Альфредо Конде - Тайна апостола Иакова

И они продолжили наслаждаться виски и ощущением единой команды, поджидая, пока придет электронная почта.

Из двух подозреваемых, отобранных в результате проведенного расследования, вечно алкавший славы Карлос Сомоса казался наиболее вероятным кандидатом на роль убийцы; его привычка влюбляться в каждую мало-мальски красивую женщину, которая была хоть немного моложе его, только добавляла еще больше доводов не в его пользу.

На его стороне были лишь личная симпатия комиссара, который считал его неспособным на убийство, и убежденность Арнойи в том, что профессор — вялый хлюпик, не способный вступить в борьбу даже с самим собой. Деса же утверждал, что как раз самые что ни на есть тихони нередко оказываются настоящими преступниками.

— А Аншос Вилаведра? — спросила инспектор.

Никого из них нисколько не беспокоила ни подлинность мощей святого, ни личность того, кто отдал приказ оставить дело в подвешенном состоянии, дабы не причинять беспокойства Церкви; кроме того, теперь они даже не вспоминали о подозрениях, возникших у них в свое время относительно священника-легионера и его обожаемой библиотекарши.

— Ни то ни се, — ответил комиссар, — а потому вполне может так случиться, что это как раз она.

— Ну и как мы с ними обоими поступим? — вмешался Деса.

В это мгновение компьютер комиссара издал сигнал, свидетельствующий о поступлении почты. Андрес поднялся и, когда письмо оказалось в папке с входящей почтой, начал печатать историю болезни Софии Эстейро, пробегая ее глазами по мере того, как принтер выдавал распечатанные листы.

— Чему, ты говоришь, была посвящена диссертация Бесаме-Бесаме?

— Что-то связанное с диабетом, — ответил Деса, опередив Андреа.

— Так вот, у Софии неделю назад был диагностирован диабет, — сказал Андрес, протягивая ему медицинскую карту убитой. — Ну, а теперь идите отдыхайте, внимательно прочтите все это, поразмышляйте над тем, что сочтете важным, а завтра будет новый день.

Было уже поздно. Они с самого раннего утра крутились как белка в колесе, и комиссар решил, что на сегодня хватит. Его помощники заслужили отдых, и он громко оповестил их об этом.

— А теперь пусть каждый займется тем, чем хочет. Приказ есть приказ, и дело закрыто. Святая Мать Церковь может спать спокойно, и мы тоже. Завтра после траурной службы я займусь Карлосом Сомосой, а вы приведите сюда мадам Бесаме-Бесаме.

Вторник, 4 марта 2008 г., 20:30

Когда Андрес Салорио вернулся домой, нельзя сказать, что душа его пела. Эулохия если еще не приехала, то должна была вот-вот появиться. А это предполагало радость и смех, карибские нежности и секс… Однако действия, которые ему пришлось предпринять после разговора с представителем центрального правительства, держали его теперь в состоянии сильнейшего напряжения, что не слишком располагало к проявлению нежности и любовным играм.

— Привет! — крикнул он. — Есть кто-нибудь дома?

— Привет, радость моя! — ответил ему откуда-то из недр квартиры голос его… падчерицы?

— Да, это я, — ответил он уже без всякого энтузиазма.

Судя по всему, пилот радиоуправляемых воздушных кораблей окончательно куда-то смылся. Быть может, он, подобно пророку Илии, унесся вдаль на огненной колеснице своей новой веры. Во всяком случае, если не веру, то уж пылкость и взбалмошность он явно унаследовал от матери, и вернется он домой не раньше, чем ему этого захочется. Ну а пока одной проблемой для комиссара меньше.

«Это даже лучше, — подумал Андрес, — меньше народа — больше кислорода», после чего продолжил размышлять о своих делах.

Ароматы благоухающего сада полуслов-полунамеков, полудел-полубездействия, в который он, как ему казалось, к своему полному удовлетворению, вступил сам и куда вовлек своих ближайших сотрудников, начинали вызывать у него чувство легкой досады.

Несмотря на указания представителя правительства, он будет продолжать расследование, о чем уведомил свою маленькую команду. Но это решение держало его в состоянии непреходящей тревоги, которое было ему вовсе не по душе. Жизнь, на его взгляд, следовало проживать гораздо спокойнее и безмятежнее, чем это получалось у него в последние четыре дня и чем, вероятнее всего, продолжится и в последующие неизвестно сколько дней.

