Айдар Павлов - Время Полицая

Чтобы не улыбаться широко, Наташа продолжала высоко закатывать глаза и постоянно отворачивалась. История ее забавляла дальше некуда: она то и дело забывала про сигарету в руке, длинную, тонкую сигарету в мундштуке, изготовленном в духе салонных вещиц начала века.

- Духовные трудности? - тихо бормотал Илья Палыч, растирая переносицу от усиливающегося дискомфорта. - Оно и понятно... Человек вы молодой, ищущий. Да? Иногда ошибающийся. В вашем возрасте простительно. Но при чем тут...

- При чем тут возраст?! - громко перебил Вадим.

- Тише, тише, - попросил батя умиротворенно: - Сейчас выпьем кофейку, побеседуем, успокоимся...

Не в силах больше сдерживаться, Наташа закрыла рот рукой и прыснула со смеха.

Короче, выпили кофейку, успокоились, побеседовали.

Беседовали добрых полчаса. О всяком. То есть, говорил Вадим, а предки сидели напротив чудака, будто в зрительном зале, пили кофеек из фарфоровых чашек и спокойно слушали. Их ничто уже не беспокоило. Они знали, каким будет финал этого представления. Вопрос упирался лишь во время и место его проведения. Остальное - детали. Александр Шакиров, начальник безопасности Романова, уже ждал за дверью, он был профессионалом своего дела.

А Вадим о финале не знал. Конечно, что-то предчувствовал. Однако что бы ни светило впереди, ему не оставалось иного, как говорить, говорить и говорить, надеясь на чудо: об Олесе, своем счастливом детстве, перспективной юности, тайных, подробностях биографии предков и так далее. Ему удалось несколько раз удивить, дважды потрясти, трижды заставить папу покраснеть и четырежды рассмешить Наташу. Однако совокупный эффект выступления получился отрицательным. Родители внимали охотно, не торопили, не перебивали, тем не менее, ничто не приняли близко к сердцу, ни единого слова. Вадик так и остался для них бесплатным ночным комедиантом. Причем, тем более опасным, чем точнее он называл те или иные факты своими именами. Если он, узнав столько о семье, отказывается от денег, то на что нарывается? - как раз на этот вопрос и предстояло получить ответ группе телохранителей Романова старшего во главе с круглолицым Александром, исполняющим обязанности безвременно испарившегося Романова-младшего.

Со стены гостиной, с полутораметрового портрета, кисти безымянного художника Коммунистической партии и государства, за диковинным представлением следил суровый дед-прокурор: старикан уложил к своим ногам десяток мертвых фазанов и имел такой важный вид, будто в одиночку одолел неприятельскую дивизию. Под ногами Вадика лежал пышный ковер, вокруг стояла красная резная мебель, он сидел в широком черном кресле пред огромным черным диваном, на котором находились слушатели, и все рассказывал, рассказывал, рассказывал.

... Но вот, настал момент, когда он понял, что рассказывать больше незачем: наиболее эффектные истории прозвучали, пар был спущен, тогда как «Люшечка» с супругой продолжали равнодушно хлопать глазами и прохладно поддакивать. Папа уже все запрограммировал себе на уме - пробить его было выше человеческих сил. Если до сих пор не поверил, то ведь не поверит...

Прервав монолог на полуслове. Вадик неожиданно поднялся и направился к розовой комнате.

- Минуточку!! - закричал отец. - Туда нельзя!

Но было поздно. Вадим уже открыл дверь и залез к Олесе. Все произошло столь внезапно, что родители девушки от потрясения застыли на диване. Когда же папа бросился на помощь к дочери, то стало очевидно: помощь ей не требуется.

Храня на губах неподвижную улыбку Сфинкса, девушка утопала в розовом, похожем на раковину, кресле в центре комнаты. Ее пышную и, на первый взгляд, беспорядочную прическу венчал белый бант. По левую сторону от наследницы находилась ее кровать, по правую жила семья мягких заморских игрушек: мишки, зайки куклы, гномы, - все, кому доверяла и кого любила Олеся. Ни одна живая душа не могла рассчитывать в этой келье на большее расположение хозяйки, чем, например, безносый Буратино. Привязанность девушки к тому или иному фавориту разгоралась пропорционально страданиям, которые она ему причиняла. Так, пушистый белый медведь из Канады, вообще не тронувший ее сердца, стоял в самом дальнем углу: новенький, словно только сошел с прилавка, одинокий, забытый. Или напротив, плюшевая голова Эйнштейна, привезенная матерью из Дрездена к семнадцатилетию дочери, не протянула в ее обществе и двух дней: своенравная Олеся столь страстно возлюбила великого мудреца, что порвала беднягу в клочья. А потом рыдала, пока его не вынесли из розовей комнаты, - ей было совестно за то, что она ему причинила.

