризировал местное население.

Натаниел Т., сезонный рабочий, признался в убийстве Каролы Штайгер из Брёля и Симоны Редлеф из Хохенкирхена, а также в убийствах Мариеллы Наубер из Йевера и Николь Бергманн из Ауриха, совершенных им ранее.

По словам комиссара полиции Берта Мельцига, нельзя исключить, что против него будут выдвинуты новые обвинения. Мотивы предполагаемого преступника пока невыяснены. Информация, предшествующая аресту, поступила от подруги и соседки по квартире убитой Каролы Штайгер. Полицейские признательны ей за своевременный сигнал, позволивший предотвратить новое преступление».

Берт отложил газету и налил себе кофе. Затем сел за стол с дымящейся чашкой в руке, откинулся на спинку стула, а ноги задрал на стол. Он был очень измучен, но одновременно и доволен.

Когда он позвонил Имке, чтобы сообщить об аресте преступника, ему ответил мужской голос — уверенный, приветливый, твердый. Потом он позвонил ей на мобильный. Она была в квартире с Мерли. Узнав новости, она одновременно плакала и смеялась от облегчения. Итак, история закончилась, не успев начаться. И этого следовало ожидать.

Шеф расточал похвалы Берту и его команде. Вскоре его отношение должно было перемениться, поскольку Берт проболтался на пресс-конференции, что в поисках преступника им помогали посторонние лица. И этого тоже следовало ожидать.

Допив кофе, он позвонил домой.

— Привет, дорогая, — сказал он, — просто звоню узнать, как ты.

Ютта все еще спала. Мерли ходила по квартире на цыпочках. Самое большее, что она могла сейчас сделать для Ютты, — так это сторожить ее покой. У них еще будет время поговорить.

Бедняжка страшно измучилась. Она и говорить толком не могла, только плакала. Имке налила ей чаю, Мерли отрезала торта, но Ютта не хотела ни есть, ни пить. Тогда они промыли ее израненные ноги, переодели в пижаму и уложили в постель.

Мерли тихо открыла дверь в комнату Каро и вошла. Там она села за стол и огляделась. Все было как прежде, будто Каро вышла лишь на минутку.

— Его поймали, — вслух сказала Мерли, — больше он никому не причинит зла.

Когда-нибудь они, вероятно, сдадут ее комнату, но пока думать об этом было рано. Пусть Каро всегда будет жить в их сердцах, пока память о ней нуждалась в отдельной комнате для проживания.

У двери Ютты Мерли остановилась и прислушалась. Тихо. Ни звука. Ютта, похоже, крепко спит. Ей нужно отдохнуть. Времени у них полно.

Имке с трудом заставила себя уехать домой, а не то она всю ночь просидела бы у постели Ютты, сторожа ее сон. Признаться, ей не хотелось уезжать отсюда.

Но дома ее ждал Тило. Они наконец-то решили жить вместе. Он даже приготовил для нее ужин. Готовил он ужасно, но Имке не подала виду, когда среди ночи ела его липкие макароны с пересоленной мясной подливой.

— Знаешь, я тебя все-таки люблю, — немного погодя сказала она.

Но Тило не слышал. Он спал. Она погладила его по волосам, и тогда он заворочался, заворчал, протянул руку и обнял ее за талию. Имке лежала неподвижно и слушала его ровное дыхание.

Хайнц Кальбах тоже спал. Его жена сидела у окна, наблюдая за темными тенями в комнате. Пес лежал на своей подстилке, вылизывая лапы. Они оба не могли уснуть после пережитого. У Руди был порез выше глаза, у ее мужа — ссадины на подбородке, шее и руках.

Зато девочка была спасена.

Рита Кальбах улыбнулась в темноте. Она никогда не забудет, какое лицо было у мужа, когда он узнал, чья это дочь. Имке Тальхайм была его любимым писателем, и он прочитал все ее книги. Может быть, они станут героями ее следующего романа? Хотя вряд ли. Она не будет наживаться на истории, которая едва не обернулась для ее дочери трагедией.

Рита тихо встала и вышла из спальни, а пес за ней.

— Косточку, Руди?

Руди радостно завилял хвостом. Она пошла с ним на кухню. Руди сегодня точно заслужил дополнительное лакомство.

Натаниел лежал на спине со связанными руками.

Они вдруг выскочили отовсюду и бросились на него. Они кричали. Он отпустил старика и обернулся. Никто не смеет кричать на него, никто!

Собака снова вцепилась ему в ногу. Паршивая шавка. Он отшвырнул ее пинком через всю комнату.

Ютта сидела на диване, комкая у груди одеяло или что-то еще, и смотрела на него огромными, полными ужаса глазами.

Полицейские навалились, нацепили ему наручники и поволокли прочь, крепко держа под руки.

— Ютта, — успел крикнуть он, пока они тащили его через двор к машине, — не бойся меня!

Глупая собака бежала следом и грызла его за ноги, пока один из полицейских не подобрал ее и не отнес в дом.

— Ютта, Ютта, Ютта! — звал он.

Лес проглотил его крик, точно огромный темный зверь.

Проснувшись, я затосковала. Мне ничего не хотелось, не хотелось вставать и одеваться. Все болело — внутри и снаружи. В ушах стоял его крик, зовущий меня по имени.

Мерли, наверное, ждала под дверью, когда я проснусь, потому что она сразу вошла, уселась ко мне на кровать и спросила, сияя улыбкой:

— Есть хочешь?

Я замотала головой.

— Даже не хочешь попробовать моего супервишневого торта? Со взбитыми сливками?

Я заплакала.

— А ну-ка, подвинься.

Она легла рядом и обняла меня. Она ни о чем не спрашивала, и я была благодарна ей за это.

Я думала о Нате. Где он сейчас? Как он себя чувствует?

Он убил Каро. Он хотел убить меня. Почему же я не могу ненавидеть его?

Я его боялась, смертельно боялась. Но теперь, когда угроза миновала, я по-прежнему любила его.

— Все пройдет, — пробормотала Мерли, — вот увидишь, все пройдет.

Она имела в виду другое, но, по сути, была права. Все пройдет. Может быть. Когда-нибудь.

Госпел — жанр сольной евангелической песни северных афроамериканцев, получивший распространение в США в первой трети двадцатого столетия. (Примеч. ред.)