Айра Левин - Поцелуй перед смертью

С рёвом самолёт мчался вперёд.

Он первым его заметил — далеко впереди и внизу маленькое черное геометрически правильноё пятно на снежном холсте; чёрный прямоугольничек, похожий на отросток кривого стебля железнодорожного полотна. "Вон там", — услышал он пояснение Лео и боковым зрением заметил, как Мэрион перебралась через проход и села в кресло впереди него. Стекло иллюминатора затуманилось от его дыхания; он стёр испарину.

Отросток исчез под крылом. Он продолжал ждать. От резкого сброса высоты заложило уши и к горлу подступил комок.

Завод вновь появился прямо внизу под самолётом, выскользнув из-за его крыла. Сверху он выглядел как дюжина прямолинейных коричневых крыш с протянувшимися от них толстыми хвостами дыма. Они сбились в кучу, огромные, не отбрасывающие никаких теней под солнцем, поднявшимся в зенит; а рядом вытянулась сверкающей кольчугой заполненная автомобилями парковочная площадка. Железнодорожные пути выписывали петли, кольцами окружали корпуса, сливаясь в сеть кровеносной системы, по жилкам которой ползли товарные составы, тоже выбрасывающие клубы дыма, карликовые на фоне поднимающихся к небу чёрных колон; вагончики переливались под солнечными лучами как лососья чешуя.

Он медленно поворачивал прикованный к заводу взгляд по мере того, как завод всё дальше отползал назад, к хвосту самолёта. Вот корпуса исчезли из его обзора, на смену им пришли заснеженные поля. Появились отдельные, разбросанные друг от дружки здания. Завод был далеко позади. Зданий становилось всё больше, они были разделены улицами на кварталы. Ещё больше домов, и теперь они были ближе, так что видны стали магазины и рекламные щиты, ползущие жучки автомобилей, крошечные точки людей; парк; похожий на картину художника-кубиста современный жилой район…

Самолёт заложил вираж, снижаясь. Земля внизу наклонилась, затем выровнялась, подпрыгнула вверх, к иллюминатору, и в конце концов, сливаясь во что-то пёстрое, сплошное, заскользила под крылом к хвосту. Толчок; пряжка ремня вдавилась ему в живот. А затем он понял, что самолёт уже катится, плавно катится по лётному полю. Он расстегнул медную застёжку своего светло-голубого ремня.

Их ожидал лимузин, когда они по трапу сошли из самолёта; чёрный полированный «паккард» ручной сборки. Он сел на откидное сиденье рядом с Деттвайлером. Подался вперёд, пытаясь через плечо шофёра разглядеть, куда они едут. Главная улица городка тянулась к самому горизонту, к поднимающемуся вдали белому холму. Колонны дыма росли над ним, поднимаясь откуда-то с дальней его стороны. Черные и кривые, перечёркивающие небо, точно пальцы чудовищного джинна.

Улица стала двухполосной автострадой, рассекающей снежную равнину; автострада же превратилась в асфальтовую дорогу, тянущуюся вокруг подножия холма; затем асфальтовая дорога перешла в гравийную, стиральную доску из сплошных пересекаемых поперёк рельсовых рядов, пока эта дорога не повернула налево, поднимаясь по склону уже параллельно железнодорожным путям. Они обогнали первый тяжело взбирающийся к вершине состав, затем другой. На кучах руды в открытых полувагонах вспыхивали блёстки скрытой в ней меди.

Впереди на глазах у них разрастался в размерах завод. Побуревшие от копоти строения, искажаемые воздушными потоками, сливались в грубые подобия пирамид: извергающие дым трубы кольцами выстраивались по ранжиру вокруг самой высокой трубы. По мере приближения здания точно распухали и становились более отчётливо видны; их несокрушимые, как скалы, стены были изготовлены из рябых и бурых от времени металлических плит, местами изукрашенных хитросплетением поперечных балок и кое-где продырявленных закопчёнными, чёрными окнами; здешний архитектурный стиль был геометрически очень жестким, простым; паутина переходов и галерей связывала корпуса вместе. Однако при еще большем приближения границы между ними снова терялись; небу не оставалось места между этими выступающими угловатыми формами. Они сливались во что-то неразличимо-единое, эти подпирающие друг друга, по росту подобранные утёсы, перерастая в увенчанный шпилем из дыма чудовищный индустриальный собор. И путешественники почти вплотную приблизились к этому нависающему над местностью, окутанному дымкой исполину, но потом лимузин сделал резкий поворот, и монстр остался где-то в стороне.

Машина остановилась перед невысоким кирпичным зданием, у дверей которого их ожидал седой, изможденный, елейно улыбающийся мужчина в тёмном костюме.