Сестра сидела в длинном белоснежном платье, прекрасно сочетавшимися с ее бантом на голове, и розовой жакетке, изумительно гармонировавшей с цветовой гаммой комнаты. Да, родители не жалели ни средств, ни времени и поистине превратили больную дочь в красивую игрушку. В своем сказочном мире четырех стен Олеся выглядела чудесно. Маленькие уловки, придуманные светилами медицины в целях ее же безопасности (например, скрытые подолом платья ноги, которое каждое утро привязывались к ножкам кресла), чтобы Олеся не покидала штатного места и не зарывалась, со стороны были совершенно не заметны.

Худые обнаженные руки девушки, как правило, смиренно лежали на животе, ее взгляд редко отвлекался от однажды избранной точки. На появление знакомых людей она практически не реагировала, зато один запах незнакомца был способен вогнать ее в истерику. Именно по этой причине родителей Олеси сковало оцепенение, когда самозванец, назвавшийся ее братом, переступил порог розовой комнаты. Как только тревога их отпустила, они остановились у двери в розовую келью с удивленными лицами.

Появление нежданного гостя привело Олесю в восторг. Такому нельзя помешать. Против такого не попрешь.

В природе существовал лишь один способ втереться в доверие к Олесе: продемонстрировать ей, насколько ты, взрослый здоровый пень, состоишь в неформальных отношениях с ее любимыми куклами. То есть, ты сначала покажи, а потом уже будет видно: удастся тебе снискать милость Олеси Романовой или нет.

Нагнувшись к игрушкам, Вадим вооружился Мики-Маусом, понял, что возражений со стоны сестры не будет, и заставил американскую мышь маршировать перед девушкой. Причем, Мики не только классно вышагивал, демонстрируя в строевую выправку, которой позавидовал бы сам Полицай, он еще и отплясывал, салютовал, отдавал честь, падал и вскакивал на ноги! Феерия, да и только.

Когда Мики подустал, зашатался, словно пьяный, и полез на стену, Вадим взглянул на девушку. Она выказывала безусловное расположение шоу Мики-Мауса. На ее губах обозначилась улыбка, ее глаза засверкали, а тонкие руки зашевелились. Видимо, она была готова разделить энтузиазм Мики, настроение которого било фонтаном.

- А - а! Здравствуйте, горы вот такой вышины! - подлил братец: - А- а! Здравствуйте, реки вот такой ширины! А – а! Обезьяны - кашалоты! А - а! Крокодилы - бегемоты! А - а! И зеленый попугай! А - а! И зеленый попугай!

Оставив в покое Мики-Мауса, Вадик схватил одной рукой погремушку, другой - колокольчик и выбил ритм под эту страстную песенку – ее, как ни одну другую музыкальную тему на свете, обожала Олеся. К сверкающим глазам и открытой улыбке сестры добавились жизнерадостные носовые и гортанные звуки, а это уже являлось редкостью необыкновенной и свидетельствовало о пике положительных эмоций.

Доведя девушку до наивысшего восторга, Вадим запечатлел на ее открытых губах прощальный поцелуй и вышел из розовой комнаты к остолбеневшим предкам. Наташа с перепугу охнула: Олеся еще никому - да, да! - никому не позволяла себя целовать, даже родной матери.

- Ты понял, что она от тебя хочет, Люшечка? - спросил Вадик у папы, вручив ему колокольчик с погремушкой: - Иди и играй. А мне пора. Не хотите верить - хрен с вами... Пойду к невесте, с ней поиграю.

- А - а! Здравствуйте, горы вот такой вышины! - запел Вадик, спускаясь бегом по лестнице. - А - а! Здравствуйте, реки...!

- Здравствуйте! - услышал он сзади, выбежав на улицу.

И получил удар в затылок.

Раскинув руки, он свалился в лужу у подъезда без сознания. Лицом вниз.

10

Он очнулся в машине. На заднем сиденье. Посредине. Между двумя качками в спортивных костюмах Адидас. За рулем сидел детина с английским сквериком на голове.

Башка, понятное дело, трещала. Особенно на затылке по которому съездили чем-то тяжелым: не то кастет, не то приклад.

«"Лада", девятая модель», - сообразил он.

- А - а! Здравствуйте! - улыбнулся ему тот, что справа.

Круглолицый водила оглянулся:

- Напелся, корешок?

- Куда мы? - спросил Вадик.

- В Попенгаген. - Английский скверик вновь переключил внимание на дорогу.

- Под Выборг?

- А тебе-то не до фонаря? – засмеялся сосед справа.

Скоро, однако, стало понятно, что они едут не под Выборг, где обычно оставлял трупы Полицай. «Девятка» катила по Пулковскому шоссе. Сто двадцать на спидометре. Новый шеф безопасности - новые порядки, что ли? Вадик принял как факт то, что его едут "ликвидировать". Раз так, то не все ли равно, где закопают твои кости?