Кирилл Партыка - Час, когда придет Зуев

— Пропусти, капитан, — негромко попросил он. — Даже если ты теперь один из них, все равно пропусти.

Офицер одним движением преодолел разделявшее их пространство. На лицо «коммандо» упал свет. Волин ахнул и отступил, но Сергей остался на месте, лишь спина его напряглась, вздыбив под свитером крутые лопатки.

Тот, кого они привыкли называть спецназовцем, выкинул узловатую когтистую лапу, обхватил ею стволы ружья, потянул к себе и прижал дула к груди. Лобанов едва разобрал слова, родившиеся будто из скрежета трущихся жерновов: — Сделай… это… для меня.

— Ты что? — Сергей рванул приклад двустволки. Но лапа держала цепко.

— Сде-елай…

— Эх, капитан, капитан! — Лобанов взглянул прямо в застывшие перед ним оловянные бельма. — Как же тебя угораздило…

— Сделай… прошу-у…

— А, черт! — сказал Сергей и свободной рукой утер пот со лба. — Прости…

Лапа нетерпеливо дернула стволы, и он сам не понял, случайно или намеренно спустил курок…

Когда клубы дыма и пыли остались позади, Лобанов сжал плечо Алексея.

— Теперь в центр. Помоги мне.

Но ничья помощь ему, похоже, не требовалась. За первой же дверью обнаружился зал, заставленный конторской мебелью. Сергей пересек его быстрым шагом, приблизился к стене и откинул потайную планку наборного замка.

— Ты же не знаешь кода! — Волин осекся.

— Шесть. — Сергей ткнул пальцем в кнопку на табло. — Спасибо Александру Иннокентьевичу. Не зря он, выходит… А я тогда еще: болтун — находка для шпиона… Девять… Эх, дядя Саша!

Потайная дверь с шипением уползла в стену. В «вычислительном центре» теперь было светло, но больше ничего не изменилось. Бесконечными рядами тянулись слепые и мерцающие экраны, перемигивались разноцветные огоньки, в наэлектризованном воздухе стоял приглушенный гул.

— Мы в яйце, — Лобанов приблизился к одному из дисплеев.

— В каком яйце? — не понял Алексей.

— Которое в утке. И в котором игла.

— Ты тоже собираешься поиграть в «Дом ужаса»? — угрюмо спросил Волин. — Вместо того, чтобы меня послушать. Офицер уже доигрался.

— Я играть не стану. — Лобанов оглянулся. — Но и тебя слушать смысла нет. А капитана жалко. Ошибся мужик. С Юрием долбаным Ивановичем карты лучше не сдавать. Для него никаких правил не существует.

— Для чего же мы сюда приперлись?

— Хочу сломать кощееву иглу.

От удара прикладом экран дисплея гулко лопнул, рассыпав искры и осколки. Второй удар пришелся по компьютерному блоку. Пластмассовый ящик с треском подпрыгнул и, обрывая провода, обрушился на пол. Клавиатуру Лобанов раздробил прямо на столе.

Лампы под потолком налились багровым светом. Машинный гул возрос, повышаясь в тоне. Огоньки на панелях тревожно перемигнулись.

Повернувшись, Сергей в три взмаха сокрушил обширный пульт и контрольную панель над ним.

Взревели трансформаторы, в разных концах зала с шипением взвились фонтаны искр, от стены к стене проскочила небольшая трескучая молния. Где-то поблизости заголосила сирена.

— Что ты делаешь? Псих! — крикнул Волин. — Они нас за это живьем сожрут!

Лобанов разнес вдребезги модем. С потолка, вздымая известковую пыль, ухнул внушительный пласт штукатурки, смял пару компьютерных подставок. По ближайшей стене разбежалась паутина трещин.

— Не сожрут. Так ты главного и не уразумел. Ну, побегаем мы. Знаешь, чем все кончится? Ты за стол сядешь, а я к Юрию Ивановичу в подручные пойду. В серые. В упыри. Как капитан. Эта толстая рожа меня нарочно провоцировала на мордобой и стрельбу, чтоб заиграл я, как ему надо.

— Насилием его, видите ли, искушали?! — Волин не знал, что предпринять. — А чем ты, интересно, сейчас занимаешься? Конан-разрушитель. — И вдруг выпалил зло: — Забыл, как бабу с половником угробил?

Лобанов задержал в воздухе занесенный приклад.

— Ты не путай. Вот именно что бабу… С диким медведем соревнований по борьбе не устраивают. Медведя, уж если бить, так в сердце, жаканом.

Очередная панель разлетелась с лязгом, под треск электрических разрядов. Теперь молния ударила с потолка. Экраны полыхнули оранжевым пламенем, огоньки заметались по стенам роями ополоумевших светляков, а сирена взвыла с истошным заполохом. — …Что же это такое, господа? Это ведь вообще вне всяких рамок! — Знакомый негромкий голос, казалось, разом перекрыл треск, гул и завывания. Лобанов и Волин обернулись одновременно.