Он не понимал, что ест, вот такое внимание он уделял ланчу. Оторвал взгляд от окна в стене напротив, окна, из которого видны были производственные корпуса, где серовато-коричневая дрянь пресуществлялась в блистающую медь, и посмотрел на свою тарелку. Отбивная из цыплёнка. Он принялся быстро поедать её, надеясь, что остальные последуют его примеру.

Изысканно одетый седовласый джентльмен оказался директором завода. Его звали мистер Отто. После того, как Лео представил им его, мистер Отто привёл их в конференц-зал и начал оправдываться за, якобы, царивший здесь беспорядок. Улыбаясь, он извинялся за скатерть, оставлявшую неприкрытым один из концов стола: "Мы не в нью-йоркском офисе, уж вы поймите" — и учтиво клял себя за то, что еда оказалась холодной, а вино — тёплым: "Боюсь, мы лишены тех удобств, к которым привыкли наши городские собратья". Было очевидно, что мистеру Отто самому не терпится попасть в нью-йоркский офис. За супом он говорил о нехватке в стране меди и пренебрежительно отзывался о предложениях Национального Промышленного Комитета по урегулированию этой проблемы. Медь у него именовалась не иначе, как "красный металл".

— Мистер Корлисс, — окликнули Бада. Он поднял голову. Деттвайлер улыбался ему с другой стороны стола. — Будьте поосторожней. Я наткнулся на кость в своей.

Бад глянул на свою почти пустую тарелку и в ответ тоже улыбнулся.

— Мне не терпится посмотреть завод.

— Так и нам тоже, — возразил Деттвайлер, продолжая улыбаться.

— Вам попалась кость в мясе? — заинтересовался мистер Отто. — Ох, уж эта баба! Я ведь говорил ей быть поаккуратнее. Эти людишки даже цыплёнка толком разрезать не могут.

Теперь, когда они наконец-то вышли из кирпичного здания и двинулись по заасфальтированной площадке к производственным корпусам, он уже не спешил. Остальные, выскочив на улицу без пальто, побежали вперёд, а он предпочёл от них отстать, чинно вышагивал, смакуя подчеркиваемую суровым климатом сладость момента. Наблюдал за тем, как гружёный рудой состав исчезает за стальною стеной одного из цеховых корпусов слева. Справа другой состав стоял под погрузкой; краны опускали медь в вагоны, крупные квадратные слябы, похожие на затвердевшее пламя, каждый, должно быть, пятьсот или шестьсот фунтов весом. Сердце! — подумал он, пожирая взглядом чудовищную коричневую глыбу, всё больше и больше заслонявшую собой небо, — гигантское сердце американской индустрии, всасывающее в себя дурную кровь и выталкивающее из себя обновлённую! Стоя вплотную к нему и перед тем, как войти внутрь, невозможно было не взять от него частичку этой мощи.

Остальная часть группы исчезла в дверном проёме в основании стальной башни. Мистер Отто, стоя в дверях, улыбался и махал ему рукой.

Он прибавил шагу, как любовник, дождавшийся давно назначенной встречи. Приз победителю! Свершилось! Сейчас бы фанфары! — подумал он. Самое время — фанфары!

Завизжала сирена.

Спасибо тебе. Muchas gracias.

Он шагнул в темноту дверного проёма. Дверь захлопнулась за ним.

Сирена завизжала снова, пронзительно, как птица в джунглях.

Он стоял на галерее с цепным ограждением и зачарованно любовался выстроившейся перед ним армией громадных цилиндрических печей, рядами уходивших в далёкую перспективу. Ещё это было похоже на парк, засаженный какими-то гигантскими деревьями с красными стволами. Рабочие методично сновали у их подножий, внизу, колдуя над органами управления процессом. Как в аду, здесь было жарко и пахло серой.

— В каждой печи шесть камер отжига, одна над другой, — растолковывал мистер Отто. — Руда поступает сверху. И передаётся из камеры в камеру лопастями, вращающимися на центральном валу. В процессе обжига из руды удаляется избыток серы.

Он кивал, слушая очень внимательно. Хотел поделиться своим благоговением с остальными, но, повернувшись, обнаружил, что только Мэрион стоит справа от него, с тем деревянным лицом, какое было у неё с утра. Лео и Деттвайлер куда-то исчезли.

— Где твой отец и Деттвайлер? — спросил он её.

— Не знаю. Папа сказал, что хочет что-то ему показать.

— А-а. — Он снова повернулся к печам. Что такое Лео захотелось показать Деттвайлеру? Ладно… — Сколько здесь?

— Печей? — Мистер Отто промокнул сложенным носовым платком пот над верхней губой. — Пятьдесят четыре.