Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом

— А что теперь?

— Мы ждем остальных. Должны показаться один или два. И тоща все будет кончено. Боюсь, что и им, и вам придется расстаться с жизнью. И Вашингтон получит свою «Омегу» и, может быть, полевой агент по имени Фассет получит очередную благодарность в приказе. И не исключено, что в один прекрасный день они сделают меня начальником оперативного отдела.

— Вы предатель, — рядом с правой рукой лежала густая тень, в которой пальцы что-то нащупали. Это был отломанный кусок доски пола, фута два длиной и с дюйм шириной. Неловко, морщась от боли, он сел, незаметно подтянув его поближе к себе.

— С моей точки зрения — ни в коем случае. Можно считать меня отступником. Но не предателем. Но давайте не будем углубляться в эту тему. Вы не можете ни понять, ни принять другую точку зрения. А вот я считаю, что предатели вы. Все вы. И если посмотреть…

Таннер размахнулся куском дерева и изо всех оставшихся сил ударил по забинтованной ноге. Кровь тут же пропитала повязку. Приподнявшись, он ударил головой Фассета в пах, тщетно стараясь перехватить его руку с пистолетом. Фассет яростно вскрикнул. Правой рукой Таннер схватил кисть агента, но левая рука, обмякшая, безвольно висела вдоль туловища. Рывком он прижал Фассета к стене и вдавил пятку в раненую ногу Фассета, снова и снова нанося удар по ней.

Таннеру наконец удалось вырвать пистолет, но он упал на пол и отлетел к дверям, где и остался лежать в полоске света. Сдавленный стон Фассета, который, скорчившись, сполз вдоль стены, нарушил мертвенную тишину здания.

Кинувшись за пистолетом, Джон успел схватить его. Все тело кричало от боли, когда он приподнялся, а по руке струилась кровь.

Фассет был почти без сознания, он судорожно втягивал в себя воздух. Таннер хотел, чтобы он остался в живых, потому что ему нужна была живая «Омега». Он вспомнил о подвале, об Элис и детях, прижимавшихся к стене, и, тщательно прицелившись, дважды выстрелил — один раз в кашу крови и плоти, что представляла собой рана Фассета, а другим выстрелом раздробил ему коленную чашечку.

Обессилев, он прислонился к дверному косяку, придерживаясь за него. Морщась от боли, посмотрел на часы: два тридцать семь. Прошло семь минут после времени, назначенного для свидания с «Омегой».

Никто больше не появлялся. Один из «Омеги» корчится на полу в здании вокзала. Другой лежит в высокой мокрой траве за стоянкой для машин.

Он попытался прикинуть, кто бы это мог быть?

Тремьян?

Кардоне?

Остерман?

Оторвав часть рукава, Таннер попытался перетянуть рану на руке. Хоть бы остановить кровотечение, пусть немного. Тогда он сможет добраться через старую стоянку до прожектора, который разбил выстрелом.

Но ничего не вышло и, потеряв равновесие, он упал на пол спиной. Он не в лучшем состоянии, чем Фассет. Обе их жизни угаснут тут. В старом здании вокзала.

Издалека доносилось какое-то завывание — Таннер уже не мог понять — то ли это игра воображения, то ли реальность. На самом деле! Звук нарастал.

Сирена. И теперь он услышал шум двигателей. Скрип тормозов на гравии и шага по мокрой грязи.

Таннер приподнялся, опираясь на локоть. Изо всех сил он пытался встать — хотя бы на колени: хватит и этого. Тогда он сможет ползти. Ползти к дверям.

Лучи фар скользнули через проем по осыпавшейся штукатурке. Затем раздался голос, усиленный мегафоном:

— Это полиция! Здесь же федеральные власти! Если у вас есть оружие, выкиньте его через дверь и выходите с поднятыми руками… Если вы взяли Таннера в заложники, немедленно освободите его! Вы окружены. Скрыться вам не удастся!

Таннер пытался издать какой-то звук, подползая к дверям. Снова раздался тот же голос:

— Мы повторяем. Выбросьте оружие…

Таннер услышал еще чей-то, голос помимо того, что говорил в мегафон:

— Сюда! Направьте сюда свет! К этой машине! Вот сюда в траву!

Кто-то из прибывших нашел того, другого, из «Омеги».

— Таннер! Джон Таннер! Вы внутри?

Таннер дополз до порога и перевалился через него, закрыв глаза от яркого света прожектора.

— Вот он! Боже, вы только посмотрите на него!

Таннер дернулся вперед. Подбежавший Дженкинс успел поддержать его.

— Вы пришли в себя, мистер Таннер. Мы перевязали вас как могли. Хватит до прибытия скорой помощи. Посмотрим, можете ли вы передвигаться, — Дженкинс придержал Таннера за пояс и помог подняться на ноги.

