Уоррен Мерфи - Цвет страха

– Я не подведу вас. Дядя!

– Не подведешь, если не хочешь, чтобы я нарезал твоих сопляков ломтиками и подал их к столу.

Дверь с шипением отворилась и тут же захлопнулась. Дядя Сэм занял кресло, в котором только что сидел его племянник.

– Как дела с пультом? – хриплым голосом осведомился он, оглянувшись через плечо.

– Я исправил кнопку оранжевого, – сообщил инженер.

– Как только починишь суперзеленый, дай мне знать, – кивнул Сэм. – Французы вот-вот закончат перегруппировку сил, и я не смогу отогнать их этими вашими пастельными тонами.

– Слушаюсь, директор.

Мастер Синанджу повернулся на звук сердцебиения и прицелился туда, где, насколько он знал, располагался живот преградившего ему путь противника. Ноготь мизинца погрузился в человеческую плоть с легкостью иглы, воткнутой в масло. Бесплотный голос сказал: «Э-экк».

Чиун рассек брюшную полость противника знаком Синанджу – перечеркнутой наискосок трапецией – и бросил невидимого врага лежать в куче дымящихся внутренностей.

Путь к замку был свободен. Мастер продвигался вперед, ориентируясь по запаху своего ученика.

В тот миг, когда он уже подходил к стенам дворца, с севера донесся низкий гул.

– Бомбардировщик, – произнес женский голос. Чиун застыл на месте.

– Откуда вы знаете?

– Я умею различать французский военный техника, – сказала Доминик Парилло.

– Что он собирается делать?

– У бомбардировщика только один предназначение.

– Какое же?

– Бомбардировать, – ответила француженка и добавила: – Бомбовый люки открыты, и оттуда что-то опускается.

Мастер Синанджу схватил шпионку за запястье и потащил ее вперед.

– Быстрее!

– Вы с ума сошель? Нам некуда бежать.

Сверху донесся громовой удар, заставивший Доминик испуганно вскрикнуть.

Воздух наполнился громким шелестом, похожим на хлопанье крыльев тысяч летучих мышей.

Римо шел по коридору. Глаза его были закрыты, но прочие органы чувств действовали на пределе возможностей.

Из-за третьей двери справа выскочил человек и побежал вглубь Утилканара. Дверь с шипением закрылась.

– Тебе меня не поймать, – произнес чей-то невнятный голос, похожий на голос Дяди Сэма.

Римо, услышав стук сердца и шелест легких, бросился следом за их источником.

Но, поравнявшись с третьей дверью, он внезапно повернулся и, выставив вперед кулак, протаранил дверь и сбил ее с петель.

Раздался скрежет рвущегося металла, Римо вошел в помещение и уловил стук двух сердец – один из них быстрый и естественный, другой – ровный и механический звук искусственного сердца Дяди Сэма Бисли.

– Ловко придумано, – хмыкнул Римо. – Но меня на мякине не проведешь!

– Я не вооружен. Сдаюсь, – отозвался Сэм.

– Нет, так не пойдет.

– Вы ведь американский агент, верно? – спросил Сэм.

– Он самый.

– Сдаюсь на милость победителя. Вы обязаны взять меня живым.

– Кто сказал?

– Таковы правила игры.

– Только не моей.

– Кто ты?

– Контрассасин.

– Контрассасин? На кой черт контрассасину ловить Дядю Сэма?

– В некоторых случаях мы опускаем приставку «контр».

Сэм Бисли заговорил искательным льстивым голосом:

– Неужели ты убьешь своего Дядю? Когда наши дорожки сошлись в первый раз, ты тоже хотел меня убить, но не смог.

– Уж лучше бы ты оставался в палате с мягкими стенами, – произнес Римо, внимательно следя за перемещениями противника и загораживая выход.

– Ты не сможешь убить меня, потому что помнишь те давние воскресные вечера, когда сидел перед экраном старого телевизора и с восторгом смотрел мои представления. Смотрел на меня.

– Не пудри мне мозги. Дядя Сэм был, да весь вышел. Он умер, а теперь умрешь и ты.

– Легко быть храбрецом, когда глаза закрыты маской. Здесь нет гиперлазеров. Сними маску, и мы увидим, хватит ли тебе отваги заглянуть мне в глаза, прежде чем убить.

– Извини. Я спешу.

– Трус!

– Кто это сказал?

– Дядя Сэм обвиняет тебя в трусости. Кто ты, человек или испуганный мышонок?

Римо нерешительно помедлил.

– У меня нет времени на забавы, – произнес он наконец.

– А я не боюсь смотреть тебе в глаза. Чего же боишься ты? Ну-ка, покажи мне свое лицо.

– Обойдешься, – ответил Римо и шагнул вперед, готовясь выполнить задание под прикрытием спасительной темноты.

Раздалось жужжание гидравлического кулака. Сэм поднял руку, пытаясь сорвать маску с лица Римо. С таким же успехом он мог бы поднимать ее целую неделю.

