Наль Подольский - Книга Легиона

— А личной жизнью жила в свое удовольствие. Мужиков часто меняла и ни одному на шею себе садиться не позволяла. Ничего не обещала дольше чем на день-два вперед и любые претензии по этой части пресекала мгновенно, сразу же полный расчет. И был у меня один очень удобный партнер: позвоню, если свободен, явится, нет — извини, занят, а сам никогда не набивался. Спортсмен-профессионал — каратэка уж или кунфука — не знаю, в общем, по части восточного мордобоя. Дурак-дураком, а в постели — что надо. И вот однажды я ему позвонила — с удовольствием, говорит, и немедленно припылил. Разговоры разговаривать мы не практиковали, да, собственно, и говорить-то с ним было не о чем, стало быть, сразу оказались в постели. Я уже кайф ловить начала, и вдруг — как ведро дерьма на голову вылили, ужас и омерзение — запредельные. И главное, ощущение знакомое, будто мой гениальный братец собирается меня трахнуть, а я сейчас умру от страха и отвращения. Я его оттолкнула и стала ругаться. Вижу, он на братца ничуть не похож, но гадкие ощущения не проходят, и я все равно в шоке. У парня, конечно, глаза квадратные. Так и так, говорю, извини, это мой старинный дефект внезапно сказался. Считай, что теперь я вроде как и не женщина, и сделай одолжение, не сердись и уходи поскорее. Он оделся, вежливо попрощался и укатил в своей тачке — все-таки эти восточные махалова кое-какую выдержку в людях воспитывают. Мне, только он ушел, полегчало, но такая тоска накатила, что заревела даже, а со мной это не часто случается. И заметь, повторяю, к тому моменту я его, братца-то, десять лет не видала, и давно уж о нем не вспоминала.

Возникла долгая пауза, и Марго решила подбодрить рассказчицу:

— Я заметила, ты стараешься не произносить его имя — Легион. Это не случайно?

— Нет, конечно. Это идиотское имя вызвало у меня неприязнь еще до знакомства с ним. Я и тогда избегала его произносить. А сейчас, к тому же, я боюсь его приманить, накликать, что ли. Может быть, это мое суеверие, а может, и нет. Ведь речь не идет о чем-то понятном и естественном, — она опять замолчала.

Лола явно была готова замкнуться в себе, по-видимому чувствуя, насколько дико звучит ее рассказ для такого рационального человека, как Марго.

— И как я понимаю, — вставила та спокойным голосом, как если бы обсуждалось нечто обыденное, — подобные эпизоды стали далее учащаться?

— Именно так. Все чаще и чаще. Это просто осада какая-то, от моей личной жизни ничего не осталось. Я скоро буду годиться в монашенки.

Марго бесцеремонно фыркнула, на что Лола никак не отреагировала.

— Я обратилась к психиатру. К хорошему психиатру за хорошие деньги — понятное дело, сугубо конфиденциально. Он меня всячески тестировал и зондировал, в том числе, под гипнозом. А после заявил, что я совершенно здорова, и все это безобразие не является порождением моей психики. Что это, безусловно, вторжение извне в мое сознание, либо в сознание моих партнеров, либо в то и другое одновременно. Вторжение очень мощного экстрасенса — по сути дела то, что в просторечии именуется магией. Поэтому решение моих проблем не в компетенции психиатрии. Скорее всего, есть два пути. Первый — прибегнуть к помощи более сильной магии, но он лично в такие вещи не особенно верит и знает только, что они опасны для психики. Второй путь более простой и реальный: найти этого мага, то есть, экстрасенса, и договориться с ним, к примеру, попросту откупиться… Дальше ты можешь просчитать мои действия. Я решилась найти моего проклятущего братца и выяснить, какого дьявола ему от меня надо. Но тут началось такое, от чего у меня чуть крыша не съехала, — отчаянный бред, даже рассказывать язык не поворачивается…

— Да уж валяй, что теперь делать. — Марго в качестве моральной поддержки налила обеим по внушительной порции коньяка.