Двое полицейских выносили Фассета.

— Это он… Это «Омега».

— Мы знаем. Вы просто потрясающий человек. Вы сделали то, что никому не удалось за пять лет работы. Вы передали нам в руки «Омегу».

— Там есть кто-то еще. Вон там… Фассет сказал, что там кто-то раненый…

— Мы нашли его. Он мертв. Он остался на месте. Хотите подойти и посмотреть, кто это? Когда-нибудь будете рассказывать своим внукам.

Таннер посмотрел на Дженкинса и, помолчав, ответил:

— Да. Да, я хотел бы. Думаю, что я уже знаю.

Двое мужчин прошли сквозь высокую траву. Таннер испытывал и возбуждение, и отвращение перед минутой, когда он увидит второе лицо «Омеги». Он надеялся, что Дженкинс его понимает. Он пришел к этому выводу на оснований своих собственных наблюдений, а не получил из вторых рук. Он должен быть свидетелем, который поведает об ужасной стороне деятельности «Омеги».

О предательстве, любви и преданности.

Дик. Джой. Берни.

Несколько человек уже обследовали черную машину с выбитыми фарами. Рядом с дверцей ничком лежал чей-то труп. Несмотря на темноту, Таннер разглядел крупное тело.

Дженкинс включил фонарик и перевернул мертвеца лицом вверх. Луч упал на его лицо.

Таннер застыл на месте.

Загадочным мертвецом, лежавшим на траве, был капитан Альберт Маккалиф.

С края стоянки подошел переговорить с Дженкинсом полицейский:

— Они хотят подъехать.

— Почему бы и нет. Они тут живут. Тут все проверено, и им ничего не угрожает, — Дженкинс не пытался скрыть презрения в голосе.

— Сюда! — крикнул Макдермотт нескольким фигурам стоявшим в тени по другую сторону стоянки.

Таннер видел, как к ним медленно и неохотно двинулись три высокие фигуры.

Берни Остерман, Джой Кардоне, Дик Тремьян.

С помощью Дженкинса он приподнялся с травы, сделав шаг от трупа члена «Омеги». Четверо друзей стояли лицом к лицу и никто не знал, что сказать.

— Идемте, — сказал Таннер Дженкинсу — Прошу прощения, джентльмены.

Воскресный день в Сэддл-Уолли, Нью-Джерси. Две патрульные машины как обычно разъезжали по поселку, полицейские улыбались детишкам и приветственно махали руками обитателям домов, занятым своими воскресными хлопотами. Небольшие пикапчики иностранного производства и большие сверкающие лимузины загружались клюшками для гольфа и теннисными ракетками. Ярко сияло солнце, листья, промытые недавним дождем, шелестели под порывами легкого ветерка.

Сэддл-Уолли просыпался, готовясь встретить прекрасное июльское воскресенье. Непрерывно звонили телефоны, намечались планы, приносились извинения за неурядицы прошедшего вечера. Их встречали добродушным смехом — какого черта, ведь был же субботний вечер. В Сэддл-Уолли быстро забывали все субботние происшествия.

Темно-синий «седан» подъехал к дому Таннеров. Таннер поднялся с дивана и, морщась от боли, подошел к окну. Верхняя часть груди и вся левая рука были в бинтах. Так же выглядела и левая нога от бедра до лодыжки.

Из окна Таннер увидел двух человек, которые по дорожке шли к его дому. В одном узнал патрульного Дженкинса — но не с первого взгляда. На этот раз он был не в полицейской форме. Сейчас он походил на типичного обитателя Сэддл-Уолли, на банкира или крупного правительственного чиновника. Второго Таннер не знал. Он никоща раньше не видел его.

— Они пришли, — крикнул он в сторону кухни.

Выйдя оттуда, Элис остановилась в холле. Одета она была небрежно — брюки и рубашка, — но по выражению глаз Таннер видел, как жена сосредоточенна.

— Думаю, нам надо с этим смириться. Нянечка гуляет с Джанет. Рей в клубе… И я предполагаю, что Берни с Лейлой уже в аэропорту.

— Если они успели вовремя. Остались заявления и бумаги, которые надо подписать. Дик работал не покладая рук как адвокат.

Раздался звонок и Элис пошла к дверям:

— Садись, дорогой. Врач сказал, что тебе не надо переутомляться.

— О’кей.

Вошел Дженкинс со своим спутником. Элис принесла кофе, и все четверо расселись друг против друга: Таннеры на диване, а Дженкинс и человек, которого он представил как Грувера, в креслах.

— Кажется, это с вами я говорил в Нью-Йорке? — спросил Джон.

— Да, со мной. Я представляю Управление. Как и Дженкинс. Он был направлен сюда полтора года назад.