Мишель Креспи - Охотники за головами

Кровь стучала в висках, я пытался думать. Шарриак убил Хирша или в лучшем случае тяжело ранил его. Затем они должны были препираться. Может быть, он выстрелил и в дель Рьеко, или выстрел произошел, когда у него вырывали ружье. Во всяком случае, теперь дель Рьеко и все остальные знали, что виноваты не только мы. Если кто-нибудь был еще жив. Все обернулось бойней. Теперь я представлял, что можно чувствовать при виде уничтожаемого бурей векового леса – ужас, смешанный с недоумением.

Конечно, Шарриак мог придумать еще одно хитрое объяснение из области полицейского детектива: он якобы подумал, что Хирш обернулся, чтобы выхватить оружие... Но его положение стало намного сложнее.

Впрочем, и мое было не лучше. Так или иначе, он подстерегал меня. А я затаился, как крыса в норе. Если бы я попытался пересечь освещенный двор, шансов у меня не было бы никаких.

Освещенный... Вот это мысль... Я не спеша приложился к прицелу и выстрелил в фонарь. Я поразил мишень с первого раза. В лесу кто-то – без сомнения, это был Шарриак – испустил крик ярости, и еще одна пуля попала в стену слева от моей головы. Двор погрузился в непроницаемую тьму.

Я подобрал ружье бедняги Хирша, сел на корточки, медленно сосчитал до десяти и прыгнул.

Шарриак выстрелил в сторону шума, но меня там уже не было. Непонятным образом мои напряженные нервы на несколько секунд заглушили боль, дав мне возможность добежать до домика, а оттуда броситься в кусты. Я сел на землю, сжимая в руках ружье. Сломанные ребра предъявили запоздалый счет, согнув меня пополам. Тяжело дыша, я изо всех сил старался не шевелиться. Шарриак все еще был где-то там, а значит, и смерть.

Через некоторое время я услышал возню далеко справа. Минутой позже слабый лучик карманного фонарика прорезал ночь. Вновь пошел дождь, крупные тяжелые капли освежили меня. Луч пропал, снова появился, словно кто-то передавал послание азбукой Морзе. Может, так оно и было; я никогда не был бойскаутом. Но вероятнее всего, они ждали моего выстрела, чтобы засечь меня. Я не шелохнулся. Я уже начал вести себя профессионально, как боец морской пехоты во время операции, хотя это и не соответствовало моей специальности.

По моему молчанию они, должно быть, заключили, что я убежал в лес, и осмелели. Они не могли знать, что я здорово помят, я ведь не участвовал ни в стычке, ни в перестрелке.

Это Дельваль шел с электрическим фонариком. Шарриак держался в нескольких шагах от него. Из своего укрытия я прекрасно видел и слышал их. Дельваль обшарил лучом ангар.

– Его уже здесь нет...

– Я и не сомневался, – проскрипел Шарриак. – Посмотри пирамиду, там ружья...

– Пусто!

Шарриак грубо выругался. Когда Дельваль повернулся и осветил его, я увидел, что Шарриак волочит ногу. Никто из нас не был подготовлен к физическому насилию, и ни один удар не проходил бесследно. Это один из пробелов в их вопросниках.

Я не очень хорошо понимал, почему там оказался Дельваль. Он не был, как Пинетти, участником цепи событий, приведших к сложившейся ситуации, и его не напугало психическое состояние Шарриака. Конечно же, последний наплел ему сказок, в которых представил меня Синей Бородой. Должно быть, Дельваль полагал, что сумасшедшим был я. Это не обнадеживало: искренний человек действует очень решительно.

Пока Дельваль и Шарриак обследовали сарай, я предпринял попытку ползком обогнуть сарай. Грудная клетка болела меньше, щека сильнее, но она не мешала мне двигаться.

Я с горькой иронией убедился, что мы поменялись местами: теперь Шарриак с Дельвалем были в ангаре, а я – на лесной опушке. Когда Дельваль включил фонарик, я не смог удержаться от безобидной шутки: послал пулю выше его головы – я совершенно не собирался задеть этого славного парня. Он уронил фонарик и нырнул в сарай. До меня донесся крик: Дельваль наверняка налетел на трактор и набил себе здоровенную шишку. Глупо, конечно: этим я уж точно не привлеку его на свою сторону. Но в моем состоянии трудно отдавать отчет в своих действиях. Шарриак выругался.

У меня было десять спокойных минут, пока они будут гадать, подстерегаю я их или нет. Включенный фонарик, валявшийся на земле, освещал безжизненное тело Хирша. У меня сжалось сердце.

Быстро, насколько это было возможно, я проковылял к аллее, ведущей в гостиницу. Одного взгляда на пристань хватило, чтобы убедиться в отсутствии лодки. Либо ее прятали на ночь, либо кто-то пересек озеро, чтобы предупредить полицию, перевезти раненого, в страхе бежать... да какая разница. Если кто-то уже бежал, то, вероятнее всего, дель Рьеко. Уж он-то нашел предлог, чтобы укрыться от перестрелки.