Нацелившись на мерный звук искусственного сердца, Римо протянул к нему свои стальные пальцы.

Дядя Сэм попытался отвести удар в сторону, но противник почувствовал волну сжатого воздуха, вызванную движением руки Бисли. Куда проще было остановить паровой молот пластмассовой соломинкой для коктейлей!

– Подонок! Я тебя вырастил! И значил для тебя больше, чем твои родители! Ты это знаешь и тем не менее пытаешься меня убить. Ты не сможешь! Не осмелишься!

– Заткнись! Не смей говорить о моих родителях.

– Я все знаю. Они дурно обращались с тобой, признай это. Они мучили тебя и заставляли плакать. И когда тебе казалось, что тебя никто не любит, появлялся я. Я и мои зверюшки. И если бы мы попросили тебя пристрелить своих предков, ты бы сделал это не задумываясь. Мы вошли в кровь и плоть всех поколений американцев, родившихся после Депрессии. Ты думаешь, тебе удастся убить Дядю Сэма? Не смеши меня. Мы с тобой – одна семья!

Ошеломленный таким напором, Римо с полминуты помолчал и сказал негромким голосом:

– Спасибо. Ты упростил мою задачу.

Его пальцы пробили грудь Сэма и сомкнулись на механическом сердце. Аппарат дважды вздрогнул и утих.

Сэм затрясся, и из его вялого рта вырвалось долгое шипение. Он повалился на спину, упал на пульт и соскользнул на пол.

Он еще дышал, но теперь, когда его сердце вышло из строя, Бисли оставалось жить считанные минуты.

Римо повернулся к другому человеку, находившемуся в помещении.

– Кто ты такой?

– Инженер по лазерам. Я выполняю свои служебные обязанности.

– Твоей службе пришел конец, – заявил Римо.

В коридоре послышался шелест юбок, и Римо бросился к двери.

– Чиун! Я здесь!

– Римо! Римо! Посмотри сюда!

– Я могу снять маску?

– Qui, – произнес голос Доминик Парилло.

– Нет, – "возразил Чиун.

– Что у тебя?

– Смотри! Смотри!

Римо сдвинул маску на лоб. Учитель сунул ему под нос лист бумаги. Римо взял его, осмотрел написанное, нахмурился и повернул другой стороной. Но, как он ни крутил бумажку, прочесть ничего не смог.

– Французский?

– Oui. Это есть предупреждение наших самолетных войск. Они сказаль, что все американьские националисты должен сдаться в течение двух часов, иначе этот парк будет подвергнут... как это вы говориль? Я... яде... ядо...

– Ядовитый газ?

– Non. Какой слово обозначает то, что вы, варвары, сделаль с Хиросима?

– Ядерный удар?

– Oui.

– Так значит, французы хотят ударить по «Евро-Бисли» ядерным оружием?

– Наш народ очень сердилься за ваши грехи. Между прочим, это наш право – бомбить во Франции все, что мы хотель.

– Надо сообщить Смиту, – сказал Римо, обращаясь к Чиуну. – Пойдем.

Они вошли в зал управления. Римо взял трубку спутниковой связи, набрал код США и секретный номер КЮРЕ.

– Смитти, мы только что уделали Бисли.

– Не мы, а ты его уделал, этого демона Бисли, – заметил Чиун, наклоняясь над распростертым телом Сэма. Тот лежал, уставившись одиноким глазом в потолок и урча, будто сломанный унитаз. С каждым вздохом его грудная клетка вздымалась и опадала все реже и медленнее.

– Французы разбросали над парком листовки. Они дают нам два часа, после чего накроют «Евро-Бисли» атомным ударом.

– Атомным?

– Да.

– Так ты утверждаешь, что Сэм Бисли мертв?

– Он еще дышит, но сердце его уже остановилось, а вскоре за ним последует и мозг.

– Ты рассчитался с его служащими?

– Осталось еще несколько человек.

– Будет лучше, если вы уберете всех свидетелей, чтобы потом некому было рассказывать сказки.

– Надеюсь, нас с Чиуном это не касается.

– У тебя два часа, чтобы закончить дело и убраться из парка.

– Ясно. Уже приступаем.

Римо дал отбой и повернулся к мастеру Синанджу, который все еще с любопытством взирал на Дядю Сэма.

– Он еще жив, – сказал Чиун.

– У него механическое сердце, он умирает не так, как обычные люди. Более того, я вовсе не уверен, что убил его, выведя из строя сердце. Я всего лишь сломал деталь машины. Если Сэм умрет – что ж, отлично. Ему следовало бы позаботиться о запчастях.

– Он выглядит такой жалкий и печальный, – подала голос Доминик. – Несчастный старичок.

– Внешность обманчива, – предостерег ее Римо. – А теперь давайте приступим к делу.

Римо стал потихоньку поворачиваться к Сэму. Глаза его скользнули по морщинистому лицу Бисли, бывшего кумира американской молодежи, а теперь – жалкой пародии на самого себя.