— Я стала ему звонить. К телефону поочередно подходили две какие-то женщины, которые посылали меня подальше, одна вежливо, а другая невежливо. Наконец, он взял трубку сам, я узнала голос, но его речь была совершенно бессмысленной. Впечатление полной невменяемости. По-моему, он не понял, с кем говорит, но слово «приходите» я из него все-таки выдавила. Я не сомневалась, что его мегеры попытаются меня спустить с лестницы, и взяла с собой телохранителя. Так по пути из него вдруг поперла эта самая мерзость, и он начал лапать меня прямо в машине. Я чуть не задохнулась от злости и омерзения, кое-как изловчилась фукнуть ему в рожу из баллончика и выкинуть на улицу. Поехала одна, но ни на звонки, ни на стук дверь не открывали. И тут еще привязались двое пьяных, да так настырно, что пришлось еще раз пустить в ход баллончик. Ждать, пока они очухаются, я, понятно, не стала — так ни с чем домой и уехала. Пришлось на него плюнуть, потому что на следующий день я улетала в Америку… Тоже была веселая история… А когда вернулась, позвонил папаша и сообщил, что мой гениальный братец скончался, что похороны через день, и приличия требуют, чтобы я там поприсутствовала. С любовью и удовольствием, ответила я и расхохоталась, но папаша, к счастью, сразу повесил трубку. Я была такая счастливая! И решила отпраздновать по-своему. Я ведь к этому времени шарахалась от каждого встречного и потому в смысле личной жизни сидела на голодной диете. А как раз накануне ко мне в офис приезжал по делам человек из Германии — очень кондиционный мужчина, этакая белокурая бестия. И заодно пробовал клеиться, по-немецки, по-ихнему — и нахально, и вежливо одновременно. И я прямо с утра звоню в гостиницу, извините, герр Рихтер, мне одно место в немецком переводе нашего соглашения кажется неточным. Он сейчас же приехал, ну, я корчу из себя дурочку, а он снисходительно объясняет: здесь, мол, пассивный причастный оборот, в современном деловом языке так принято, и никаких разночтений быть не может. Ах, говорю, герр Рихтер, вы меня так выручили! И я настолько вам благодарна, что приглашаю вас отпраздновать мой день рождения. Заявились мы в ресторан, хоть у него голова и немецкая, уже сообразил, что к чему, кладет руку мне на колено и говорит: как же вы, фройлен Паулс, сумели преуспеть в бизнесе, когда вам исполняется явно не более двадцати лет? Ошибаетесь, отвечаю, и кладу свою ладошку на его руку, мне намного меньше, я сегодня заново родилась! К десерту он мои коленки успел обследовать до самого живота, и я говорю: пора ехать. Ну, думаю, герр Рихтер, придется тебе поработать. И представь себе, через минуту в машине внезапно, как дубиной из-за угла, — то же самое проклятое ощущение, что никто иной, как мой братец меня за грудь лапает. Ощущение омерзительно достоверное и ужас невыносимый. У меня чуть истерика не случилась. И еще непонятно, что с немцем делать. Ему же по-простому не скажешь, как нашему: извини, Фриц, ты мне вдруг опротивел, так что не держи зла и вали на родину!

— И как же ты выкрутилась? — с чисто женским любопытством поинтересовалась Марго.

— Пришлось импровизировать, — улыбнулась Лола, и Марго подумала, что за все время знакомства она лишь второй раз видит ее улыбку. А улыбка хорошая, открытая. — Теперь, говорю, поедем в бизнес-клуб. Мой папа, мол, устраивает прием по случаю моего дня рождения, а мне хочется тебя познакомить с родителями. Там будет пресса, и телевидение, и весьма важные персоны, так что я буду тебя представлять не совсем как жениха, а просто как друга. У него морда вытянулась, свои руки сразу убрал, ай-ай-ай, говорит, что же ты заранее не сказала, я бы время иначе распределил, а сейчас, ничего не поделаешь, должны быть деловые звонки из Германии. И мигом слинял. А меня стошнило, натурально наизнанку вывернуло. Фриц звонит на другой день, и я…

— Ладно, черт с ним, с немцем. А с тобой-то что дальше было? — бесцеремонно перебила Марго.

— Пошла на похороны, поглядеть на него в гробу. Надеялась, хоть это поможет. Но, увы, ничего подобного. Он по-прежнему меня доставал, все чаще и чаще. Житья никакого не стало… Я сходила опять к психиатру, к другой знаменитости, в Германии. И ответ был тот же самый: это не входит в его компетенцию.

— Итак, тебя преследует человек, умерший почти два года назад, и это не входит в компетенцию психиатрии, — задумчиво подвела итог Марго. — Не проще ли предположить, что тебя преследует нечто… или некто другой? И что та неприятная для тебя сила… или, скажем, субстанция, которая внезапно проявлялась в твоих знакомых, точно так же, как в них, внедрялась и в твоего покойного брата?

— Я об этом, естественно, думала. Но какая в сущности разница? В конце концов, это вопрос всего лишь терминологии. Я, как и ты, человек здравомыслящий. Когда и после его смерти от этого не избавилась, стала отслеживать и сопоставлять. Даже записи начала вести. За год набралось около сотни случаев. Девяносто процентов — мужчины, в основном из тех, что ко мне клеются.

— Это потому, что к тебе все подряд клеются, — хмыкнула Марго.

— Возможно… Если у меня появляются новые знакомые, то ЭТО случается с ними в течение нескольких дней, не больше восьми, или вообще не случается. С тобой я основательно перестраховалась, больше месяца, прежде чем решилась на разговор.