Юрий Иванович, пылая праведным гневом, стоял у неслышно распахнувшейся двери.

Фонтаны искр иссякли. Сирена мяукнула и смолкла. Толстячок, возмущенно взмахнув руками, приблизился.

— Немедленно прекратите!

— Стой, где стоишь, — приказал Лобанов. — А то шарахну по твоим машинкам из обоих стволов. — И взял ружье наизготовку.

Коротышка замер в нерешительности. Он как будто утратил былую уверенную вальяжность, и от этого сердце Волина наполнилось надеждой. (Может, все-таки не ошибся Серега? Хоть и болван.) — Послушайте! То, что вы делаете, не имеет смысла. — Толстячок обращался к Лобанову, будто не замечая Алексея.

— Совсем? — Сергей уперся прикладом в сканер и столкнул его с подставки.

Целый ряд экранов, прочастив очередью хлопков, рассыпался, в воздухе расплылось облако белесого дыма. Теперь уже все стены были исполосованы широкими трещинами, сквозь которые в помещение начал просачиваться невесть откуда черный, смрадный дым.

Коротышка подпрыгнул.

— Стойте!

Приклад нацелился в очередной монитор.

— Можете вы мне позволить два слова? — устало попросил Юрий Иванович, делаясь в эту минуту похожим на замученного нудной работой бухгалтера. — Чего вы хотите достичь? Согласен, вы не такой, как остальные. Воинствующий нонконформист с воспаленным чувством справедливости и синдромом вины. Но вы же вечно все делаете не так. Разве я не прав? Ваши порывы эффектны, но бесплодны и, по большому счету, деструктивны.

— Кончайте демагогию, — встрял Алексей, но толстячок даже не повернул к нему головы.

— То, что сейчас вокруг вас, вы правы — всего лишь форма, род игры. Она вам кажется то пугающей, то нелепой. А в жизни разве не так? Не ваш ли друг твердит, что «сюр» бледнеет перед бытом? Но суть в другом. Постреляли вы, распугали игрушечную нечисть. Но вы ведь не представляете, ЧТО вообще нужно делать? Это, кстати, ваша отличительная черта.

— Все-то вы знаете, — процедил Сергей, — везде побывали. Досье на меня вели?

Юрий Иванович отмахнулся:

— Не валяйте дурака. Известно вам, с кем говорите и откуда сведения. Ну разнесете вы здесь все вдребезги. На это вас хватит. Но неужели вы полагаете, что от этого что-то изменится? Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем… А затем вы получите пустыню, ничто, на котором ничего нельзя ни построить, ни вырастить. Вы ведь уже пробовали. Неужели на собственном опыте не убедились? Да если бы только вы! К сожалению, это — всеобщее заблуждение и пренебрежение объективным законом. Разрушение и саморазрушение не имеют четкой границы.

Лобанов опустил приклад. Волин увидел, что лицо приятеля нехорошо, тревожно изменилось. С таким лицом выступать против поганого толстячка не имело смысла.

Юрий Иванович, скотина, кажется, точно нанес удар.

— Сергей, ты что? — окликнул Волин. — Ты ему не верь. Прекрати сейчас же! — И рявкнул на коротышку. — Кончай трепаться! У самого концы с концами не сходятся.

Созидающее разрушение!.. Забыл?

Юрий Иванович холодно смерил его взглядом.

— Вы не встревайте. С вами вопрос давно был бы решен.

— Ты так думаешь? — Алексея захлестнула обида.

— Я знаю. Для таких, как вы, годится даже теория прочистки ушей. Вы сами себя умеете убеждать в чем нужно.

Волин задохнулся.

— Хватит крутить. Куда вы клоните? — угрюмо спросил Лобанов.

— Что же, если так вышло… — Юрий Иванович развел руками. — Сами видите, какое положение. Патовая ситуация… Вы можете уйти. Вернуться в исходную точку.

Алексей не поверил своим ушам. Что он сказал? Уйти?! Вырваться отсюда? Господи, неужели?.. Получилось!! (В какую исходную точку? Что это значит?) — Есть тут у вас одна женщина. — Сергей поднял голову. — Без нее я никуда не пойду.

— Что?! — Волина крутануло вокруг своей оси. — Я тебе дам — не пойду!

— Никаких женщин тут нет, — терпеливо разъяснил Юрий Иванович. — И вам об этом известно.

— Это мое условие. Решайте. Иначе…

«Я его убью! — подумал Алексей. — Наброшусь, отберу ружье. Ничего, что он ухватистый. Сейчас — справлюсь… А одного меня не выпустят». Юрий Иванович подобрался.

— Будьте же благоразумны. Я не могу дать вам то, чего нет. Что вы, право, как ребенок? — И добавил: — Вы не Орфей, она — не Эвридика. Шли бы себе и не оглядывались.