Он полагал, что убийца Софии почти у него в руках, но не видел выхода из создавшегося положения, который был бы приемлем для церковных и правительственных кругов и не нарушил бы джентельменского соглашения, судя по всему заключенного в высоких инстанциях.

Комиссару было более-менее ясно, каким образом можно скрыть результаты анализа ДНК останков, покоящихся в могиле апостола Иакова и принадлежавших, согласно открывшимся данным, женщине, которую он мысленно уже начал называть апостольшей Иаковиной. Но как скрыть личность убийцы? Этот вопрос оставался без ответа, и именно он держал комиссара в изнуряющем напряжении. Ведь если он обнаружит убийцу и откроет его имя вопреки отданному сверху распоряжению, то на карту будет поставлено многое из достигнутого за последние годы в его карьере.

Дело оказалось, вне всякого сомнения, даже гораздо сложнее, чем Салорио предполагал первоначально. Оно не только делало очевидным отсутствие останков святого Иакова в Компостеле, но и оспаривало историчность фигур монахини Эгерии и самого Присциллиана, первого ересиарха христианства, к тому же галисийца, который уже в те далекие времена выступал за создание смешанных монастырей, где мужчины и женщины вместе отправляли бы культ и распространяли не только божественное семя веры, но и семя жизни, разумеется. Присциллиан сам вступил в любовную связь с Прокулой, дочерью Эукросии и Дельфидия. Что, впрочем, не помешало святому Иерониму говорить о его связи с другой женщиной, по имени Гала. Это был великий муж, которого обвиняли даже в том, что он предается молитвам босой, дабы достичь полного контакта с матерью-землей и наполниться ее теллурической силой.

Еще в VI веке Присциллиан отвергал таинство Троицы, был вегетарианцем и аскетом и отдавал предпочтение изучению священных текстов, что связывало его с гностиками. Он проповедовал воздержание от алкоголя и мяса, но включал в литургическую церемонию танец и признавал апокрифическое Евангелие от Фомы.

«Потрясающий тип!» — мысленно воскликнул Андрес, довольный своими познаниями в этой области.

Да, похоже, он попал в хороший переплет. Даже почитатели Присциллиана могут в гневе наброситься на него. Появление Иаковины лишало их надежды на то, что останки, приписываемые Церковью и народной традицией Иакову Старшему, на самом деле принадлежат почитаемому ими еретику. Ведь даже такие значительные личности, как Санчес Альборнос или сам Унамуно, неоднократно утверждали или, по крайней мере, предполагали, что в компостельском соборе захоронен не Сантьяго, а Присциллиан, что вполне соответствовало бы духу и идейным установкам галисийцев.

А ведь еще возможно открытие второго фронта со стороны тех, кто после распространения новости о том, что священные останки принадлежат не мужчине, а женщине, воспользуются ситуацией, чтобы возродить интерес к фигуре монахини Эгерии, одной из прислужниц Присциллиана, во многом опередившей не только свое время, но и то, в котором мы живем сейчас.

«Вот увидим, сколько найдется желающих утверждать, что останки принадлежат Эгерии», — подумал комиссар, входя в гостиную.

Так что если заварушка еще не началась, то вот-вот начнется.

Через два года, в 2010-м, будет отмечаться Святой Год, который в новых обстоятельствах будет лишен всякого смысла или, по меньшей мере, породит целое море противоречивых суждений, которые могут поставить крест на более чем тысячелетней истории паломничества к мощам святого Иакова. На тысяче лет существования великого Пути Сантьяго, хребта Европы, по словам Гете. А основа этой дороги, древний Млечный Путь, ведущий к Финистерре, краю земли, границам известного в то время мира, к солнечным алтарям, которые венчают сей мыс, дабы люди могли возносить оттуда молитвы царственному светилу, возникла еще раньше.

Да, сей Путь появился задолго до обнаружения гробницы апостола, которое лишь привело к христианизации извечной дороги, той самой, что, повторяя на земле небесный Млечный Путь, со времен сотворения мира вела людей к краю земли, чтобы они могли насладиться величественным погружением царственного светила в бездну океана. Мысли об этом настойчиво вертелись в голове комиссара, и он был не в состоянии от них избавиться.

— И все это полетит в тартарары из-за какой-то дамы, вздумавшей произвести сравнительный анализ ДНК. Мать твою! — изрек наконец Салорио, намереваясь усесться в кресло и расслабиться, пропустив стаканчик виски и не закурив при этом сигару.