Отрезав себе путь к отступлению, я крадучись продвигался к гостинице. Усилившийся дождь хлестал по лицу. За холмами грянул гром, и небо осветилось мертвенным светом.

Подъезд гостиницы выглядел таким же мирным, как и в первый день. Я осторожно заглянул внутрь: там было пусто и спокойно – и проскользнул в холл. Бар был погружен во тьму. Маленькая лампочка освещала нижние ступени лестницы. Я тихо пересек холл и вошел в зал ресторана.

Лоранс сидела на корточках подле тела Пинетти. Она подняла голову, вытаращила глаза и испуганно подняла руку. Я приподнял ствол карабина.

– Тихо, Лоранс...

Лоранс отшатнулась, едва не потеряв равновесие, но сразу выпрямилась. Она смотрела на меня с недоверием, страхом и любопытством.

– Вам ничто не грозит, – прошептал я. – Вы мне не враг.

В зале горели только два бра, в разных концах. В этом приглушенном свете я еле различал ее лицо, но не спускал с него глаз. Я еще не знал, исходила ли от нее угроза.

Я указал на лежащее тело, покрытое шотландским пледом:

– Пинетти, он...

– Нет. Пуля попала в плечо. Но его следует побыстрее отправить в больницу, он теряет много крови.

– Они убили Хирша.

– Знаю, я видела. Я там была. Шарриак сказал, что он доставал оружие. Зачем вы это сделали?

И вдруг страшная усталость надавила на затылок. Положив оба ружья на стол, я тяжело опустился на стул.

– Я ничего не сделал, Лоранс... долго рассказывать... Я совсем этого не хотел...

– Но теперь это случилось, – отрезала она. – Вы ранены?

Я очень осторожно пощупал щеку:

– Думаю, да. Скула. Наверное, перелом. Да еще и ребра...

– Где Шарриак?

– Не знаю. Может, все еще в сарае.

Мне было трудно говорить, каждое движение челюсти болью отзывалось в правой стороне лица.

– Какое-то безумие, – недоумевала Лоранс. – Сумасшествие. Почему вам вздумалось убивать друг друга?

– Запрограммировано с самого начала, – с трудом выговорил я. – Если кто-то отказывается проигрывать, другого выхода нет. Мы оба не могли позволить себе проиграть.

– Но существуют же границы, – возразила она. – Я ведь не дошла до такого...

– Нет больше границ. Сами увидите: их нет уже лет десять. Прошу вас, не заставляйте меня говорить...

– Дайте-ка я взгляну...

Лоранс ощупала мою грудь, вызвав жалобные стоны, и поставила диагноз:

– Сломаны три ребра. И возможно, трещины на одном или двух. Поврежден межреберный хрящ.

– Вы врач?

– Когда-то я была медсестрой, – ответила она, приступая к моему лицу.

В этот раз я почти взвыл от боли.

– Ну, ну... Не уверена, что есть перелом... Но имеется гематома, как бы сказать... Когда они будут вас фотографировать для судебного опознания, подставляйте левый профиль. Правый уже ни на что не похож...

Судебное опознание... Мне это и в голову не приходило. Здесь, на этом острове, исхлестанном ветрами, различные учреждения представлялись абстракцией. Я встряхнулся.

– Где дель Рьеко?

Она неопределенно махнула рукой:

– Понятия не имею. Он хотел пойти в свой домик но не решился к нему приблизиться. Похоже, началась гражданская война...

– Ну уж... Пригород в субботу вечером не хуже...

Я старался говорить одними губами, не двигая подбородком. Если не спешить, то это хорошо получается. Не подумать ли мне о карьере чревовещателя?

Мне показалось, что послышался шум снаружи. Шарриак все еще был там, рыскал. А я на время о нем позабыл.

Я встал, взял свои ружья. Я страшно устал. Но подобное я уже пережил – когда дело закрутилось и нужно отладить детали, а сил уже нет, но знаешь, что нужно все довести до конца, чего бы это ни стоило.

Испуг вновь появился в глазах Лоранс.

– Что вы собираетесь делать?

– Рассчитаться с Шарриаком. А вы хотели, чтобы я уснул на вашей груди?

Легкая улыбка скользнула по ее губам. Лоранс прочитала в моих глазах сильное желание бросить все, поменять грозу и кровь на капельку нежности.

– Так было бы лучше... Если бы вы прекратили этот абсурд.

У меня не было на это права. Я просто не мог снова стать проигравшим и признать себя побежденным. Теперь уж нет. Я застенчиво протянул руку и погладил ее шею.

– Не могу, Лоранс. Сейчас – либо он, либо я. Дель Рьеко забился в нору, нет больше арбитра.

– Вся его команда с ним, вы знаете? Они считают вас чудовищем из фильмов ужасов. Они объединились.